И вот такой знакомый подрыв на отходе нашей второй группы.

Сухарь – молодой, угловатый и какой-то постоянно «контуженный» парень часто попадал в трагикомические ситуации. Утром две группы и он вместе со всеми прошли наши минные заграждения, переступая растяжки и обходя ловушки. После боя, на обратном пути все прошли мины без приключений и, даже Сухарь, замыкающий, переступил эту растяжку, но висевший сзади ПК был длиннее привычного автомата. Это уже не первая рубашка, в которой он родился – я даже не представляю объём работы его Ангела-Хранителя! МОН-50 была направлена вдоль тропы, в сторону противника, за спину этого «контуженного», но очень счастливого человека.

Вернувшись на опорный пункт, мы узнали краткие подробности боя и отхода второй группы, про ранение Максимуса. Про то, что ребята вчетвером, под слепым огнём противника, ползут через поле наискосок к ещё одной параллельной зелёнке, которая до сего момента была пустой. С нашей стороны уже вышли трое бойцов из резерва, в том числе двое именинников, которых обычно не привлекают на боевые в такой день. Но выбора не было – с противной стороны также выдвинулись на перехват. И надо было успеть забрать под себя как можно большую часть лесополосы, чтобы обеспечить выход раненого с сопровождением. Вдвоём с Шамаем мы заскочили в пикап местных разведчиков, которые с небольшим крюком помчались к той самой зелёнке прямо по полю. Мы спрыгнули и поспешили на помощь вслед идущим впереди бойцам.

Дважды выходили в поле, возвращались, пока не догнали наших именинников. Стрелок, один из них, залез на дерево и всматривался в густую траву, второй именинник Гуга прикрывал его. Результатов никаких. Шамай в оптику высматривал противника вдоль нашей зелёнки, а мы с Альфонсо двинулись дальше, вплоть до поставленных ранее растяжек. Наверное, здесь и надо было остановиться, занять оборону, но мы не знали, где ползут наши товарищи и как далеко от противника они выйдут. Решение было принято – Альфонсо начал снимать «эфки» одну за другой, ну а я прикрывал его работу. Вот тогда-то я и получил свою пулю.

Сухой, резкий и очень близкий щелчок бича обжёг мне всю левую половину груди. В такие моменты ты и понимаешь, почему СВД зовут «плёткой». Я запустил руку под броник и с удивлением глядел на свои красные, горячие пальцы. Обернулся к Альфонсо – он лежал, смотрел на меня и настойчиво показывал, что надо отходить. Мы сами минировали этот открытый участок и сейчас, до спасительной зелёнки, было метров двадцать. Нельзя терять ни мгновения и мы вскочили – никогда так быстро не бегал! Второго выстрела не последовало – наверное, снайпер был уверен, что положил меня и, наверное, очень удивился, когда я побежал. Он попал точно в сердце, с достаточно близкого расстояния. Теперь уже мой Ангел-Хранитель демонстрировал невиданные чудеса. Кто бы рассказал – не поверил!

При прямом попадании такая пуля должна была пробить и броник, но она попала в самый край, в самую изогнутую часть бронепластины – согнула её ещё больше, потеряла свою убойную силу и ушла чуть выше и чуть левее. Пластина и сейчас лежит у меня под иконами и спасибо большое снайперу, что он выстрелил так точно!

(фото из личного архива А. Доброго)

Я шёл сам, прижимая ИПП к груди, разорванный броник сполз вниз и я его придерживал второй рукой, автомат нёс Альфонсо. Несмотря на огонь противника, навстречу уже ехал пикап разведчиков. Я залез в кузов, Альфонсо давил мне на грудь, за руку держала Лель, наша военврач – помню её глаза, а в синем небе кружил ворон – такая поэтичная картина. До местной больницы доехали на ободах – колёса на пикапе были пробиты. В больнице хирурга не оказалось, своего транспорта тоже и меня повёз в Донецк простой мужик на своей личной машине – поклон ему земной! Привез в одну больницу, потом уже на скорой отправили в другую, стали делать рентген – вот тогда я и потерял сознание.

