В восемнадцать часов мы расселись в креслах на третьем ряду в актовом зале бывшего детского сада, захваченного «Инсайтом». Народу там набралось с полсотни человек: прыщавые юнцы, тетки бальзаковского возраста – основной контингент подобных тусовок.
Багир Ахманов чем-то походил на цыганского барона – смугл, волосат, в белом пиджаке, голубой рубашке и малиновом галстуке, с массивными золотыми браслетами на каждой руке. Стиль его выступления был нарочито деловой. Даже сухой.
Сегодня этот бухгалтерский подход на людей действует куда лучше, чем туманные, велеречивые, наполненные таинственностью и многозначительностью речи, так модные еще недавно. Все просто, вы заключаете честную сделку – вкладываете некоторую сумму в курс совершенствования личности, взамен получаете набор навыков и умений, которые позволят вам занять более высокое положение в обществе, повысить доходы, тем самым компенсировав расходы, и уйти далеко в плюс. Был ты тихим хомяком. После курса ты исключительный, ты хозяин судьбы. И гребешь деньги лопатой. Фетиш – деньги, остальное все приложение к ним.
Мерно вышагивая по сцене, Ахманов трындел, как заведенный, часа полтора. Расписывал блистающие перспективы в стиле Остапа Бендера – Москва станет Нью-Васюками, а Нью-Васюки Москвой. После этого сжато изложил прейскурант и быстренько свинтил, оставив всю толпу на сухую как вобла ассистентку в строгом темно-синем деловом костюме.
Мы устремились за ним в коридор. Настигли его около кабинета с массивной бронзовой вывеской, извещавшей, что здесь обитает сам Багир Ахманов, директор клуба «Инсайт».
– Нам бы переговорить, Багир Абдулатипович, – произнес я.
– Насчет записи к Светлане Евгеньевне, – дежурно улыбнувшись с отсутствующим видом, сигнализирующем – шли бы вы все, произнес Ахманов и толкнул дверь кабинета.
– Мы сами кого хочешь запишем, – я подхватил Ахманова под локоть и помахал перед его носом полицейским удостоверением полиции. – Поговорим?
Глаза руководителя клуба воровато забегали, севшим голосом он произнес:
– Попрошу в мой кабинет.
Кабинет был обставлен по-цыгански богато – шелковые портьеры, расписанный под золото потолок, стулья и секретер с бронзовой окантовкой, стол, заставленный блестящими и бесполезными финтифлюшками типа чернильного прибора, массивные фолианты в кожаных переплетах с золотым тиснением. Судя про всему дела у шараги шли неплохо, если ее хозяин мог позволить себе такой интерьер. С другой стороны – понты дороже денег.
– Чем обязан? – спросил Ахманов, усаживаясь в массивное кресло в стиле ампир по главе стола.
– Многим, – усмехнулся Роб. – Для начала, чем вы здесь занимаетесь?
– Мягкой психологической реабилитацией граждан, находящихся в состоянии психологического стресса, – четко оттарабанил четко Ахманов. – Вид деятельности прописан в соответствующих учетных и регистрационных документах, которые я могу вам представить.
– Ах, в документах, – кивнул Робин.
Ахманов сглотнул, поджав недовольно губы, и тут же бросился в бой:
– Если у вас есть ко мне вопросы в рамках ваших полномочий, я готов ответить на них в присутствии адвоката.
Такие заявления надо давить нещадно. И таких типов надо ставить на место жестко.
– Чего? – я перегнулся через стол и погладил лацкан его пиджака. – Тебе уголовный процесс нужен, душевед ты наш? С судом, прессой и прокурорами? Могу устроить. А для начала прикрою твою богадельню за психологическое насилие над гражданами и экстремизм. С ОМОНОМ, как положено. С наручниками и обезьянником.
– Это безумные обвинения! – подскочил он.
– А это мы посмотрим… – многообещающе произнес я. – Ты хорошо подумай и ответь мне, нужен тебе еще адвокат?
– Пока нет.
– Тогда отвечаем на вопросы предельно искренне, четко и по существу. Годится?
– Хорошо, если вы так…
– Много лишних слов, психолог, – я продемонстрировали фотографию Гремлина. – Был такой тип?
– Был. Кажется, зовут Дмитрий.
– Вы всех клиентов знаете по именам?
– Нет. Но этот запомнился.
– Чем?
– Вроде добросовестный, но не креативный. Зажатый. Мне казалось, он просто отбывает номер. Ему было неинтересно. Но базовый курс прошел. И сертификат получил.
