Юный Гермес, как он был прекрасен в этот момент, Трисмегист Четыремегист (четырежды великий), Кватромегист. Стали, разделись умылись, причастились и... ещё раз стали, разделись, умылись, причастились.
- Готово? Раздавайте.
Половая грязная женщина вышла из загона, как скрытая конница. На крупе у нее висел мешок со сдутыми шариками. "Сейчас вы увидите главный религиозный культовый эпизод новой расы", - шепнул мне на ухо Беппо Отпетый.
- Надуть шары, - скомандовал Пит. - Надуть шары. - И толпа стала дуть в шарики. - Дуйте сильнее, выдувайте бесов из себя, сильней дуйте. Да что ты натужилась, старая? - Тут одна старушка потревожила атмосферу неприличным звуком. - Вон отсюда. Ты мне мешаешь. Прогоните её.
- Я... я... я... о-о-й, я больше не буду... - это была та самая книжница, с которой беседовал Беппо на скамеечке у Норд Балласто Кретине дель Петто, близ порта города Нирбана, где мы прогуливались однажды в сумерках. Наконец надули шары.
- Хватит! Держите шар в левой вытянутой руке. И произносите: в отместку-поместно-уместно-кука оброкко-окойокко-бес окаянный оброка-барокко-вон из бутылки жизни-кретинки, вон, вон, в загон его, в загон, дух свинья, пошла, пошла! Вон, вон, в загон, йокко--хамма-охла-мамма-умма-сумма-триума-дваума-шабаш-шшшш-шабаш-шшш-шабаш
-ввш-шабаш-всссссс. Всё! - истошно завопил мальчик Баста Бачетто. - Всё, вы очистились.
Шары лопались. Толпа кидала в воздух чепчики и в трансе ложилась на мокрую землю: "В экстазе излечиваются все болезни".
- Спасибо, Йоххо, спасибо, наш Вытравитель. - Ура. Церковь святого вытравителя духов. Долой искупительные штучки. Мы больны и хотим выздороветь. - Спасибо, Йоххо - ух-ха - юк-ха...
- Все вон отсюда, ну! - разгонял толпу будущих сутенеров небесного царства надзиратель Нутый. - Ну ты, ну ты, ты смотри у меня, - и ус крутил, - смотри, я те!.. - вопил Нутый, - я те, кузька, покажу мать!.. Хватит, по норам!
И толпа расползалась, как застывающий цемент. Нутый гляделся на этом фоне грандиозно. Можно было подумать, что его залепили в самый центр цементной массы в виде кола или стойки... Операция удалась.
- Пит-Пол-Пот! Пит-Пол-Пот! - скандировала расходящаяся толпа...
- Ловкий парень Пит, - не без зависти говорил Беппо. (Уж не был ли он отцом ребенка? - ни с того ни с сего возникло у меня дерзкое подозрение, но я погасил мысль, чтобы она не дошла до многоопытного сенситива Беппо II) Говорят, в далекой России во времена Елисаветы или Екатерины, уж не помню, простите, дворянских детей зачисляли в полк с пеленок, чтобы ко дню совершеннолетия, когда дворянин должен был вступить в армию, у него накопился достаточный стаж для получения офицерского чина. Судьба позаботилась в подобной манере о хитреце Пите. Представляете, мальчику не было ещё и двух часов от роду, как уже начался его религиозный стаж. Он вопил, писался, звал маму, а число его исцеленных сторонников росло, паства вела записи, записывались в очередь на индивидуальную исповедь, и списки были составлены уже на ближайшие 50 лет. Бедный Йокко. Как закабалены пророки, как закабалены они...
Тюрьма Санта Йохо ди Богема. Сегодня там состоится культовый вечер парфюмпоэтов. Будет выступать концертмастер Бит. Юра Бит, или, как его коротко зовут дважзисты-поэты, Шкура Бит. Шкура Дер.
Бит начал раскачиваться. Шнурок обвился вокруг шеи.
- Юрод, Ирод-урод, Юрочка, давай Невсходящего. Прочти нам оду к народу-юроду.
- Не помню. Заткнись, Опошлевич, заткнись, Похабный! Я ненавижу этого поэта.
- Но ведь Несходящий твой любимый кунсштюк, Юрочка, - сказала Дева Змея (её просто для краткости называли по знакам зодиака).
- Я ненавижу Несходящего. Сегодня я его ненавижу, потому что он лучше, а пока мы любим то, что лучше нас, мы несносные жалкие подонки. И нет импульса к прогрессу. Прогресс в искусстве зиждется на авторской амбиции, правда, ребята-художники? - Бит-группа мотнула общей головой. Спилла (или Дева) забредила:
- Ну, Юрочка, давай Несходящего... Умоляю, ну спой его:
Отель американа
святая обезьяна
тоска тебя сюда скликала.
