– Приехали.
– Ага, всего доброго,– я, как всегда, немногословна с таксистами.
Думаю, что знаю, как проверить его.
Так, ключи, ключики. Дверь. Лестница. Дверь. Вот я и дома.
– Вуф, я пришла!
Валяется, телек смотрит, бездельник, ща я его напрягу.
– Вууф!
Блин, да он еще и спит, совсем на работе измотался, бедненький.
– Вуфчанский! Я вернулась.
– Привет, ну и как съездила?
– Все живы- здоровы. По сути, они меня типа согрели, обогрели и я очень рада, что они пока еще со мной.
– Ух ты. Ты прям как на камеру говоришь. Кстати, я очень устал и хочу спать.
– А по-моему, ты дуешься. За что можно узнать?
– Нет, не дуюсь, серьезно тупо хочу поспать.
Ну на один вопрос у него сил должно хватить.
– Вуф, я хочу переселиться. Заберешь меня?
– Куда? Зачем?
– Помнишь мой влог с Шири-ланки? Я хочу себе вид на море, как у того храма, который я посетила.
– Забей. Не тупи.
– В смысле не тупи? Хочешь сказать я тупая?
– Вовсе нет…
– Слушай я хочу быть предельно понятной. Если хочешь жениться, увези меня заграницу.
– Не гони никуда мы не поедем.
Наглец! Еще и отвернулся.
– Вуф, я серьезно.
– Я тоже. Ты недальновидна. Нам будет тяжело за границей. Кем там работать вообще не представляю, тем более я человек творческий и у меня все возможности здесь в Москве.
– То есть, ты не хочешь?
– Мне хорошо с тобой, но за границу – вообще не вариант. А если тебе захочется вновь переехать? Раз ты у нас интерзвезда, то что, я должен буду тебе во всем потакать? Так ты представляешь наш брак?
– Значит, нет?
– Нет, и все, спокойной ночи.
Козел.
– Раз так, то собирай завтра шмотки и до свиданья.
– Что, вот так раз и все? Тебе нужен я или заграница?
– А тебе – я или Москва? Я поставила всего одно условие, а ты залупился будто, не знаю … тебе насрать! Сваливай отсюда, чтоб через десять минут тебя тут не было.
– Ну и иди ты, овца паршивая.
Вот и пусть убирается, тоже мне муж, ничего даже отвечать не буду, пусть чувствует себя победителем. Пойду приму ванну, да полежу подольше. Вылезу как раз к его уходу, так сказать очистившейся. Все, забыли о Вуфе, больше о нем даже думать не буду, не то что вспоминать. У меня нет времени на сожаленья. Несмотря на такой резкий и печальный конец наших отношений, мне кажется, я получила взамен равнозначную отдачу. Мне кажется, я знаю: что не так с нашим миром. Бабушка сказала, надо быть жертвенным, а в наш век вообще трудно представить, чтобы человек пожертвовал своим статусом и, разменяв квартиру в Москве, уехал бы жить куда – ни будь на север в деревню, и мог бы жить только на поддержании семейного очага. Все из-за того, что люди все больше заботятся о своем статусе, о своей репутации, имидже… такая чушь! Реально, но чушь, которая не делает людей ни на йоту ближе друг другу, это чушь, которая повсюду. И, кстати, о птичках, мне тут в ленту пришло…
"Пока человек живет тихо и спокойно, никому не мешая, всем все равно; когда человек живет тихо и спокойно, хоть в чем-то помогая обществу, его любят; а когда человек живет громко и вызывающе, мешая одним и помогая другим, каждый смотрит на него по-своему. Жаль, что мы живем в век, в котором великим может стать только человек третьего типа."
Глава 3.
Exile.
Первое, что я почувствовал, когда очнулся, было ощущение полета. За этим последовал град ушибов. Яркое солнце ослепило глаза, когда я их открыл, тут же понял, что только что упал с лестницы, подмяв под собой велосипед, на котором хотел совершить прыжок.
На меня смотрело несколько ребят, сидевших на ступеньках, посреди огромной площади, полной людей. Они смеялись, глядя на меня.
– Где я? – спросил я их поднимаясь на ноги.
Увидев свои зататуированные руки, я обомлел.
– Кто я? – был мой второй вопрос.
– Колян, ты че? – спросил один.
– Че с ним? – спросил другой
Я взялся за голову и, в полуприсяде заходив из стороны в сторону, начал сокрушенно бормотать: "Ребята, ребята, ребята"
– Что с тобой, Колян? – спросил незнакомый паренек.
