– Здравствуйте. Я Анна Степановна. Мне передали, что Вы меня искали.

Юрка объяснил причину и договорился о встрече. Тут же погнал к Анне Степановне домой.

Оказалось, что женщина раньше работала нянечкой в доме-интернате, куда после смерти бабушки отправили Веру. Рассказала, что девочка была замкнутая, молчаливая, выдавала по слову в день, а с другими детьми почти не общалась. Но с Анной Степановной они очень сдружились. Дети у той разъехались по дальним городам, и мать навещали очень редко. Вот и прикипела душой одинокая женщина к одинокому ребёнку. Гостинцы ей каждый раз носила, одёжку подштопывала и пр. Как могла опекала. Но вечно в детдомах никого не держат, и когда Вере исполнилось восемнадцать, выдали ей путёвку в самостоятельную жизнь и, что самое главное, ордер на однокомнатную квартирку (это уже Анна Степановна постаралась – долго директорские пороги обивала). Квартирка была в старом двухэтажном бараке, на окраине города, но зато своя, изолированная. Жить бы да жить молодой девчонке, да нашлись недобрые люди. Скорее всего, в корыстных целях, как раз из-за этой самой квартирки, Верочку и убили. Дело было тёмное, подозреваемых подержали, помурыжили какое-то время, да отпустили восвояси. Потом в той квартире ещё с десяток хозяев поменялось. Все какие-то ханыги переселённые.

А Верочку схоронили на том же кладбище, где и бабушка её лежала. Только рядом не получилось – свободного местечка не нашлось. На свои деньги Анна Степановна купила ей белое подвенечное платье с фатою и белые туфельки. Родных и друзей у девушки не было, да и добра никакого не успела нажить. Чемоданчик небольшой с простенькими платьями, да мишка большой плюшевый. Его-то Верочка, когда в реанимации ещё живая пришла в сознание, попросила убитую горем Анну Степановну положить к ней в гроб, а ещё фотографию старую, которая у неё была.

– Да я тебе сейчас её покажу! Каюсь, не исполнила последнюю просьбу мученицы Верочки и не стала фотокарточку в гроб класть. Там же с ней ещё мальчик был один. Негоже это живых с мёртвыми хоронить!

Достала пожилая женщина старую карточку и тут же охнула.

– Да это ты ведь, Юрий?!

– Да, мы с Верой ещё в детсаду сфоткались. Папка мой нас снимал. Я тогда ей как раз медведя плюшевого подарил.

– А медведя твоего я, как она и просила, положила ей под крылышко! Может, не так одиноко ей там будет…

Юрка побледнел, но ничего не сказал.

– Заходи, Юра, когда хочешь, поговорим, чайком угощу. Вижу, добрый ты человек, хороший. И Верочку нашу не забываешь…

Анна Степановна заплакала, а Юра, сославшись на дела, собрался уходить. Но на пороге женщина задержала его руку и пристально глядя в глаза, произнесла: «Мёртвое – мёртвым, живое – живым. Не забывай покойную, да люби живую…» И перекрестила на прощанье.

Под впечатлением от встречи и в смятении от того, каким чудесным образом могла обыкновенная плюшевая игрушка переместиться из заколоченного гроба под землёй на травку могильного холмика, дома парень всё рассказал своей девушке. Та было не поверила, но как не верить? Вот такая же фотография, как у Анны Степановны (Юрка порылся в своих фотоархивах и выудил оттуда идентичную фотку), вот мишка плюшевый – один в один! Правда, не разговаривает, а лишь рычит.

Уговорила невеста парня отвезти медведя обратно и оставить там же, где и взял. Пусть останется со своей хозяйкой. Рано утром решили поехать. Как раз впереди ждала суббота, сад-огород, и дорога по пути.