Как во сне, я наблюдал за людьми в белых халатах, за непонятной суетой медсестёр, за спокойными, точными движениями хирурга. Какое было блаженство, когда с меня, наконец ,стянули берцы, штаны и носки. На пол посыпалась земля, ворох сухих, колючих и очень жарких семян и листьев. Мне оттягивали кожу, что-то вкалывали, что-то чистили, ковыряли в ране, снова чистили, объясняли мне, что пуля разлетелась на части и в ране у меня осколки её сердечника и оплётки, куски одежды, броника и много грязи. А потом стало легко и спокойно, ушло напряжение, пришли в порядок мысли и я уснул.

Разбудил меня голос Ириса, который монотонно и аргументировано, с привлечением крепких словечек, пояснял моему телу, почему я мудак и олень, а он не знает, чтобы со мной сделал, если бы пуля прошла на миллиметр левее… Наконец, я услышал, чем закончился тот день.

Ребята Максимуса благополучно вытащили, ему сделали операцию и он лежит в том же госпитале, на другом этаже. Шамай устроил дуэль с моим обидчиком, которого в результате забирала БМП под прикрытием дымовой завесы. Я не держал на него зла – дай Бог ему здоровья, если он выжил и упокоения, если погиб. На этом бой, который длился целый день, закончился. А Шамай, выиграв опасную дуэль, получил пулю в ногу на ровном месте. Но это совсем другая история.

Потом много чего еще было – весёлого и не очень. Война снайперов и ДРГ продолжается до сих пор, парни получают ранения и гибнут, несмотря на всё новые и многочисленные перемирия, несмотря на враньё политиков и телевизора.

Свои яркие, прекрасные холмы, полные ароматами молодых цветов и трав, полные пением птиц и манящего простора я, конечно, помню, но никогда больше не видел, даже во сне. Напротив, часто просыпаюсь от грохота взрывов, треска пулемётных очередей, снова переживая гибель товарищей – война просто так не отпускает. А по цветущим холмам сейчас идут мои друзья: Двойка (Максим Гулевский), Кош (Денис Спицын), Сульфат (Андрей Сулохин) и тот самый сапёр Беда – Царствие им Небесное!

17 января 2021г

(фото из личного архива А. Доброго)

(фото из личного архива А. Доброго)

Донецк провожал меня колючим, порывистым ветром. Снежная крупа обжигала руки, лицо, била по щекам, но я не замечал ее уколов – перед глазами, одним рядом, стояли события последних дней. Короткий отрезок моей Судьбы стал поворотным моментом, навсегда изменившим её. Сорок дней – это много или мало? По мне, так целая жизнь!

В 2014 году я не помчался «с шашкой наголо» на Донбасс, хотя мои симпатии, естественно, были на стороне ополчения. Мне хотелось разобраться, что там происходит, самому, без телевизора. И мы с супругой дважды ездили в Донецк – не в воюющий Донецк, а в одноимённый город Ростовской области, на границе с ЛНР, в лагерь беженцев, чтобы поговорить с людьми, которые видели всё своими глазами. Сколько вранья было вокруг этих несчастных – что их машины ломятся от вывозимого добра. Я видел, как они приезжали в августе 14-ого, в разгар наступления украинской армии – в одних шортах и майках, с маленькими детьми, без смены белья, без продуктов, с которыми уже был огромный дефицит на Донбассе. С попутчиками, что подобрали по дороге и везли даже в багажниках, видимо, предварительно выгрузив оттуда свой нехитрый скарб. Но, самое страшное – это глаза! Глаза, безмерно уставшие, ошалевшие от увиденного и пережитого, в то же время, опустошённые – без веры, без надежды, смотрящие куда-то в прошлое и вглубь себя.

Мы собирали любую одежду у друзей и знакомых, покупали элементарные продукты и везли в лагерь беженцев, где принимали всё. Людей там кормили, кое-как одевали, за пару дней оформляли, собирали в группы и отправляли всё дальше и дальше от дома, по необъятным просторам нашей снова общей Родины.