– Я смотрю на тебя и думаю: счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, – продолжил между тем Роалль.

Рангхиль нахмурилась.

– Ты намекаешь на что-то, брат мой?

– Ни в коем случае! – он принял столь невинный вид, что сразу стало ясно: конечно же, намекает. – Я просто замечаю, как идут дни. Быстро, быстро…

Ранди знала, что он никогда не поступит против совести. Никогда не велит ей выйти за человека, о котором она скажет: «Нет», – если не возникнут на пути непреодолимые обстоятельства, и от этого брака не будет зависеть выживание всех. Бывают вещи, которые сильнее личных желаний. Но по доброй воле Роалль никогда бы так не сделал. Слишком хорошо близнецы знали друг друга, слишком сильной была между ними родственная связь, чтобы брат мог жестоко поступить с сестрой. Однако, беспокойство Роалля можно понять: если ему, двадцатилетнему воину, можно погодить и не брать пока никого в жены, то для Ранди время уже проходит. Отец попустительствовал ей, да… А в голосе брата слышится не только смех, но и беспокойство.

Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого свои порядки заведены и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна – настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!

Только вот она еще этого человека не встретила.

– О любви поют скальды, но, возможно, ее и вовсе нет на свете, – пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.

Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя жара стояла; сгреб их обоих в объятия и прогудел над головою тяжелым колоколом:

– Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!

– Еще не в сам дом, а только на порог, – засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав этот сдавленный смех, наконец, отпустил Роалля. Ранди сакс прижимал к себе чуть дольше, но и ей через пару мгновений даровал свободу. Говорили она на саксонском – в честь уважения к гостю, к тому же, данский язык сосед понимал плохо, а объяснялся на нем и того хуже. – А теперь заходи, тэн, и будь дорогим гостем в нашем доме.

– Будьте желанным гостем, – кивнула и Рангхиль, и тэна с его свитой пропустили в длинный зал.

Прежде чем заявлять о делах, следовало выполнить ряд условий, без которых хорошая беседа не начинается. Проще говоря – обед, переходящий в ужин, и ужин, переходящий в завтрак. Рангхиль надеялась, что где-то между ужином и завтраком удастся вставить словечко, однако надежда эта сияла слабо. Тэн Лефстан славился не только своей мудростью, вездесущестью и редкой удачливостью, но и способностью поглощать огромное количество съестного и эля.

В зал принесли еще несколько длинных столов и скамей, за которыми смогли разместиться люди обоих владетелей. Шум поднялся невообразимый: когда в одном месте собирается много мужчин, которые, к тому же, не виделись целую вечность – с апреля! – то все они стремятся перекричать друг друга, дабы поведать новости и похвастаться чем боги послали. Ранди взяла на себя честь прислуживать брату и гостю. Она подливала эль в их кубки, подносила мужчинам самые вкусные блюда, над которыми на кухне корпели с позавчерашнего дня, и лично острым ножом отрезала по громадному куску от жарившегося над очагом поросенка. Тэн Лефстан наблюдал за нею с удовольствием, и его взгляд так временами напоминал отцовский, что Ранди невольно вздрагивала. В такие моменты она чувствовала, как сильно ей не хватает отца.

Говорили о всяком: о соколиной охоте, грядущем сенокосе, погоде, походах и королевских придурях. Тэн Лефстан рассуждал немногословно, но со знанием дела; Рангхиль всегда замечала за ним, что, несмотря на кажущуюся громогласность, он больше слушает, чем говорит. Потому, наверное, и знает так много. В обществе, где все стараются друг друга переорать, как вон сейчас за нижними столами, искусство навострить уши и извлечь выгоду из услышанного весьма ценно.

