– Чего тебе, юродивый? – на правах старшего поинтересовался Русаков.

– Ik ben een voormalig Navigator van het fregat «Fortuna»… облизнув губы, кое-как выдавил из себя оборванец.

– Говорит, что он бывший штурман фрегата «Фортуна», – пояснил Говоров, за годы учёбы немного освоивший голландский говор.

– Скажи ему, чтобы проваливал… – усмехнулся в ответ Лазарев. – …У нас в России возле каждого кабака по дюжине таких вот штурманов.

В то время как Демидов и вовсе отпихнул попрошайку в сторону. Тот обречённо, медленным и шаркающим шагом направился к выходу из харчевни.

И только Говоров сжалился над убогим голландцем. Он догнал лоскутника и протянул тому золотую монету.

– Neem dit (вот возьми).

– Heel erg bedankt… – радостно залепетал бывший штурман. – …Ik weet niet hoe ik je moet bedanken. Neem dit tenminste…

При этом осчастливленный Германом старец протянул Говорову колоду игральных карт.

Герман попытался от неё отказаться.

– Nee, dat hoeft niet (нет-нет, не нужно)…

Однако оборванец оказался чересчур настойчив.

– In alle oprechtheid (от чистого сердца)…– назвавшийся бывшим штурманом, вложил в руку Говорова ту самую колоду. – …Mijn naam is Van dey Kuist. Accepteer (меня зовут Ван дей Кюйст; прими)…

– Oké, ik neem het (ладно, возьму), – Говорову ничего не оставалось, кроме как согласиться. Тем более что в харчевню на ту минуту уже успели ввалиться семеро бородатых моряков.

При этом Герману показалось несколько странной, последовавшая за тем реакция бывшего штурмана. Дело в том, что, передав русскому офицеру порядком затасканную колоду карт, Ван дей Кюйст выглядел гораздо счастливее, нежели парой мгновений назад, когда он получил из рук Говорова золотую монету.

Меж тем вошедшие в харчевню моряки вели себя чересчур по-хамски. Они были крепко выпившими и откровенно озлобленными. Говорову отчего-то показалось, будто бы этих горе-моряков ранее выгнали из иного питейного заведения. Вот и пожаловали они сюда, дабы добрать положенную им норму спиртного, а за одно и мстительно «почесать свои кулаки».

И, похоже, предположения русского офицера имели под собой реальную почву. Кроме того, что вели себя бородатые посетители, как последние свиньи: орали, сыпали вокруг себя похабными ругательствами, брызгали слюной, с каким-то особым остервенением отшвыривали, попавшие на их пути столы и стулья, под тяжёлую руку англичан, случайно попал и сам Говоров, на тот момент, замешкавшийся с голландским попрошайкой у самого выхода.

– Get out!.. – один из бородачей ударив Германа в плечо, бесцеремонно отшвырнул ундер-лейтенанта в сторону.

Герману не раз приходилось слышать о грозном «ударе английских моряков». Сейчас же, отлетев к столу, за которым сидели трое его спутников, похоже, он ещё и испытал тот удар на самом себе.

– Ах ты, сука британская! – вскипел Демидов.

Русские офицеры одновременно вскочили со своих мест, разом обнажив шпаги. Как не крути, а была задета не только офицерская честь их боевого товарища, а ещё и честь Державы, которую они ныне представляли.

К Русакову, Лазареву, Демидову успел присоединиться и Говоров, встав плечом к плечу со своими сослуживцами.

Блеск стальных клинков несколько остудил пыл подраспоясавшегося «английского флота». В некотором ступоре непрошеные гости замерли на месте. Тут-то, улучив благоприятный момент, и рванули, было, малочисленные силы «русского десанта» в решительную атаку.

Однако бессмысленное кровопролитие меж нынешних союзников, всё же удалось предотвратить. Один из бородачей (более и менее трезвый) вышел вперёд, прикрыв своей широкой грудью, пьяное английское войско.

– That's enough (всё, хватит)… – англичанин поднял вверх руки. – …I want to apologize for my guys. I think we went a little too far. We have drinks (хочу извиниться за своих ребят. Кажется, мы несколько перегнули палку. Выпивка за нами).