- Нет людей, всё, нет людей, некому читать. Вы раньше станьте людьми, а потом покупайте билеты на мой вечер. (Боже, что творилось 25, 9, 19, тридесятого в стане парфюмпоэтов!)
- А я, по-твоему, кто? - с галерки бросала перчатку Дева-Ева. - Змей, спой. Спой из Вознесенскина-Высоцкина или из Илюши Непотребного на идише, помнишь:
Ой мама, ой мама, зачем ты меня родила?
Ой, мама, ой, мама, ой, мама,
должно быть, ты с ума сошла.
- Вознесенский - подонок, я же вам говорю. У него жена Быдлова, актриса, она старше его на десять поэм, а он пишет по полпоэмы в год, посчитайте. Она водит его, как маленького, за ручку. Я презираю его. И лицо какое-то сучье. Какое-то пятно на парфюмерной фирме "Россия". Точка. Могу продать с молоточка все его рифмы.
- Точка. Делайте съемку. Ну, как я выйду, зямка, семка?
- Ты что ж, подлец, не работаешь для потомков? Что, свои фото на завтрак жрешь, что ли? Твоя собачья воля...
- Ну, снимайте, снимайте меня, пока я буду раздеваться. Мальчики, отвернитесь...
Юра Дуров входил в экстаз. Надо было его прекратить:
- Прекратить, Дуров, вон из своей шкуры. Сдирай кожу, а то получишь в рожу. Пошли в гардероб, я тебе там закачу в лоб... А какая есть у Окуджавы песня - "Кошкодавы":
С детства кошкодавы
мы...
прошлое - слепой в мешке котенок.
Я всю жизнь карабкаюсь из тьмы,
рву бечевку,
срывая ногти.
Мы кошкодавы, мы давим слепых котят, ребята, с детства жалейте котят... Я, как слепой котенок, верчусь у жизни в мешке... - какой кошкодава-окуджава.
- "Кошкодава" - моя любимая пластинка, - сказала с палеолийским акцентом одна армянка, сидевшая в центре в Главной Дыре космоса комнаты.
- Уйди отсюда, дура, уйди, тебя же сейчас засосет в воронку, профетически предупредил медиум Метроном Эгрегорович Спекулянт-Книжников. У него была борода Самсона и немножко деревенский акцент.
Горожане любят деревенскую породу, она неказиста, отзывчива и хороша для татуировки. Собирались на лекцию-татуировку по астрологии халдеев.
- Балдеем, подруга, - материлась Ксюшка подружке по телефону. - А ты будешь ходить на лекции? Ой, как мы там умнеем-балдеем! Там такой обалделый парень Сашка Шмок. Рост с Тарантошку, метра два, глаза - спокойная пантера перед броском. Слушает каким-то третьим ухом, смотрит - третьим глазом. Ну приходи, послушай. Завтра он будет читать лекцию, которую украл из астрала. Представляешь, обворовал там целое книгохранилище и проституирует идеи (тут она засмеялась в трубку). Да нет, это он так говорит, что проституирует. Я так не считаю. Там вся династия Городских-Похабкиных будет. Сталевары-Волкодавовы-Кознокрадовы, Мы-вам-рады, Мыловары и Кошмары всей семьей, ой, приходи, побалуемся.
- Лекция? Кажется, название "Свет испитый" или "свет Египта", не помню. В общем, будем сидеть при свечах, лампочки погашены, так что познакомишься с технократом Сашкой Шмоком. Ну, пока, Люська...
- Слушай, неужели будут все Кошмары? Я поругалась с Иоськой Кошмаром, кошмар какой.
- Да ну его, комар-какой-то. Вытянет хоботок: ле-ле-тю-тю, - извините, пожалуйста, я вам не надоел?.. Тьфу!
- А как тебе Вуська? У Вуськи - авоська. Вуська носит...
- Как, Вуська беременна?
- А ты не знала? Этот Эгрегор как на нее посмотрел, да как подпер её локтем, так она пошла в туалет, вырвала и... забеременела. Теперь они судятся об алиментах.
- Так у нее ещё не родился ребенок?
- А она на случай: мы, говорит, и глазом прелюбодействуем. И надо платить, нечего было бедную женщину...
- Ну и дура! Не ходила бы на лекции!
Анекдоты инквизиторской
1. Драматург Кобылинин принес пьесу критику Куражкину. "Я протестую, это взято из моей личной жизни!" - завопил Скуратов. "Я тоже, может, протестую, но у меня три полка поддержки, мистер Скряга Помойкин. Так что, не попишешь. Подуй и печатай." "Но здесь почти всё матом!" "А ты мат переправь на термины".