7 сентября 2019 года

Было ужасно холодно.

Через мгновение, когда я попытался открыть глаза, стало еще и страшно. И да, самое главное – ощущение постигшего меня Горя! Огромное и всепоглощающее, оно накатывало с непреклонностью морского прилива. Горько-соленые волны бились и бились во что-то внутри меня, пытаясь истончить и разрушить такую само собой разумеющуюся и привычную, после сорока, уверенность в себе.

Стройную картину портила только непонятно откуда взявшаяся уверенность, что оно – это самое Горе – не совсем, чтоб мое. Будь иначе, наверное, я бы не выдержал. Закричал, или просто задергался – тут бы возможно может мне и конец, но нет, этого я не сделал.

Перетерпел, смог собраться с силами, попытался разобраться в происходящем, а если ты «вникаешь и разбираешься», то на настоящую панику просто не остается времени. Точнее нет, не так – некому получается паниковать…

В общем да, было очень темно.

Заледеневшее тело поначалу еще очень плохо слушалось, но даже когда я абсолютно точно ощутил, что глаза все-таки удалось открыть, некоторое время не было никакой разницы. Меня по-прежнему окружала непроглядная темнота.

Неизвестно сколько это продолжалось: минуту, две, пять – не знаю. Главное, что я и правда, почему-то не заметался. Даже когда тело по-настоящему начало оттаивать, и все оно наполнилось какой-то остро-тягучей болью и покалываниями, я продолжал удерживать дистанцию между собой и тем, не совсем моим и не то чтобы чужим Горем. К тому моменту к нему присоединились Паника и, вполне логичное и объяснимое в такой ситуации, Недоумение.

Действительно, нечасто просыпаешься в темноте и тишине настолько замерзший. Да что там – практически вусмерть заледенелый!

И как ни странно, боль сейчас не воспринималась, как нечто однозначно плохое. В этот момент только она осталась единственным надежным ориентиром. Только покалывания во всем теле, да пожалуй, вот то – нечто холодное, твердое и угловатое, впившееся в спину – только они и не позволяли отнестись к происходящему, как к какому-нибудь наркоманскому бреду.

Наверное, я даже слишком уж увлекся, цепляясь за эти ощущения.

С трудом подсунув под себя все еще не очень послушную руку, сначала попытался разобраться, на чем же именно лежу.

Дело как-то сразу не заладилось, поэтому я снизил планку и попытался нащупать хотя бы материал, из которого состояла опора. Тоже, к сожалению, безуспешно. Ум отчего-то просто отказывался «узнавать», и я не стал на него давить…

А вот с «горошиной» в моей постели разобраться удалось куда проще.

Оказывается, неудобства создавал острый обломок – судя по размерам – кости?! Гм, бедренной – это если судить по размеру мосла на его втором – «тупом» конце. Вот тут-то я и осознал, что лежу вообще-то на куче застывших трупов.

Оказывается, мое подсознание просто не позволяло уму выдвинуть такое предположение, пока я елозил рукой по чьей-то спине, на которой, собственно и очнулся.

Однако стоило нарушить это мысле-табу, как рациональное объяснение тут же всплыло. Как будто сознание скрывало-скрывало, а потом такое решило – «что уж теперь», – и добавило в общую кучу откровений еще и застарелый смрад этой мертвецкой.

Вонь обрушилась на меня, словно тяжелый обломок кирпича, пущенный опытной рукой. Почти как одна из тех каменных скрижалей, которыми Моисей прямо с горы Синай забросал своих разгулявшихся соплеменников*. Имена пострадавших история не сохранила, но их ощущения в тот момент я мог бы оценить абсолютно реалистично.

Смрад, то ли и впрямь игнорировавшийся моим подсознанием последние несколько минут, то ли секунду назад уловленный наконец-то отогревшимся участком мозга – он перехватил дыхание и разом исчерпал всю мою потенциальную брезгливость на год вперед. Ну или мне в тот момент так показалось.