Английское слово «дринкс», как и русское «водка» – в особых переводах вовсе не нуждались…

Офицеры фрегата «Полтава» покинули харчевню достаточно поздно, когда на дворе уж совсем стемнело.

– Всё-таки хорошо, что мы не схлестнулись с этими англичанами… – в полумраке улицы, подметил прилично поднабравшийся Русаков.

– Не переживай. Если б дело дошло до реальной схватки, то будь уверен, мы бы не оставили британцам и шанса, – усмехнулся в ответ Демидов.

– И какой был бы в том толк… – тяжело вздохнул Говоров. – …Если разобраться, то англичане оказались вполне нормальными ребятами.

– Рассуждая так, как ты нынче рассуждаешь, очень скоро можно прийти к выводу, что и шведы могут быть вполне приличными людьми… – развил первоначальную мысль Лазарев. – …Уж точно, не хуже наших британцев.

– Эх, и разбередили вы мне душу своими разговорами о борделях… – всматриваясь в темноту, завертел своей головой Глеб Демидов. – …Пожалуй, прогуляюсь-ка я к своей старой зазнобе. Ведь не каждый день нас отпускают на берег до утра. Потому и грех, не использовать каждую минуту, предоставленной нам свободы.

– Не желаешь нас с собой взять? – как-то совсем уж издалека поинтересовался Семён Лазарев.

– Отчего же? Пошли… – недолго думая, согласился Демидов. – …Так уж и быть, покажу вам настоящий Женский переулок, Женскую слободу, Закоулок девственниц, Переулок роз с красными фонарями и удивительными барышнями.

– Глеб, я что-то не пойму… – усмехнулся Русаков. – …Ты здесь учился или бледовал?

– И то, и другое… – задорно ответил Демидов. – …В отличие от некоторых малахольных, сил и энергии у меня на всё хватало.

Как позже выяснилось, молодые люди напрасно потратили битый час на полуночную прогулку к одной из окраин города. Бордель оказался закрыт. Закрытыми были и соседние заведения аналогичного профиля.

Болтавшийся у крыльца вышеозначенного борделя: ни то дворник, ни то сторож (а может, ещё какой служака) пояснил следующее:

– С недавних пор, часы работы женских домов Копенгагена строго регламентированы. Запрещена работа в первой половине дня, а также в канун воскресений и прочих церковных праздников. Если вы не в курсе, то завтра празднование Успения Пресвятой Богородицы, посвящённое воспоминанию о кончине Божией Матери Марии, и её телесного вознесения на небеса. Данный праздник в католической иерархии имеет статус торжества, высшей степени. Потому, вы нынче и не найдёте в городе открытых домов терпимости. Так что, молодые люди, ищите свободной любви и доступных девочек на улицах города. Возможно, вам удастся заполучить кого-то из приезжих дам. Они нынче не только нарасхват, но и в хорошей цене.

– Выходит, не повезло… – тяжело вздохнул Глеб. Он уж собрался податься прочь, как спохватившись, вновь обратился к полуночному датчанину. – …Милейший, не подскажешь, как поживает мадмуазель Клотильда? Помниться, пару лет назад была здесь одна, весьма привлекательная куртизанка.

– Конечно же, я понял о ком именно идёт речь. Была здесь такая… – в знак согласия закивал головой служака. –…Да, только, увы… Полгода назад Клотильда скончалась.

– Как?.. Отчего?.. Что с ней случилось?.. – обескураженный Демидов схватил за рукав датчанина. Очевидно, весьма хорошо врезалась в его память та жрица любви.

– Негодная хворь… – как бы, между прочим, ответил местный. – …Данную хворь, так же именуют французской болезнью.

– Никогда ранее не слышал о подобном недуге… – ничего не понимая, тряхнул головой Глеб.

– Пошли-пошли… – Мирон толкнул Глеба в спину, увлекая того прочь. – …Я по пути тебе всё объясню.

Возвращаясь в центр Копенгагена Русаков, как умел, разъяснил соотечественнику то, что сам едва знал о заморской болезни, ныне известной под названием сифилис.

– …Короче, страшная зараза. К тому же, весьма коварная. Потому как поражает самое святое… – Мирон закончил своё долгое повествование, когда офицеры вновь вышли на пристань.