– Зачем ему это было нужно?
– Затем, что мы – это их последний шанс. И они приходят к нам за ним. Они сами себя в корне не устраивают своей ничтожностью. Хотят измениться. Но без посторонней помощи им через себя не перепрыгнуть.
– И вы им помогаете перепрыгнуть?
Ахманов в ответ только пожал плечами.
– Создаете иллюзию, – кивнул Роб.
– Не даем им вздернуться в общественном туалете или перестрелять свой офис.
– Нужное дело делаете, батенька, – съязвил Роб.
Ахманов в ответ лишь злобно ощерился.
– Так и расстались с ним? – поинтересовался я.
– Нет. Он записался на специализированный курс «Объективная самооценка и доминирование в замкнутых социальных группах» на сентябрь… А что, он в чем-то замешан?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Он пропал. Его мать нам написала заявление.
– Найдется. Такие всегда находятся.
– Вы лично проводили у него семинары?
– Не все.
– И как он вел себя на семинарах?
– Я же говорил – тихо. Иногда его прорывало, и он толкал довольно бессвязные речи. Что-то о лжи, комплексе вины. И необходимости всеобщего очищения. Но я такие разговоры старался пресекать. Ни к чему эти псевдорелигиозные бредни. У нас же не секта, а наука. Психотехнологии
Робин саркастически хмыкнул.
– Напрасно смеетесь, – резко отреагировал Ахманов. – Это технологии, сертифицированные Ассоциацией психологов США.
– А, ну если США, – кивнул я. – А этот Дима – он с кем здесь общался?
– Здесь – ни с кем. Был замкнут. Но однажды я вышел из здания после окончания занятий и увидел его с каким-то мужчиной. Тот держал его за локоть. И что-то вкрадчиво внушал. Я еще тогда подумал, может он из этих… Из нетрадиционалов? Сейчас это модно.
– Все может быть. А что за мужчина?
– Невысокий, какой-то вертлявый, с усами. Неприятный.
– Композиционный портрет составить можете?
– Да что вы? Мельком видел.
– Когда это было?
– Я тогда в ВАК ездил – кандидатскую защищаю. Двадцать третье марта. Точно – этот день.
Больше ничего выжать из психотехнолога не удалось
Зато удалось изъять записи видеонаблюдения за 23 марта службы безопасности «Банка Москвы». Стеклянное око перекрывало подходы к филиалу банка, захватывало ограду и ворота детсада, оккупированного клубом «Инсайт».
Просматривая вместе с Робином на моей хате эти записи, я присвистнул.
Запись была цветная. Цвета блеклые, но четкость более-менее приличная – качества хватило, чтобы рассмотреть Диму и его собеседника.
Я встряхнул головой.
– Что, знакомый? – спросил Робин.
– Мимолетный знакомый.
– Это как?
– Это тот стервятник, которого я уложил на квартире Архимеда…
Глава 10
Эстетика заката
На этот раз Куратор назначил встречу на «Винзаводе», расположенном в 4-м Сыромятническом переулке, что в пяти минутах ходьбы от Курского вокзала. До революции в этих промышленных помещениях располагался пивоваренный завод «Московская Бавария», потом винный комбинат. А сегодня там вольготно раскинулся центр современного искусства.
Не знаю, с какой целью Куратор устраивал встречи в храмах искусства – возможно, проводил надо мной какие-то психологические эксперименты, пытался понять, может ли прекрасное и вечное пробиться сквозь толстую шкуру бывшего спецназовца ГРУ. В общем-то, может. Но редко.
В ожидании Куратора я решил ознакомиться с экспозицией – не зря же сто рублей уплочены. И теперь бродил внутри краснокирпичных промышленных построек, некогда бывших цехами, дегустационными лабораториями, винными подвалами.
Там царил лютый ужас.
Что только не создаст больное воображение. Человеческий скелет с отвисающим в причинном месте батоном колбасы. Картина «Песни мусора» с изображением чего-то непонятного, но исключительно гнусного. И сам мусор был рядом – какие-то огрызки, ошметки, разложенные в виде геометрических фигур. Скульптура из трех муляжей автоматов Калашникова с подписью «Ассоциация кармических модификаций». Ну и конечно длинные ряды картин, скульптур и фотографий с изображениями задниц, грудей и других обычно скрытых одеждой частей тела. Но задниц было больше. К ним творцы испытывали особую тягу, возможно, на этой теме у них произошла психологическая фиксация. Особенно порадовал пылесос, надувающий резиновую задницу.
