Хальдор с небольшим отрядом вернулся из Лондона буквально утром: он отвозил те средства, что причитались с плуглендов[3] за миновавшие месяцы, в казну. Миккельсены не доверяли сборщикам налогов, предпочитая доставлять королевские деньги сами. А то кто знает, сколько звонких монет по дороге осядет в карманах хитрых саксов!

Саксы вообще были… назойливы. Конечно, они пришли на эти земли раньше, разогнав предыдущих обитателей; но как бритты склонились под их властью, так теперь настало время саксам подчиниться датчанам. Или это время уже прошло? Здесь, в Данелаге[4], этого совсем не чувствовалось. Однако мир больше, чем Данелаг.

К сожалению.

– Что еще говорят в столице? – спросила Рангхиль. Она была занята, когда Хальдор возвратился, и потому не слышала его рассказа. Сейчас ей не хотелось отлучать бравого вояку от его соскучившейся супруги, новости мог пересказать и Роалль.

Брат, однако, медлил. Он взял с блюда кусок мяса и снова бросил собакам – те, не ожидавшие подобного подношения, вцепились в еду, урча и рыча.

– Роалль?..

– М-да. Хальдор привез кое-какие вести, касающиеся нас с тобой, – осторожно начал он.

– И что же это? – Чем играть с воображением, Рангхиль предпочитала узнать сразу. Судя по тону Роалля и по тому, что он не начал с этих новостей – они неприятные.

– Видишь ли, Кенельм Олдхам снова подал прошение его величеству, чтобы ему вернули причитающиеся земли. Оставив нам тот клочок, на котором стоит крепость и наделы у леса. На замок и наделы данов он претендовать не рискнул.

– В следующий раз рискнет, – поморщилась Рангхиль.

Так она и знала, что это дело не останется в прошлом. Саксы назойливы – она ведь об этом уже думала сегодня? Вернуть земли, которые вот уже много лет тебе не принадлежат, – вернуть не силой, так хитростью. Что может пообещать королю Олдхам, если не солидную долю? Здесь нет солидной доли, владения Миккельсенов не так уж и велики…

Когда король Кнуд Великий снова вернул датчанам английские земли, на время уплывшие из рук, сражавшийся в рядах его войска Олаф Миккельсен получил земельный надел с несколькими деревнями и право передавать его по наследству. Сейчас хозяином земли сделался Роалль. Однако до того, как достаться Миккельсенам, эти холмы и плодородные равнины бесхозными не были. Они принадлежали саксам – семье Олдхамов, которых милостиво не выгнали совсем, только оставили им во владение значительно меньше земель. А могли бы и вовсе перебить… Однако Кнуд полагал, что уничтожать все население Англии, если оно в чем-то с ним несогласно, – самая настоящая глупость. Потому саксов постарались сделать лояльными, не слишком притесняя и давая возможность накопить утраченные богатства и своей службой опять возвеличиться. Ситуация с годами менялась, саксонские тэны[5] приобретали все большую власть, однако здесь, в Данелаге, это ощущалось гораздо меньше. Тут по-прежнему было много датчан, действовала система датского права, крестьяне в большинстве своем являлись свободными – словом, не слишком-то много шансов оставалось у прежних владельцев, что эти земли когда-нибудь возвратятся к ним. Кое-кто смирился, кто-то отправился на службу к королю, дабы заново заслужить владения и почести, кто-то и вовсе подался на континент, а кто-то, вроде Кенельма Олдхама, пытался действовать хитростью. Войска у него не имелось, доход с земель он получал небольшой, и сам не был захвачен соседями лишь потому, что они у него уродились мирные. До поры до времени.

Олдхама Рангхиль знала: несколько раз он приезжал к отцу, а затем явился на похороны, дабы засвидетельствовать свое почтение соседям, понесшим утрату. Тогда-то Ранди и проведала о том, что Кенельм претендует на земли за рекой, да поскорее. Роалль все чаще посвящал сестру в дела, а к концу прошлого года девушка прекрасно разбиралась в том, что происходит. Кенельма Олдхама нельзя недооценивать.