– У тебя опыт внедрения? – спросил еще один.
Я, только сейчас поняв, что я для них некий Коля, сорвался с места и побежал за угол старинного здания, стоящего во главе площади. На углу несколько человек стояли, слушая гитару. Я, неожиданно выхватив инструмент из рук игравшего, под всеобщее одобрение, взял баре на пятом ладу. Определив тем самым что мои способности меня не покинули, я успокоился, отдал гитару обратно и направился дальше.
Кинув взгляд на небо, я увидел осенний листопад, вьющийся спиралью вокруг солнца. Это явление почему-то напомнило мне о средневековье; в это же мгновение кто-то схватил меня за руку.
– Ты истинный испанец, судя по этой татуировке.
Взглянув на надпись от локтя до запястья, которое схватил, как я решил какой-то конкистадор, я прочитал латинскую фразу:"Зло везде"
– Мы построим этот храм заново,– сказал испанец и повернулся в сторону строящегося здания – недостроенной копии того, что стояло рядом – Ты поможешь мне сделать Испанию великой вновь!
Это восклицание из его уст было подпитано резко напрягшейся атмосферой темнеющего неба. И я поспешил, вырвав сжатую руку, удалиться. Напоследок я крикнул:
– Просто повесьте на старое здание новую табличку.
Появившийся на пути переход оказался пустым. Он привел меня в метро, где по дороге к вагону меня перехватил какой-то китаец. Он говорил на своем родном языке и, к моему удивлению, я его понимал.
– Я помогу вам сделать рекламу – сказал я в ответ на очередное выражение китайца и взял протянутый им косяк.
Затянувшись анашой, я почувствовал небывалое вдохновение и, сделав еще несколько шагов, оказался перед створчатой дверью вагона, которая вела в подвал. Подвал был ярко освещен, словно это была какая-то студия. Три дополнительных китайца следили за моими действиями. Я встал к одной из освещенных стен и произнес:
– Надежность и удобство путешествий в компании с эиртрэвэл.
На пару мгновений я почувствовал необходимость говорить без остановки, но, воспротивившись, – отвлекся. За спинами китайцев просиял еще один дверной проем. Я вышел из него на улицу и оказался на рынке в толпе людей, рассматривавших полные вещей коробки. Вещи здесь не продавались, а раздавались.
В одной из коробок лежала куча женских панамок, и я подумал взять одну в подарок какой-нибудь девушке. Но передумал. Затем я почему-то решил, что найду свою единственную по этой панамке. Мне показалось, что для этого нужно лишь запомнить цвет панамы и цветы на ней, но словно в ответ на эту мысль, я услышал женский голос:
– Да, конечно, так и будет.
Взяв кепку из соседнего ящика, я вышел из толпы и обнаружил себя в знакомом парке. Такой же, вроде бы, был рядом с моим домом. Может это он и был, я как-то не разобрался. В моей левой руке внезапно оказалась бутылка с водой, а на ногах были одеты шорты и кеды. Я вдруг решил, что пора готовиться к какому-то забегу. Я бежал с максимальной скоростью, достаточно долго, нисколько не запыхавшись пробежал с километр, но, почему-то, мне это дело надоело, и я перешел на шаг.
– Что его не устраивает? – услышал я далекий тихий голос.
Проигнорировав этот голос, я сделал очередной шаг и увяз. Наклонившись, я поднял комок земли, которая оказалась густой как каша и, словно недопонимая, что это за субстанция, начал мять ее. В нескольких метрах от меня залаяла собака. Она была на поводке у человека, одетого в устаревшую военную форму, что обозначило для меня время Великой Отечественной войны, в которое я, похоже, перенесся.
Немедля я принялся брать высоту. Пригорок слева от меня оказался невысоким и, как я и ожидал, за ним находился вражеский отряд. Я увидел здание с аркой, проезд в которую был перекрыт машиной, окруженной четырьмя постовыми солдатами.
Первым моим действием было нападение на ближайшего солдата сзади. Прикрывшись им, как живым щитом, я душил этого солдата, пока тот не выпустил винтовку из своих рук. Взяв оружие, я атаковал в штыковую еще одновременно троих солдат. Пара взмахов вправо и влево, и они легли замертво. Войдя в арку, я обнаружил группу пленных, охраняемых двумя вооруженными. Я решил опробовать винтовку и выстрелил. Никогда ранее не пользовавшись оружием, я, естественно, промазал. И, к своему сожалению, попал в пленную бабульку. Солдаты сразу же повернулись в мою сторону, но не успели они поднять свое оружие, как я по очереди застрелил их обоих.