– Слыхал новости из Уэльса, – неторопливо рассказывал тэн Лефстан. – Говорят, Грифид ап Лливелин нанес поражение Грифиду ап Ридерху и вернул себе Дехейбарт. Также говорят, что он заключил союз с Эльфгаром, знакомым вам эрлом Мерсии и сыном Леофрика, который был изгнан из своих владений эрлом Гарольдом. А еще слышно, будто все они собираются пойти на Херефорд.

– И выступить против эрла Ральфа? – удивился Роалль. – Но у него же укрепленный замок, и армия вооружена на нормандский манер! Это преимущество.

– Да, но что только ни творит жажда справедливости! – заметил Лефстан. Ранди иногда не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

Рангхиль прислушивалась к беседе мужчин, однако, не так тщательно, как обычно. Ее занимали собственные мысли. Как скоро можно будет пригласить тэна Лефстана покинуть длинный зал и отправиться туда, где можно поговорить без помех?

Случай представился лишь несколько часов спустя, когда за порогом уже сгустились летние сумерки, тягучие и сладкие, как темный мед. Тэн Лефстан завершил свой рассказ о Йорвике, где успел побывать в мае, и спросил Роалля:

– Пригласил ли ты меня для того, чтоб я тебе рассказывал о городских улицах, или с каким-то умыслом?

– Какой умысел! – запротестовал Роалль. – Моя дружба и расположение прозрачны, как слезы!

– Данский воин рассуждает о слезах? Тут точно кроется какой-то подвох! – гулко захохотал тэн Лефстан.

– Это я имею умысел, а не мой брат, – созналась Рангхиль. Сакс перевел на нее внимательный и – вот удивительно! – вполне трезвый взгляд. За столом было выпито уже немало, однако на ясность взора тэна Лефстана это не повлияло.

– Женщины коварны, дорогой друг Миккельсен! Чем же ты хочешь завлечь мой разум, валькирия?

– Ваш разум, ваш опыт и ваш совет. Только, – Рангхиль обвела рукою зал, – не слишком хорошо рассуждать об этом здесь.

– Я не имею секретов от моих людей, – нахмурился Роалль.

– Да, брат мой, только дело не в секретах. Никто не станет скрывать важных решений. Но для того, чтобы их принять, необходима тишина, дабы ничто не отвлекало. Я предлагаю пройти в сад, и еду, и питье для нас принесут туда.

– Ну что ж, пойдемте! – согласился заинтригованный тэн Лефстан.

Сад, находившийся внутри замковых стен, очень нравился Рангхиль. Она часто проводила здесь время, возилась с лечебными травами, произраставшими тут, или вместе с другими девушками шила, устроившись на скамье у старого колодца. Сегодня по приказу госпожи сюда вынесли стол, и на нем уже дожидались своего часа пузатые глиняные бутыли с элем. Служанки принесли мясо и зелень; тэн Лефстан опустился на скамью, жалобно скрипнувшую под его весом, и шумно вздохнул:

– По правде говоря, приятно вкусить пищи не в жарком зале, а на природе! Это напоминает мне те времена, когда мы отправлялись в длительные походы и неделями ночевали под звездами.

Старый тэн мог долго предаваться воспоминаниям, и в иное время Ранди с удовольствием бы его послушала, однако сейчас у нее имелись более важные дела. Она торопливо проговорила:

– Как я уже сказала, тэн Лефстан, нам нужен ваш совет.

– Это ты измыслила, будто совет нужен, – пробурчал Роалль. За два дня брат успел разочароваться в идее и посчитал, что ничего решать не нужно. Вот придет Кенельм Олдхам с войной – тогда решение станет очевидным, простым и приятным. Для настоящего воина нет момента слаще того, когда намечается сражение. Рангхиль понимала Роалля, она и сама знала, что такое упоение битвы, однако сейчас ее мнение и мнение брата, в кои-то веки, разошлись.

– Я настаиваю, что мы должны больше знать о своих врагах, – повторила она слова Роалля и вновь обратилась к тэну Лефстану: – Вы знаете все на свете. Чего нам ожидать от Олдхамов?