Выдвинулись часов в шесть утра. Девушке не терпелось избавиться от неприятного плюшевого конкурента. Мишку Юра пристегнул ремнём безопасности к заднему сиденью, чтобы на пол не упал. И тот сидел там, как настоящий пассажир, поблескивая глазёнками. На выезде из города попали в густой белый туман, который зависал и у кладбища. Из-за плохой видимости Юрка всё не мог найти нужную своротку, чтобы подъехать поближе. Остановился на трассе, чтобы выйти и осмотреться. Девушка выпорхнула из машинки первая, а парень чуть замешкался. И буквально через несколько секунд в зад Юркиной «копейке» влетел междугородний автобус. Автобусник из-за тумана заметил препятствие поздно. Несмотря на вдавленный тормоз, удар был оглушительной силы. Спинка водительского кресла, не выдержав напора, переломилась на шарнирах, и Юрку забросило на заднее сиденье…

Когда ошеломлённая девушка и пассажиры из автобуса подбежали к разбитой «копейке», увидели голову парня на перекошенной шее, прислонённую лбом к заднему пассажирскому стеклу. Из носа тоненькой струйкой часто капала кровь, глаза были закрыты. Парень неглубоко и редко дышал минуты две-три, не шевелясь, а потом утих. Его никто не трогал, все были в шоке от увиденного. Потом всё-таки один из пассажиров осторожно открыл заднюю дверь, и на землю из салона вывалилось что-то. Тут же в туманной тишине раздалось чёткое: «Спасибо, Юра…»

На земле лежал плюшевый мишка и блестел своими пластмассовыми глазами-бусинами.

17.06.2016

_{Фото автора}

Этот рассказ я услышал от одного знакомого коммерсанта, в свободное от бизнеса время – заядлого охотника и натуралиста. Зовут его Георгий. А случай произошёл лет пятнадцать тому назад.

Тогда Георгий в одной из своих охотничьих вылазок случайно познакомился с мужиком-отшельником лет пятидесяти. По имени Геннадий, Гена. Тот жил совершенно один в лесной глуши где-то на границе Свердловщины и Тюменской области. В ближайшую деревню, до которой по таёжным буеракам вёрст пятнадцать, перебираться Гена не желал. Да и смысла особого не было – деревенька тоже умирающая. Ходил туда в сельмаг за мукой-спичками раз в полмесяца, а то и реже. Пропитание добывал себе сбором дикоросов, рыбалкой и, конечно, охотой. Места почти нехоженые. Только пара местных мужиков промышляет. Ну, и редкие городские охотнички, типа Георгия, время от времени наведываются. Потому разной дичи, ягод и грибов всегда в достатке.

В молодости Гена был женат. Но семейное счастье оказалось коротко. Всем сердцем любимую жену Зиночку унёс на тот свет несчастный случай. То ли спиленным деревом придавило, то ли рассыпавшимися брёвнами на работавшей тогда ещё леспромхозовской пилораме. Не любил Гена на эту тему говорить. Детишек так и не успели завести. После того, как леспромхоз развалился, полустанок, возле которого стояло несколько домов, забыли. Товарняки и электрички больше здесь не останавливались. Несколько семей, живших около, побросали свои хозяйства и разъехались по близлежащим деревням. Остались только Геннадий с престарелой матерью да сестрой. Так и жили втроём посреди леса несколько лет. Потом мать умерла. Сестра же уехала в город на поиски счастья, где и пропала с концами.

Гена остался коротать свой век один посреди заброшенных таёжных мест. Но нисколько этим не тяготился. К суровой лесной жизни был привычен с детства. От одиночества не страдал. На своём подворье продолжал держать поросят, козочек и кур-несушек. Правда, последние года два оставил лишь курей. Ибо на запах скотины всё чаще стали наведываться лесные разбойники – волки. Особенно зимой. Почуяли, что люди ушли из этих мест, и распоясались. Каждую ночь принялись кружить вокруг Гениного жилища. Мужику приходилось держать оборону, как защитнику Брестской крепости. Никакого покоя. Вот и пришлось поневоле заколоть кабанчиков, а следом козочек, одну за другой. Пока это не проделали серые хищники. Собаки у Гены тоже надолго не задерживались. Год-два и попала зазевавшаяся жучка на завтрак к беспощадным волчарам…

После того, как ликвидировал скотинку, хозяйственный мужик переключился на сад-огород. Рассадил побольше корнеплодов с зеленью, построил большую теплицу под огурчики-помидорчики. Ну, и про ягоды не забывал. Одна беда – расплодившиеся по какой-то причине в девяностые, дрозды с каждым годом всё большими полчищами стали атаковать урожай. Почище саранчи. Как с ними бороться, Гена ума не мог приложить. Целыми днями ведь не будешь в огороде руками махать. Чем только не пытался отпугивать. И блестящую фольгу по кустам развешивал, и тушки самих подстреленных дроздов. Ничего не боятся, заразы!