Захлопнув за собой дверь, старик помчался по лестнице, отчаянно надеясь, что не запнется на мантии. Впрочем, преследователи сейчас должны быть оглушены магниевой вспышкой. Хитроумное устройство ему подарил один старый знакомый алхимик в благодарность за новые линзы для очков. Профессор успел преодолеть весь путь наверх, когда дверца снизу только открылась.

«Наверху меня уже ждут» – промелькнула мысль у Сандро, и он прижал к груди непонятно как оказавшийся в руке кинжал – «Надеюсь, Бьорн услышит и придет на помощь».

Последние шаги дались ему с видимым усилием, профессор давно уже забыл, что такое бег и передвигался в основном по своему дому. Он толкнул дверцу и почти вывалился в коридор. Щурясь от яркого света факелов, Сандро тут же увидел Бьорна, стоящего прямо у входа в потайную комнату. Но мгновение ликования сменилось горечью, стоило лишь профессору взглянуть в его лицо. То была смесь горя, печали и, возможно ему показалось, но на лице Бьорна отчетливо читалась надежда. Мужчина поднял руки в умиротворяющем жесте, крепко сжимая в кулаке дубину.

– Сандро, пожалуйста, остановись и сдайся им!

Сандро сделал шаг назад, но со стороны дверцы уже слышалась тяжелая поступь громилы. Профессор лихорадочно размышлял.

«Они давят на Бьорна, но как его так быстро нашли?»

Они готовились слишком долго. Лимаран наводил справки и начал поднимать своих агентов, видимо какая-то из этих нитей привлекла к ним паука, и теперь наступало время трапезы, ведь Лимаран уже попал в ловушку. Сандро необходимо спасаться самому и уже после пытаться вытащить своего товарища.

Он рванулся вперед, лелея надежду, что хозяин таверны не решится начинать драку, но Бьорн с горьким криком кинулся на Сандро. Боя не вышло. Старик, отмахнувшись рукой, в которой до сих пор был зажат кинжал, услышал сдавленный хрип и бросился в главный зал таверны. Он протолкался через людей, столкнулся с официанткой, которая уронила поднос с двумя кувшинами вина и расплакалась, и выскочил наружу.

На улице сгущались сумерки, и небо освещала лишь скрытая за тучами полная луна. Рассеянный свет падал на мощёную булыжником дорогу, создавая нечёткие, расплывчатые тени. Спешно обведя взглядом улицу, Сандро устремился в ближайшую подворотню, отчаянно надеясь оторваться от преследователя.

Дверь таверны резко распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял разъяренный громила, одной рукой он сжимал рукоять топора, висящего на бедре, а другой непрерывно тёр глаза и, щурясь, осматривал улицу. За его спиной показались ещё двое, более человеческого роста, в глубоко надвинутых капюшонах. Один из невысоких головорезов что-то прошептал громиле, после чего тот зарычал и развернулся было, чтобы войти в таверну, но в тот же миг ему в глазницу вонзилась стрела, а двоих его приспешников скрутили подскочившие завсегдатаи таверны.

Внутри, в проходе, ведущем из коридора с потайной дверцей, с луком в руках стояла Бьянка – помощница и приёмная дочь Бьорна.

По лицу девушки градом катились слёзы. Она заподозрила неладное, когда странный старик, с которым ушёл Бьорн, выбежал из таверны. Девушка пошла проверить всё ли в порядке и увидела приемного отца, лежащего на полу в луже крови, а по коридору мчался громила с топором в руке и кинжалом за плечом.

Бьянка тут же выхватила лук из-под барной стойки, и, как только громила решил вернуться в таверну, видимо подчистить за собой, пустила стрелу ему в глаз. К счастью, люди в «Сияющем петухе» хорошо её знали, поэтому сразу пришли на помощь, схватив двух подельников головореза.

Бьянка бросилась к телу приемного отца, но было слишком поздно – мужчину ударили ножом в горло, и по коридору разлилось красное озеро, над которым возвышалось тело могучего Бьорна. Неспособная сказать ни слова, девушка рухнула рядом с ним, разразившись рыданиями.

Бьорн буквально вытащил её с улицы, дал работу и кров над головой, относился к ней гораздо лучше, чем родной отец, которого Бьянка даже не помнила. Она привыкла к другому отношению и ценила эту неловкую заботу, пытаясь стать Бьорну лучшей дочерью и не обращая внимания на мелкие тяготы.

