И сказали: Ты ли Христос?"
То есть - попытка осудить Иисуса еврейским религиозным судом имела место в дневное время, как требует того еврейский закон. Вообще, ночью запрещено рассматривать дела, которые могут привести к смертному приговору обвиняемого. У Матфея и Марка, как неоднократно отмечалось, этот суд состоится ночью, а рано утром Иисус был передан Пилату.
Но по сравнению с тем, что происходит в Евангелии от Иоанна, это сущие пустяки.
Во-первых, по Иоанну Иисус был арестован вовсе не в пасхальную ночь.
Ведь уже после ареста "...от Каиафе повели Иисуса в преторию. Было утро; и они не вошли в преторию, чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху." Стало быть, пасхальная ночь было впереди. И действительно, ни ??пасха??, ни ??возлежание с учениками??, то есть ??последняя вечеря?? у Иоанна не упоминаются.
Более того - его распяли в предшествующий празднику день, 14 Нисана, в "Эрев Песах" - и, вдобавок, не в третьем часу, а, самое раннее, в шестом:
"Тогда была пятница пред Пасхою, и час шестый... Тогда, наконец, он предал Его им на распятие."
Согласно Иоанну, Песах в том году благополучно начинался в субботу (а не в пятницу). И в самом деле:
"Воины, напоивши уксусом губку и наложивши на иссоп, поднесли к устам Его.
Когда же Иисус вкусил уксуса, сказал: совершилось! И, преклонив главу, предал дух.
Но так как тогда была пятница, то Иудеи, дабы не оставить тел на кресте в субботу, ибо та суббота была день великий (то есть 15 Нисана - А.Э.), просили Пилата, чтобы перебить у них голени и снять их."
Короче говоря, Иисус был распят в пятницу перед праздничной субботой, а не в праздничную пятницу, как в других евангелиях.
Интересно, что о воскрешении именно на третий день или на исходе третьего дня Иоанн прямо не говорит:
"Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежит воскреснуть из мертвых", - без уточнения сроков (от Иоанна, 20, - последняя глава - 9).
Лука в последней, 24-й главе, говорит:
"...Сыну Человеческому надлежит быть предану в руки грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть."
Матфей в предпоследней, уже цитированной 27-й главе:
"...мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: "после трех дней воскресну"."
Как мы помним, у Булгакова Пилат встретился с Иешуа строго по Иоанну утром в канун праздника, и через несколько часов подсудимый был казнен.
Но суть дела на этот раз не во времени и не в пространстве. А просто именно у Иоанна Пилат и Иисус ввязались в философскую дискуссию, закончившуюся, как часто бывает, предательством. Что Булгакову и требовалось.
Прежде всего, несколько слов об истине. На истине сошлись у Булгакова Иешуа и Пилат:
- А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?..
- Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины...
- Зачем же ты, бродяга, неа базаре смущал народ, рассказывая про истину?.. Что такое истина?..
- Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова...
После этого Пилат приказал развязать арестованному руки.
У Иоанна, глава 18:
"Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?
Иссус отвечал: Царствго Мое не от мира сего... Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.
Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в нем."
Итак, сошлись оба героя на вопросе об истине. Богословские обвинения сами собой отпали. И в евангелии, и в романе Пилат решил спасти обвиняемого.
В рамках уже достигнутого взаимопонимания булгаковские герои обмениваются следующими веселыми фразами:
- Чем ты хочешь, чтобы я поклялся? - спросил, очень оживившись, развязанный.
- Ну, хотя бы жизнью твоею, - ответил прокуратор, - ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
- Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? - спросил арестант, если это так, ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
- Я могу перерезать этот волосок.
- И в этом ты ошибаешься, - светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, - согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?
- Так, так, - улыбнувшись, сказал Пилат, - теперь я не сомневаюсь в том, что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобой по пятам...
Признаемся, что никогда не понимали, что имел в виду Иешуа - ведь перерезать волосок вполне может и не тот, что подвесил... Отчего же это утверждение так понравилось Пилату?
У Иоанна это и короче, и яснее:
"Пилат говорит Ему: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и имею власть отпустить Тебя?
Иисус отвечал: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше; посему более греха на том, кто предал Меня тебе.
С этого времени Пилат искал отпустить Его..."
Итак, и подвесить, и перерезать могут только Небеса, и Пилат с этим согласен. Казалось бы, еще немного - и обвиняемый будет освобожден.
Но тут - у Булгакова и Иоанна, в отличие от Матфея, Марка и Луки, возникли политические обвинения.
У Булгакова все очень выразительно:
- Все о нем? - спросил Пилат у секретаря.
- Нет, к сожадению, - неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
- Что еще там? - спросил Пилат и нахмурился.
Разумеется, в этот момент все было кончено - ведь совершенно очевидно, что римский прокуратор не готов занять место подсудимого.
У Иоанна эта история еще выразительнее:
"Иудеи же кричали: если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, враг кесарю...
Тогда была пятница пред Пасхою, и час шестой... Пилат говорит им: Царя ли вашего распну? Первосвященники отвечали: нет у нас царя кроме кесаря.
Тогда наконец он предал Его им на распятие."
В самом деле - а что ему оставалось? Подать в отставку? Покончить с собой, как подумывал булгаковский герой? Самому занять место подсудимого? Времена были лихие.
Все это - как и многое другое - отсутствует у Матфея, Марка и Луки, зато присутствует у Иоанна. И у Булгакова.