- Слушайте, Трюс, вот вам носовой платочек, вытрите ему лоб, у него горячка...

- Что вы, что вы... это ведь не смирительная рубашка... Впрочем, давайте, Вольтер тоже обматывал лоб тряпкой, когда не хватало вдохновения... Слушайте, уж не за-воплотился ли наш пират?

- Психиатр, я те попсихуя, я те... попсикола... попсихую... - Пират был безнадежно пьян. Парфюмерные напоили его Само Дуром.

А чего можно ждать от пьяного бандита? Что проткнет живот хозяину? Беппо затаил злость на время, которое работало против него, сделав так, чтобы пират Пудри Мозги в этот решающий в жизни психиатра день напился вдрызг...

Ко мне подошел бледный, взволнованный Фюрер Пит.

- А вы-то знаете, мсье Страх, что Беппо - еврей?

- Я думал он - тутанхамон, египтофаг. А он - юдофоб, жидолюб. Какая оригинальная родословная, какая любопытная профессия, - отшучивался я. Но очередь не пробила живот апостола.

- Страх! (Так он меня звал, что ж, лучше чем Трюс!..) Страх, помогите мне. Беппо готовит на меня покушение, а я готовлю покушение на Беппо.

- Я могу вам помочь только одним: помиритесь и готовьте покушение на меня. Это сделает вас друзьями.

- Вы не лишены человеческого элемента, Страх Божий; сядьте в транс, я подарю вам исцеляющую улыбку.

- Нет, Пит-Беппо, нет, предтеча мессии, нет, Аскорбинка-Алисочка, я вам не дамся за так. (Зреют интриги на испанском дворе, чешутся чьи-то бесстыжие фиги, и уже открыта черная книга, и гадает по ней лютая ведьма Платяной Мешок Для Смертных Голов) - Я боюсь, Трюс - космический флюс; страх Божий...

- Шекспир, - сказала мне постаревшая за сутки, проведенные в компании Исхака Цыплячьего Алиса, моя бывшая пассия. Мой неразложенный пасьянс, моя непроглоченная слеза. - Шекспир, что же ты не пришел?

- А что было?

- А Битова били.

- А кто бил?

- Никита Зашибаев и ещё его друг Сашка Шмок, и потом их общий друг по общаге Кифский... Началось с того, что Битый сказал, я увлекаюсь кабалой. А девку Никиты Зашибаева звали Камбалой. Оба они работают прожекторами в кинематографе. "Камбалой"? И Никита съездил Битому по экрану. Фильм - конфетка получился, Битый сидел и причитал... - я как разбитое корыто...

- Хорошо, что меня не было. Я пока пьесу не писал, я пока не жил, только дышал.

А что делали-то во втором акте?

- Была группинг-медитация. Обвязалось одним канатом, стали в круг: Битый принес футбольный мяч в сетке, и мы того, кто был в центре, - изображал расцветающий лотос - били по сахасраре (Совокупный барабан главного церемониймейстера планеты...) Потом обалдевшего, полуживого клали в круг на ковер, и тот как пробка вылетал через открывшуюся щель Брамы. Потом рассказывал, что видел, - сверяли с Книгой мертвых.

- Вписались?

- Били, пока не видел, что написано... Изумительно было, м-р Чистоплюй. Вы - много потеряли.

- Ничего, найду, м-зель Тантра, - сказал я.

- Если следующий раз пообещаете и не придете, то Битов вас больше не будет приглашать и будете сидеть со своими блохами да телевизором во лбу.

Потом, в эпилоге, бросали жребий, кому с кем идти. Мне выпало - с Камбалой.

- Я с тобой не хочу, - укусила меня Камбала в ухо своими острыми проклятыми зубами. У меня своя рыбка - ракушка на примете.

- Но жребий.

- Переиграем, - сказала Камбала, и вышло ей идти с решкой-учительницей из спецшколы, не помню как её там звали - Квасной Кружкой или Классной Кружкой...

- А ты понаглела, ты повзрослела, Алиса. Сколько зим мы не виделись, сколько семестров лютого ветра прогуляли мы...

- Дурак, я тебя люблю, не понимаешь, что ли, - подбоченилась Алисочка. Приходи ко мне.

- Нет. Я могу любить только там.

- Приходи сегодня к Джен-Битову. Там я тебя буду бить и любить, а могу и убить. Принеси зубную пасту, половину плавок и очки для подводного плавания. Будем все вместе писать стихи в ванной.

- Как, прямо под водой?

- Да, в космо-водоеме...

О-м-м - вам являлись статуи со дна ленноградских рек, мне же душу выматывают и жить не дают голоса ста тысяч стенающих душ... но впрочем зимний лес и волчья стая близ меня воет - это их голоса. Я кантор из той синагоги, где прихожанами - голодные волки.

О, истинные ближние

те, что честны - не выжили,

и нет им места в памяти.

Их оболгали памятники,

их обошли беспамятством

седые вдовьи головы,

а мясорубки сборные

на человеческих костях

перемололи память в прах...

Благодари Бога, что не тебя убили по ошибке...

Москва, 1976г.