– Все на колени, руки за голову! – рявкнул Симон, перехватывая инициативу. И, прежде чем Михась успел возразить, четверо обреченных выполнили приказ, погрузив колени в мокрый песок.
– Э! Симон! Хорош командовать. Тут есть один командир! Это я, – зло сорвался Михась.
Для подтверждения серьезности намерений, он усилил хватку. Седовласый охранник хрипел, царапая ногтями стальной ошейник. На его поясе болталась кобура, но Михась и думать не мог о том, чтобы завладеть оружием. Стоило дать слабину и открыться – риск поймать пулю головой увеличивался стократ. Слишком хорошо он знал, каким отменным стрелком слыл Симон.
– Я убью его! Теперь бросайте оружие! – приказал Михась, стараясь агрессивным тоном придать себе сил. Он отлично понимал, что охранники вряд ли пойдут на это. Симон с легкостью пожертвует одним из своих людей, если возникнет реальная угроза для жизни. И своей жизнью Михась был обязан тому, что начальник пока не отнесся к происшедшему серьезно.
– Бросайте оружие, мать вашу! – крикнул Михась, с досадой отмечая, как кривая ухмылка перекосила лицо Симона, и так рябого, страшного, с выступающими надбровными дугами, под которыми прятался хитрый взгляд.
– Ты загнул, мужик. На что ты надеешься? С острова хода нет.
– Не переживай за меня. За себя переживай. Пошли все на хрен из лодки!
– Ага. Помечтай.
– Решил дружком пожертвовать? – злорадно усмехнулся Михась. Охранник в его руках задыхался. Его лицо посинело, на губах выступила кровь.
– Все под небом ходим.
– К черту! Тащи ключи от наручников!
– Угомонись, сынок. Ты знаешь правила. У меня нет ключей. Они лежат вон под тем камнем у стены.
– Ублюдки. Вы все ублюдки. Ладно, хоть оружие у нас будет. А то хороши правила – с голыми руками на острове…
– Зачем тебе оружие, Михась? – добродушно спросил Симон. – Когда на тебя такая махина надвигается? – он замолчал, устремив беспокойный взгляд куда-то за спину Михася.
Штрафник не оглянулся. Он только едва повернул голову, попавшись на старую как мир уловку. Но Симону оказалось виднее. Автомат в его руках дернулся и плюнул огнем. Голова у Михася запрокинулась. Сквозная пуля с фонтаном крови выходя из правого виска, разворотила ему полчерепа и вынесла ошметки мозга.
Тело Михася еще дергалось на песке, рядом кашлял охранник, пытаясь втянуть в легкие спасительный глоток воздуха, когда Симон по-хозяйски ступил на берег. Он повел оружием из стороны в сторону, пересчитывая автоматным стволом стоявших на коленях штрафников.
– Ну что, смертнички, – невозмутимо сказал он. – Повеселились, и хватит. Правила прежние. Тот, кто дойдет до северной части острова – выживет. Грифон слово держит. Прощайте.
Он держал на мушке обреченных на смерть людей, пока не занял свое место в лодке харкающий кровью охранник. Один из бойцов толкнул судно от берега – без груза оно легко скользнуло по мелководью. Симон, с ходу перепрыгнув через борт, негромко скомандовал «полный вперед». Мотор завелся, лодка развернулась и понеслась в открытое море. Никто из охранников так ни разу и не обернулся в сторону безмолвных пленников острова.
Первым поднялся худощавый парень. Копна светлых, кудрявых волос, убранных в хвост, растрепалась. Пряди упали на выпуклый, покрытый испариной лоб, закрывая глаза. В морской дали, увлекая за собой пенный след, неслась к горизонту лодка. Вставало солнце, согревая лучами утонувший в развалинах остров. Парень поднял голову: в ослепительном небесном океане таяли белые барханы легких облаков. Быть может, это зрелище единственное, которое предстоит забрать в могилу. В качестве багажа, того самого, чем предстоит любоваться, прожигая вечность.
– Как ты, Димон? – спросил невысокий, коротконогий парень в камуфляже. Его нижняя челюсть была так далеко выдвинута вперед, что казалось, тот дурачится. Он поднялся, стряхивая с колен мокрый песок.
Светловолосый уныло улыбнулся, опуская голову.
– Держусь, – после паузы отозвался он и так глубоко вздохнул, словно вздох был последним в его жизни.
