– Я не умею читать мысли, – Ярослав засмеялся.

Его смех унес ветер. Кэллен бросила в сторону Ярика короткий взгляд и заметила милые ямочки на его щеках.

– А хотел бы?

– Нет, – пожал он плечами. – Я иногда и свои услышать не могу. Зачем мне чужие?

– Я бы тоже не хотела, – призналась Кэллен. – Мне было бы стыдно узнать то, что не следовало.

– Не похоже на тебя, – оживился Ярослав. – Я думал, ты всегда готова раскрыть очередную тайну или быть первой в списке добровольцев для путешествия в неизведанные дали, – зашуршал бумажным пакетом.

– Я трусиха, – выдохнула Кэллен, глядя вдаль.

Небо сменяло оттенки от светло-голубого до бледно-розового.

– Похвально, что ты это признаешь, – Ярослав протянул в сторону Кэллен открытый пакет. – Будешь?

Девочка заглянула внутрь. При виде красной сочной клубники с зелеными хвостиками ее живот предательски заурчал.

– Конечно, – протянула Кэллен, закинув в рот несколько ягод.

– Хороший же у тебя аппетит, – засмеялся Ярослав. – А по тебе не скажешь.

Кэллен нахмурились.

– Это прозвучало обидно.

– Что такого я сказал? – Ярослав выглядел потерянным.

– Я много ем, просто сама по себе маленькая, – Кэллен взяла в руку еще одну ягоду.

– Я не подумал, извини, – смутился мальчик. – Тебе идет быть маленькой, – продолжил Ярослав спустя недолгую паузу. – Ты очень красивая, как одуванчик.

– Одуванчик? – Кэллен вскинула брови, остановившись на половине клубничины.

– Ну да. Легкая и чистая.

Кэллен промолчала. Трава щекотала ей ногу.

Мягкий свет падал Ярику на лицо. Его темные волосы напоминали цвет горького шоколада.

– Как ты нашел меня? – нарушила Кэллен тишину.

– Я гулял, потом сходил на местный рынок и купил там клубники на вечер. Думал, побродить вдали от домов. Я часто ходил в горы, когда жил на севере. Здесь, конечно, нет никакой вероятности замерзнуть в снегах или быть похороненным под огромными глыбами, но вот опасность почувствовать себя одиноким очень даже велика.

– У меня бывает такое чувство, – кивнула Кэллен в ответ. – Как будто меня окружает множество людей, которые безмерно любят меня, и я искренне люблю их в ответ, но едва ли мои слова и мои чувства понимаются так, как хочу донести их я. Из-за этого мне кажется, что я сама себе лучший друг и помощник, но бывают дни, когда и этот друг куда-то пропадает или встает на сторону врага.

– Разве можно быть врагом самому себе? – Ярослав засунул руку в пакет и обнаружил последнюю ягоду на дне. – Если ты хочешь, я оставлю тебе.

– Не нужно, – отмахнулась Кэллен. – Иначе у меня…

– Знаю, – перебил ее мальчик. – Разболится живот.

Кэллен молча кивнула. Осознавать, что Ярослав помнил такие мелочи, было крайне приятно.

– Ты хотела, чтобы я рассказал тебе о своей жизни на севере?

Кэллен оживилась.

– Там очень холодно. Вода ледяная. Все время темно. Небо серое и печальное. Ботинки после прогулки всегда приходиться сушить. Ветер дует так сильно, что едва стоишь на ногах. Волосы покрываются инеем, а руки постоянно греешь у камина по вечерам. Ночью половицы скрипят, а метель воет за окном, словно смерть. Стекла покрываются льдом, и вскоре через них уже вряд ли можно разглядеть мир за окном…

Ярослав замолчал, глядя на, казалось бы, бескрайнее поле.

– Мы с сестрой любили пить чай по вечерам и играть в шашки, – продолжил. – Бабушка часто готовила одну и ту же похлебку, которая всегда была немного холодной. Еда остывала мгновенно. Агата казалось мне мужественнее, чем был я сам. Хотя она девочка, и мне должно быть стыдно, ведь это моя обязанность: помогать ей и внушать надежду. Она оставалась собранной и разумной. Я почти не видел, как она плачет или грустит. Бабушка понимала, что мы несчастны, но очень старалась радовать нас каждый день. Она разрешала мне гулять, зная, что это может быть опасно. Она учила Агату готовить, рассказывала нам истории перед сном, показывала старые фотографии, часто говорила о своем муже, нашем дедушке. Она всегда забирала волосы в седой пучок на голове и носила очки в тонкой оправе. У нее был старый полушубок и высокие валенки, – Ярослав замолчал, его лицо приобрело задумчивое выражение.

