1.      Первая парта, средний ряд – одно из мест там занимала, что, наверное, не удивительно, отличница-зубрила (ведь есть отличницы, которые действительно умницы, и я восхищаюсь такими девочками) с ужасным характером по отношению к одноклассникам, а не к учителям, разумеется. Такая, я думаю, есть в каждом классе.

2.      Первая парта, ряд у окна – одно из мест там занимал Тимоня, так мы его звали. Он был тихим, не в меру упитанным, с интересной причёской под названием «я проснулся и пошёл в школу», не отличник, хотя постоянно что-то писал, и он был единственный мальчик в нашем классе, который сидел один. Остальные два мальчика сидели, как Вы понимаете, не одни и не вместе, а с девочками.

3.      Последняя парта, ряд у стены – одно из мест там занимала девочка, которую я уже и не помню как звать, впрочем, как и некоторых других моих так называемых одноклассниц.

В общем, выбор был не велик и предсказуем. Первая парта, соседка девочка – неплохой вариант. И пускай у неё скверный характер. Если её не трогать, она не доставит особых хлопот. Но к всеобщему удивлению, и особенно к моему, Анна подошла к моей парте и села рядом со мной. Моя соседка в это время болела и, да простит она меня, я был этому очень рад.

– Привет, я Аня, – с лукавым взглядом и легкой улыбкой прошептала она мне.

– Вова, – почему-то, тоже шёпотом ответил я.

– Я помню, – уже не глядя на меня сказала Аня, сделав контрольный выстрел, или, если выразиться более гуманно, по-философски – шах и мат.

– Разве ты сидишь один? – стальным голосом спросил меня директор, стальным взглядом усиливая эффект голоса.

– Моя соседка заболела, а свято место пусто не бывает, как Вы видите, – ответил я, как всегда в разговоре с ним применяя издевательский тон.

– Зато тебя уже давно ждёт другое место, – напомнил о моём переводе в другой класс директор.

– И тебя, – еле слышно, сквозь зубы пробурчал я.

– Ты что-то сказал? – классический вопрос в сотый раз услышал я из уст директора.

– Я сказал, что моя соседка заболела. Вы разве не слышали? – отыграв удивление продолжал издеваться я, получив в ответ лишь порцию стального взгляда, уже без голоса. Потом директор как ни в чём не бывало сделал пару объявлений в виде напоминаний, в это время как раз пришла учительница, и, закончив своей коронной протокольной фразой «Хорошего учебного дня», он вышел из класса.

– Мы знакомы? – не стараясь быть оригинальным спросил я у Ани.

– Да, – коротко ответила она, продолжая смотреть в сторону доски.

– А подробнее? – не скрывая, что заинтригован, продолжал я.

– Минуту назад ты сказал, что тебя зовут Вова, Вы разве не слышали? – процитировала мне Аня последнюю фразу из моего издевательского ответа директору.

– Я оценил твою шутку, – деловито ответил я, стараясь казаться серьёзным и особо не раскисать перед ней, что было нелегко. Смотреть на неё и не раскисать было совсем нелегко!

– Проводи меня домой после уроков, – наконец-то повернув голову в мою сторону, ответила Аня, продолжая смотреть мне в глаза спокойным взглядом, будто ожидая ответа.

– Да, – с опозданием в вечность ответил я, и только после этого она снова отвернулась в сторону доски, а на её губах появилась легкая улыбка, знак того, что она довольна проделанной работой, и ещё один, уже, наверное, миллиардный мальчик, очарован ей. Шах и мат.

Весь урок я просидел уставившись в доску, я старался больше не смотреть на неё, да и дурной пример заразителен, к тому же. И моё положение было незавидным. Её присутствие за моей партой полностью ограничило мою свободу в наблюдении за классом и общении с ним во время урока. Я никогда не сидел за партой ровно, всегда в полуразвёрнутом состоянии – лицом к классу, спиной к окну, иногда прячась от глаз учителя за широкой спиной Тимони, который сидел передо мной. Теперь же я сидел ровно и мог смотреть либо на доску, либо в окно, как влюблённый романтик, и не известно, какое положение моей головы было более идиотским. Зато, любой из вариантов выражал моё безразличие к её персоне. Но и на этот случай у неё было припасено оружие для усиления биений мальчишеских сердец. Запах её парфюма – он опьянял и заставлял думать только о ней. Я мог не смотреть на неё, это уже было не важно. Она знала, что мои мысли полностью в её власти – был уверен я. Теперь я понимал силу девушек-суперагентов, которые живут в фильмах о шпионах. В реальной жизни ими становились такие, как Аня. Именно тогда первый раз я задумался о том, кто же из нас сильный пол, а кто слабый. Хотя, что тут думать? Как говорится, практика показывает. Но больше всего мне было жаль Тимоню. Мало того, что он теперь сидел немного в пол-оборота, как я раньше, но не так сильно, всё-таки, габариты не позволяли, он, глядя в сторону учителя, иногда, очень незаметно, а это было очень заметно, поглядывал на Аню, что было и смешно и грустно одновременно. Вместе же мы были героями интересного и смешного представления, которое наблюдал весь класс и уж не знаю, смеялись они, или грустили, скорее всего, первое. Но близился антракт, что в школе называют переменой, и я с ужасом ждал звонка. Я не знал, что делать после него. А ведь раньше я всегда знал, что делать, я был король перемен. И вот он зазвенел. Учительница что-то сказала, все начали собирать учебники и тетрадки, разговаривать, хихикать, и кто-то уже даже вышел из класса, а я сидел и делал вид, что о чём-то задумался – глупейший выход из ситуации.

– Покажешь мне школу? – влетел в моё правое ухо вопрос-утверждение.