– Димон, это, – крепыш потянулся к нему и добавил тихо, чтобы никто не слышал. – Вдвоем вроде как больше шансов.
– Думаешь, они есть – эти шансы? – Против воли Димон улыбнулся. Странное дело – собственная вымученная улыбка едва не выжала из него слезы.
– Надежда есть, – хмыкнул крепыш.
– Мне бы твою уверенность, Русел.
– Днем раньше, днем позже, – по широкоскулому, отзывчивому на юмор лицу Русела поползла улыбка.
– Лучше уж полтинничком позже, оптимист. Я бы согласился, – бросил светловолосый.
– Раньше думать надо было, – встрял в разговор Кучер – накаченный, крепкий, с черными длинными волосами. Он поднялся, смачно сплюнул под ноги и пошел к крепостной стене, туда, где под камнем предполагались ключи от наручников.
– Чья бы корова, – проворчал Русел, прожигая спину парня в короткой куртке взглядом, полным ненависти. – Идея-то твоя была.
Но Кучер не оглянулся. Он шел – уверенный, широкоплечий, с шумом откидывая камни, попавшие под ноги.
– Умник, – выдавил ему вслед крепыш.
– Что теперь об этом? – вздохнул Димон. – Пойдем. С него станется потом закинуть ключ к чертям собачьим.
Русел кивнул и поспешил следом за Кучером.
Димон постоял, провожая глазами товарища. Потом повернулся к коротко стриженому парню – почти мальчишке, по-прежнему стоящему на коленях. На высоком лбу, у корней волос блестели капли пота, тонкие губы дрожали, пытаясь протолкнуть слова.
– Хватит страдать, Бодя. Пошли. – Димон пнул песок, поднимая облако пыли.
– Я говорил. С самого начала, – тихий шепот вплелся в шорох оседающего песка. – Предупреждал…
– Заткнись.
– Не надо было брать… Говорил. Кучер заставил… Меня. Вы все меня заставили! Я не виноват! – его крик с надрывным хрипом вырвался из легких. – Вы! Подставили меня! За что я должен умирать?! Я был против с самого начала!!
– Заткнись!
– Грифон! – Бодя запрокинул голову в небо и завыл. – Я не виноват! Меня подставили! Прости!
– Бодя, какого хрена? Теперь?
Но парень его не слушал. Он рыдал, прижимая к лицу руки.
– Ну же, Бодя, успокойся. Может, не все так плохо…
– Вы говорили: возьмем все, свалим на архипелаг, никто не узнает, – сквозь рыдания доносились слова. – Хватит денег до конца дней… Хрен, кто найдет…
– Возьми себя в руки!
– Грифо-о-он!
Парень опять завыл и Димон мысленно махнул рукой.
– Ладно, как знаешь, – устало сказал он. – Ключ оставлю на камне. Бывай.
Светловолосый развернулся и пошел к стене, оставляя за спиной плач и причитания. Он видел, с каким наслаждением Кучер потирает освобожденные от наручников руки. Возникла короткая перепалка и блеснувший на солнце металл полетел в сторону Русела, ловко подхватившего ключ на лету.
– Каждый сам за себя, – процедил сквозь зубы Кучер. Он свернул наручники и убрал в карман куртки. – Прощайте, мальчики.
Едва сдержавшись, чтобы не ударить широкоскулое лицо Русела, Кучер двинулся вдоль стены, пытаясь развалинами отгородиться от слюнтяев, загубивших дело. Будь его воля, а точнее, оружие хотя бы с двумя обоймами, хрен бы он позволил провожать его такими взглядами. Пара выстрелов в упор положили бы конец недовольству.
«Кто виноват?»
Кучер точно знал ответ на вопрос. Виноватый остается лежать в луже собственной крови, с дыркой в башке, нелепо дергая ногами.
Парень шел, зная, что его спину сверлят как минимум две пары глаз. Бодя остался сидеть на берегу и его всхлипы далеко разносились по острову. Слабак. Его вообще чрезвычайно просто оказалось заставить пойти на дело. Хотя – вот парадокс – первое впечатление от знакомства было прямо противоположным. Казалось, крепкий парнишка с упрямым взглядом – тихий омут, в котором водятся черти. А на поверку оказалось, что там нет и мелких рыбешек. Одна муть. И вся кажущаяся крутотень треснула как скорлупа на недоваренном яйце, выпуская наружу мягкое беззащитное нутро.