Принимать чью-либо сторону в подобной ситуации означало для меня весьма скользкий путь ведущий в совершенно запутанные дебри чужих передряг. Сейчас стоило сосредоточиться на предстоящем осмотре погибшего афалина, чем бы, или кем бы он там ни оказался - истинным ли Монахом, решившим исполнить то, что якобы уже произошло два стандартных месяца назад. Или очередным эфемерным "призраком" выброшенным непонятной силой на берег по неопределённым причинам. Пусть даже это и было некое нейтринное образование, оно всё же имело способность функционировать и жить, весьма чётко и органично повторяя внешние данные биологических существ.

  Вопросы по этому поводу у меня, как функционала Ксеноэкологии и представителя Института начали возникать спонтанно. Попытки разговорить Татсона закончились ничем. Поэтому, оставшись наедине с самим собой я стал теперь расходовать время более для размышлений и предположений, пускай и надуманных, что свойственно многим научным и лабораторным работникам для исследования проблемной тематики. Но однако же, стоило заметить, что быть замкнутым в одном аппарате с человеком, который не считает общение с тобой столь необходимым процессом, делает время совершенно невыносимым. И достаточно, долгим...

   10

  Вечер должен был стать совершенно иным, таким, как я его себе представлял на борту "Эрни" ещё при всплытии, под стабильное сопение Татсона. Откровенно надеясь на спокойную систематику материалов и рациональный анализ данных полученных после посещения маленького кораллового островка, мне уже виделся одухотворённый уверенностью и спокойствием размышлений отдых. Однако, открывшаяся картина трагической гибели дельфина резко изменила многое, привнося в необходимую для меня рабочую размеренность диссонирующую динамику. И как это ни казалось странным, её инициатором стал совсем не мёртвый дельфин, а мой подопечный. Именно Берт начал тот процесс переосмысления всего, что до сих пор считалось незыблемо верным.

  Спустя всего около полутора часов после отчаливания мезоскаф поднялся на поверхность у самого берега острова, своим абрисом более напоминавшем плавающий гриб, верхушка которого плоской шапкой лишь чуть - чуть поднималась над поверхностью. Основа же обрывалась глубоко в глубину океана на несколько сот метров.

  - Вылезайте, - голова батинавта заполнила почти весь зев открытого на верху люка. - И не забудьте прихватить лабораторный бокс.

  Голос Свена удалялся с последними слова.

  Головокружение, слабость и тошнота тут же дали о себе знать, когда я начал подниматься по трапу уже чувствуя прилив свежего воздуха Гекаты. Солоноватый, чуть с прохладой влажностью он начинал опьянять меня после стабильной замкнутой атмосферы Станции. Привыкший к подобным перепадам Свен с лёгкостью справился с люком надстройки и спрыгнул на песчаную поверхность, да так, что закачался весь аппарат.

  - Ладно, - прокричал я в ответ задирая голову к насыщенному не по - Земному, ярко - синему, но совсем, не грозовому, небу. - Может быть что - то ещё?!. Свен?!

  Ответом мне был плеск волн о борт "Эрни" и мерное покачивание подводной посудины. Пытаясь устранить небольшое головокружение и пульсацию в висках, я отыскал необходимое и направился вслед за Татсоном.

  Норвежец уже был на берегу и крепил фалл к какой - то небольшой основе. На нём были бордового цвета шорты и расстёгнутая пестрой расцветки рубашка; когда он успел переоблачится было совсем не понятно.

  Увидев меня он иронично заулыбался и подошёл ближе.

  - Давайте, что там у вас, - он забрал бокс и вещевой кейс. - Надеюсь, мы ещё успеем что - то застать...

  Мне стоило большого труда выбраться и спрыгнуть на берег. На фоне Татсона, я конечно же выглядел весьма специфично и официально, в своем форменном комбинезоне и в куртке с нашивками Станции.

  Остров оказался совершенно небольшим, каких - нибудь пару километров в диаметре по максимально удалённым точкам. И практически - пустынным, просматриваясь довольно хорошо, даже невооружённым глазом.

  - Ну и где же сам объект? - удивленно я начал водить по сторонам головой.

  - Должно быть где - то там, чуть дальше по линии берега.

  Честно признаться, в том направлении, куда указывал глубоководник совсем ничего не угадывалось, никакой туши, или хотя бы её сереющей тени.

  - Должно быть? - в недоумении переспросил я. - Свен! Фаллада уверял меня, что координаты полученные с орбиты без погрешностей и с точностью до минуты.

  - Вот и стоило бы Старику самому сюда добираться. Пусть рыщет в поисках очередного дубля. Я ведь вас уже предупреждал, - ответил норвежец.

  - Послушайте, Татсон, я ведь не из праздного любопытства вызвался в эту вылазку. И, честно признаться, отнюдь не в помощь вам. Мне необходимы факты и доказательства... - я вдруг запнулся. Что можно было говорить дальше, о чём: о том, что на Станции происходят весьма своеобразные вещи, объяснить которые логически, никто из контингента её команды совершенно не в силах? А мне, просто предельно необходимо докопаться до истины, которая постоянно проскальзывает сквозь мои пальцы, найти то, что послужило причиной гибели дельфина с весьма странным именем. Но если же сама смерть повторяется раз от раза, то что тогда здесь происходит?!

  Татсон сощуренно смотрел на меня:

  - Зачем?! - он поднял кейс всем видом своим показывая, что собирается идти на поиск. - Зачем вам нужны доказательства?! Разве не достаточно того, что само по себе уже есть и желает общаться с нами. Хотя бы таким образом.

  Будто очнувшись я подошёл к нему.

  - Свен, вы говорите так, будто являетесь представителем группы по контакту Института культурологических исследований.

  - Совсем, нет. Но это ведь тоже, не Земля. И с чем мы столкнулись ещё не ясно. - Он повернулся и пошёл вперёд. - Вас, учёных, можно уважать, но любить нельзя. Всё, что попадает в ваши руки вы непременно хотите разложить на мелкие части. И только для того, чтоб доказывать, что чего - то существовать не может.