– Я и сам хотел тебе это предложить, – собрав жалкие остатки обаяния, с мнимой лёгкостью ответил я Ане.

Мы гуляли по школе, я вспоминал интересные истории, связанные с теми местами, которые мы проходили, здоровался с теми, кого ещё не видел и непременно знакомил их с Аней, один раз сказав, что она моя новая соседка, на что Аня улыбнулась, и теперь я говорил это каждому, с кем её знакомил. Пятиминутная перемена была несравнимо долгой. Весь наш класс стоял возле закрытого кабинета кто с кем, но не очень далеко друг от друга. Мы же сидели в конце коридора на подоконнике, и я никогда так не ждал учителя и звонка на урок, как тогда. Ведь сидя за партой, я мог внимательно слушать учителя, что-то записывать, или просто смотреть в окно и молчать, ведь идёт урок, что раньше меня не останавливало, но те времена, видимо, прошли. Ещё я старался не намекать, не подводить к этому вопросу, и уж тем более не спрашивать, откуда она меня знает. Я очень хотел это узнать, ведь она не могла сказать это просто так, она мне тоже была знакома, но я никак не мог вспомнить её. Я терпел. Я ждал, когда она сама расскажет мне это. Я поставил цель и верил, что ожидание и терпение помогут мне. Но пока, мы разговаривали на отвлечённые темы, а я всё больше привыкал к Ане. С ней было легко, но только тогда, когда я не смотрел на неё. Очень хороший припев одной песни объяснял мою ситуацию: «Потому что нельзя быть на свете красивой такой». А ещё, однажды, я прочитал в каком-то, скорее всего в мамином, журнале, что девушкам, если так можно выразиться, средней красоты, легче найти мужа, чем девушкам ослепительно красивым. И отчасти, я был согласен с этим тезисом. Потом, когда постепенно привыкнешь к ослепительной красоте своей избранницы, и жить станет немного легче, а немного, потому что на неё будут постоянно пялиться другие мужчины, в любом случае, ты уже будешь обладателем этой красоты, что, непременно, повышает твой статус в глазах окружающих. Но как быть на начальном этапе? Не буду скромничать, я не испытывал недостатка в женском внимании. Мне было легко подойти к любой девочке и сказать ей какую-нибудь ерунду, это не важно. Разговор, телефон, встречи, прогулки и так далее. Может быть, мне было далеко до Джо из «Друзей», но я был на верном пути, на его пути, что касалось прекрасных незнакомок. Но сегодня обольститель Вова был полностью повержен. А милый смазливый мальчик Вовочка сидел на подоконнике, поглядывая, не идёт ли учитель, и пытался оставаться смешным и эрудированным. Что же говорить о Тимоне? Если бы в школу ходили сто лет, а он сто лет сидел за первой партой, а Аня на второй, то все сто лет он сидел бы и пялился на неё, стараясь быть незамеченным, заработал бы себе искривление позвоночника и косоглазие. О разговоре, встречах, прогулках, а уж тем более свадьбе, я вообще молчу. Такова правда жизни. Многие мужчины женятся на женщинах, с которыми им проще и всю жизнь восхищаются теми, с которыми не будут никогда. Но Аню вряд ли беспокоило это, и то, что я когда-то вычитал в журнале. Я вообще не знал, что может её беспокоить. И если меня она прочитала, скорее всего, полностью, то я прочитал только название книги – «Аня». На горизонте появился учитель, я спрыгнул с подоконника и подал руку Ане. Другие девочки всегда очень удивлялись подобным моим знакам внимания, а ведь в этом нет ничего особенного. Подать руку женщине, открыть дверь, уступить место – это было естественным для меня. Уважение мужчины к женщине – первое, чему должны воспитать родители маленького мальчика. И я получил это воспитание, хотя никто никогда со мной об этом не говорил. Я наблюдал, и этого было достаточно. Бесполезно вдалбливать ребёнку то, что ты, его родитель, никогда сам не делаешь. Есть одна очень хорошая и простая фраза: «Зарази примером»! У меня перед глазами всегда был этот пример. Мои родители были очень хорошим примером для меня. И было видно, что Аня воспитана точно так же. Она ничуть не удивилась моим джентельменским наклонностям, чем удивила меня. А я подумал, как круто жить в обществе, где подобные поступки считаются нормой. Ведь именно эти поступки часто выделяли меня, что не очень-то вязалось с моим бунтарским имиджем. Но я не хотел в угоду своему имиджу, а я не создавал его искусственно, потерять достоинство. И получалось, что утром я уступал место и открывал двери, а уже днём совершал что-нибудь из ряда вон. Эти контрасты пугали тех людей, которые наблюдали подобное. В основном же все люди, которые знали меня, делились на тех, кто считал меня хорошим воспитанным мальчиком, и тех, кто считал меня мерзким избалованным мальчишкой. Первое для Ани было обычным, второе она ещё не успела увидеть и вряд ли догадывалась, что её новый первый в этой школе знакомый может быть хулиганом. Только лишь по моему разговору с директором, фразу из которого она уже успела обсмеять. В любом случае, с ней мне почему-то не хотелось быть плохим мальчишкой, а вот почему, я не хотел думать об этом сегодня, я, как Скарлетт О’Хара, хотел подумать об этом завтра. Мы вошли в класс последними и все, кто уже сидел за партами, или стоял возле них, смотрели на нас и провожали взглядом пока мы шли к нашей парте. Я почувствовал себя, как на красной ковровой дорожке, не хватало вспышек и надоедливых журналистов. Начиналось что-то новое. Я вспомнил то ощущение, которое посетило меня перед тем, как открылась дверь, и вошёл директор. Это был знак, но тогда я ещё ничего не знал. Впрочем, как и сейчас.