– Ты, наверное, скучаешь по ней, – предположила Кэллен.

– Очень, я все еще не понимаю, почему она осталась. Ты знаешь, родители могли бы помочь ей приобрети новый дом, купить новую мебель, жить в светлом и теплом месте. У нее мог бы быть огород, а вечером мы бы гуляли вдоль моря и слушали шум прибоя…

Кэллен провела рукой по лепесткам маргаритки.

– Я думаю, она хотела остаться верной воспоминаниям. Думаю, она так сильно тоскует по мужу, что не хочет покидать этот старенький мрачный домик, ведь он хранит так много историй. Это грустно, но так красиво. Настоящая любовь. Любовь преданная и вечная.

– Да что ты понимаешь в любви? – нахмурился Ярослав.

– А ты? – парировала Кэллен в ответ.

– Ничего, – тихо ответил мальчик.

– Я думаю, ни один человек в мире не знает ответа на вопрос, какой должна быть настоящая любовь, но все старательно делают вид, что понимают, – начала Кэллен. – Я бы хотела полюбить однажды и навсегда. Так я вижу настоящую любовь, – пожала она плечами. – А какой ты ее видишь?

– Для меня любовь – это сумасшествие. Нужно быть безумцем, чтобы хранить верность человеку, которого давно нет рядом. С котором нельзя поговорить, которого нельзя обнять, голос которого напрочь стерся из памяти, а образ вот-вот покроется пыльной пленкой. Жить в окружении живых людей и желать только одного единственного, кто никогда больше не придет, – это сумасшествие.

Кэллен поднялась на ноги. Трава под ней смялась, а несколько цветков согнулись к земле.

– Видишь, какой след я оставила? – махнула Кэллен рукой в сторону места, где только что сидела.

Ярослав проследил взглядом.

– Все, чего мы касаемся, меняет свою форму. И однажды ты встретишь человека, который навсегда изменит твою, – Кэллен отряхнула платье. – Хотела бы я познакомиться с твоей бабушкой, должно быть, ей очень одиноко сейчас, – девочка подняла голову к небу.

– Ты бы ей понравилась, – улыбнулся Ярослав, глядя на Кэллен снизу вверх.

– Устроим завтра пикник, раз я съела все твои ягоды? – теперь все внимание Кэллен было направлено на темноволосого мальчика, сидящего на траве.

– Хорошо, – кивнул он, и девочка захлопала в ладоши.

Ярослав снова смотрел на Кэллен так, будто читал ее мысли. Кэллен боялась, что однажды он найдет в ее душе чувства, о существовании которых не знала даже она сама. С приездом Ярослава все изменилось. Кэллен стала ловить себя на эмоциях, которые были ей чужды и неведомы.

Ярик слегка наклонил голову и загадочно улыбнулся, все еще не отрывая от спутницы глаз. И тут Кэллен вдруг ясно поняла, что ее предчувствие тем летним утром было про него. Она знала, что он появится в ее жизни, но самое главное: чувствовала, что он перевернет эту жизнь с ног на голову.

– Твое воображение могло бы освятить весь север! – произнес Ярослав неожиданно, и Кэллен ощутила, как все ее лицо залилось краской.

***

Завтрашний день выдался очень солнечным, приятным и легким. Летний ветер медленными движениями обволакивал спину, охлаждая нагретую на солнце кожу. Кэллен приятно потянулась и поправила загнувшийся угол клетчатого покрывала. Даяна держала в руках плетенную корзинку с горячим мягким хлебом и овощами. Кэллен взяла из дома фарфоровый сервиз, состоящий из заварочного чайника, пары чашек и нескольких блюдец. Это был бабушкин подарок на годовщину свадьбы родителей – белый фарфор, исписанный цветами и зелеными веточками.

– Вот так! – Агата выложила на покрывало три белоснежные салфетки. – Ярослав, где клубника?

– Возьми, – отозвался мальчик, передавая сестре контейнер, наполненный сочными ягодами.

Агата положила клубнику на салфетки и тут же закинула одну в рот.