Ведь, несмотря на то, что в Данелаге сохраняются свои законы, датчанам по всей Англии сейчас приходится туго. Многие защищают свои земли с оружием в руках, некоторым не особо влиятельным тэнам пришлось даже возвратиться в Данию. Смена власти никого не оставляет в стороне, а когда на острове, пусть и достаточно большом, смешивается столько народностей, войн и взаимных обид не миновать. И политика нерешительного Эдуарда, о которой благородной девушке лучше не размышлять (все равно никуда от мыслей не денешься!), ни к чему хорошему, наверное, не приведет. Рангхиль просто не знала. Отец всегда говорил, что жить приходится в вечно изменяющемся мире, а значит, стоит быть готовым к любым неожиданностям. Олаф Миккельсен знал, о чем говорил. Он сменил одну страну на другую, холодные ветра Дании – на английские дожди, и постоянно был готов к сюрпризам. Его смерть тоже стала неожиданностью, и все же… Все же он умел чуять ветер, как никто.

Близнецы чуяли ветер гораздо хуже.

Вот и сейчас: стоило бы призадуматься, почему Кенельм больше не заглядывает к Миккельсенам, почему прекратил говорить с ними о спорной земле. А он, оказывается, решил воззвать если не к христианскому Богу, то к одному из Его помазанников на земле: непосредственно к королю Эдуарду. Если долго вертеть хвостом при дворе, словно хитрый рыжий лис, можно, принюхавшись, узнать, куда дует тот самый нужный ветер. И цапнуть его зубами и когтями.

Мало ли влиятельных персон нынче в Англии…

– Я не думаю всерьез, что король удовлетворит эту просьбу, – продолжал Роалль неторопливо. – В самом деле, у него хватает забот. Но есть не только король…

Мысли близнецов, как всегда, сходились.

– К кому может обратиться Кенельм, если король Эдуард откажет ему? – задумчиво произнесла Рангхиль и погладила сунувшегося ей под руку пса.

– Он не в тех отношениях с эрлом Гарольдом[6], чтобы претендовать на его внимание и помощь; к тому же, Гарольду Олдхам ничего не сможет пообещать. Разве что службу, но тому и так служат влиятельные. – Роалль помолчал. – О других его родовитых и властвующих друзьях мне ничего не известно, иначе, может, давно бы мы с тобой работали в свинарнике, сестричка.

Шутка была так себе, но Ранди улыбнулась. Пес извивался, ластился, подсовывал лобастую башку, чтобы и за ушами почесали.

– Впрочем, отец говорил, что у Кенельма имеется довольно влиятельный родственник при дворе Вильгельма, – припомнил Роалль.

– На большой земле? – уточнила Рангхиль.

– Да, в Нормандии. Его зовут Манстан из рода Олдхамов, и он, поговаривают, большой друг герцога. Живет при его дворе в Кане, пользуется милостями, довольно богат. Не сомневаюсь, что он не откажется от клочка английской земли, если Кенельму хватит ума ему предложить в обмен на помощь или поддержку.

– Почему же Кенельм до сих пор не обратился к нему? – поинтересовалась Ранди.

– Откуда мы знаем? Может, и обратился, – пожал плечами Роалль.

Рангхиль задумалась.

– Ты полагаешь, они найдут средства, чтобы нанять воинов и отвоевать свои бывшие владения? – Эта мысль вызывала беспокойство.

– Если вспомнят, где границы проходили, – кисло пробурчал Роалль, – хотя я не сомневаюсь, что у Олдхама все записано. Он ведь и писать умеет, ты слыхала?

Выдающиеся успехи Кенельма в каллиграфии не интересовали Рангхиль.

– Ты тоже умеешь, – напомнила она, – и даже я. Не в том дело, Роалль. Неужели все действительно так серьезно? Что же ты мне не говорил?

– Я не хотел тебя расстраивать.

– Это жизнь. Расстроюсь я или нет, если Олдхамы завтра будут под стенами с войском, мне нужно об этом знать, – покачала головой Ранди.

– Не надейся, что я заколю тебя, дабы эти саксонские мужланы не могли с тобою потешиться, – мрачно пошутил Роалль.

– Конечно! Кто добровольно лишит себя одного из лучших мечей?

Брат и сестра невесело улыбнулись друг другу.