Бьянка видела, как он иногда тяжело вздыхал, глядя на неё, и порывалась спросить, что же случилось с его семьёй. Но каждый раз ей становилось страшно, что ответ, который она получит, может разрушить тот тонкий баланс, выстроенный ими в отношениях. Бьянку не волновало кто он на самом деле, ведь пока он был рядом, она была счастлива.

Была. Счастлива.

– Бьянка! – из горестного забытья её вырвал крик Джеймса, одного из братьев Уолтонов, старых знакомых Бьорна, часто захаживающих в таверну.

– Я иду, Джеймс, – из-за сдавленных рыданий её ответ оказался слишком тихим, чтобы его услышали, но Бьянка не стала повторять, а просто поднялась с тела Бьорна, мягко проведя ладонью по его лицу и закрыв своему приёмному отцу глаза. Её колени испачкались в крови, а на ладонях остались багровые отметины от ногтей, но Бьянка не замечала этого. Когда рушится целый мир, глупо обращать внимание на такие мелочи.

В зале царило напряженное возбуждение, грозившее перейти в самосуд. Видимо кто-то заглянул в коридор, пока она скорбела, склонившись над телом Бьорна, так что все в таверне уже знали о случившемся, и дальнейшая участь оставшихся соучастников его убийства была предрешена.

– Мы тут решаем, что сделать с этими будущими покойниками, – Джеймс сидел на стуле, подбрасывая кинжал в руке и недобро щурясь на лежащих головорезов. – Я бы предложил отрубить им руки и отпустить. Пусть пробегутся перед смертью.

– Братец, ты слишком милосерден! Я предлагаю отрубить им ноги, и пусть ползут отсюда подобру-поздорову, – Джон, младший брат Джеймса, сидел на столе рядом с ним и в конце своей реплики недвусмысленно обнажил меч, блеснувший хищным лезвием.

За последние несколько минут в таверне стало свободнее: более законопослушные граждане и те, кто не был близко знаком с Бьорном, поспешили покинуть место убийства. Впрочем, ни Бьянка, ни братья Уолтоны, никого за это не винили, ведь именно они были самыми близкими людьми Бьорна в последние годы, так что именно на них ложилась ответственность решать участь тех, кого считали причастными к убийству хозяина таверны.

Если кто-то из сбежавших посетителей таверны и позовет стражу, те придут не раньше, чем через пару часов.

Трупы есть, драки нет – торопиться им некуда. Поэтому времени для вынесения приговора оставалось более чем достаточно.

– Нужно объяснить всем, что произошло, – лицо Бьянки покраснело от слез, но девушка крепко сжала кулаки, и её голос почти не дрожал.

– Я могу поговорить с ними сам, – предложил Джеймс. Наемники Уолтоны знали Бьорна еще с тех времен, когда он работал на тайную полицию. – Скажу им, пусть расходятся. Нехрен тут смотреть.

– Это неправильно! – голос Бьянки все-таки надломился. – Они ведь помогли вам задержать тех двоих. К тому же большинство оставшихся здесь многие годы были знакомы с Бьорном и тоже будут скорбеть по нему! Я не опозорю имя своего отца жалкими рыданиями!

Девушка вытерла глаза и жестом попросила налить ей пива. Джеймс исполнил безмолвную просьбу, и Бьянка высоко подняла кружку, взобравшись на стол. Она абсолютно не знала о чём будет говорить, но слова пришли сами собой. Бьянка старалась держать себя в руках, чтобы не скатиться в рыдания и рассказала о Бьорне так, как если бы у него был день рождения. Рассказала о его доброте и мужестве, силе и мудрости. О том, как он изменил её жизнь, и о том, как он помогал другим. На последних словах она сквозь силу улыбнулась и осушила кружку с пивом.

Прощальная речь приёмной дочери тронула сердца посетителей и трапезную наполнили крики «За Бьорна!», «Бьорн!», все стукались кружками, осушали их и тут же поднимали новые.

Энтузиазм оставшихся посетителей, как понимала Бьянка, быстро начнет рассеиваться, когда дойдет до дела – выяснения имен нанимателей головорезов. Но это было неважно: если придется, она справится и сама.