«Что за херня здесь происходит…» – такую мысль просто нельзя было не озвучить, но обошлось. Именно в это самое мгновение громкий скрип сбил волну паники и снова удержал меня буквально на грани…

Невидимый до того момента дверной проем выдал порцию – естественного, «белого» света – разогнал мрак и перемешал тени во всем том, надо признать немаленьком помещении где я и находился. Вход, конечно же, буквально приковал к себе мой взгляд. Стоило рассмотреть краешек каменной лестницы, как я тут же сообразил, что лежу в подвале.

«…Логично, где же еще быть мертвецкой, если хозяева не собираются тратить на нее электричество…»

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: куча трупов, частью которой я числился, не была здесь чем-то исключительным. Ближе ко мне – в правой части подвала, – неизвестные хозяева уложили еще один штабель из почти двух десятков тел. Внешне практически неповрежденных.

Зрелище слева оставляло впечатление куда хуже.

На многочисленных крюках какие-то рачительные уроды закрепили уже не тела… Скорее уж, это можно было назвать «запчасти», «полуфабрикаты» или даже «мясные заготовки». Но совсем не куски тел привлекали сейчас мое внимание.

Свет, сочившийся через дверной проем, сначала высветил только тень от нового действующего лица. Огромное темное пятно разом накрыло почти все помещение, но еще через несколько секунд она резко ужалась, и на пороге замерла какая-то старуха.

«Точно, ей же просто светит в спину…»

Невысокая, вряд ли больше метра, но довольно коренастая. Неприятную внешность дополняли короткие узловатые пальцы, такое же уродливое лицо, с несуразно утолщенным носом, маленький рот и нечеловечески длинные уши, к тому же еще и перемещенные почти к самым щекам. Она замерла, словно бы специально давая на себя полюбоваться. Но на самом деле старуха пыталась что-нибудь рассмотреть сама.

Некоторое время она подслеповато щурилась, а я старался уже не столько рассмотреть в ней что-то новое, как мучительно пытался, наконец-то поверить, что и правда все это вижу. Вот так – в живую!

«Гоблинша…»

Слово всплыло откуда-то из подсознания, и даже на мгновение во мне не шевельнулось желание оспорить эту подсказку. Благодаря декорациям в эту чушь пришлось поверить сразу. И пока я пребывал в прострации, глаза старухи выдали какой-то желтоватый, почти кошачий отблеск, и она уверенно двинулась налево.

Неожиданно ловкая и подвижная для своей стариковской внешности, бабка извлекла откуда-то из лохмотьев здоровенный тесак и начала примиряться к одному из истерзанных тел. Ее внимание привлекло уцелевшее бедро подвешенного на крюк женского тела.

«Ну да, мяса там куда больше, чем на ребрах…» – циничная мысль была прямо к месту на этой фабрике абсурда.

Несколькими умелыми движениями бомжиха отделила ногу. Ее явно не беспокоила санитарии, потому что когда добыча рухнула на пол, первым делом она примерилась, и ловко отмахнула себе кусочек «вкуснятинки» – тонкую пластинку мякоти, которую тут же и заживала.

Не могу даже предположить, благодаря чему я все же не блеванул.

Зрелище было то еще, а схарчив первый кусок и, что-то одобрительно забормотав, старуха стала примеряться ко второй порции, но тут ее внимание привлекло что-то в моей части подвала.

Внутри по-прежнему было мало что видно. Очевидно, именно поэтому она не стала рассчитывать на зрение, а развернувшись, резко пригнулась и стала …принюхиваться?

Я находился куда дальше от дверного проема, и мне-то освещения как раз хватало, чтобы рассмотреть, как неприятно подвижен ее длинный кривой нос. Ее огромные ноздри, украшенные парой бородавок с пучками длинных седых волос и без них, несколько раз расширились, и старуха довольно уверенно двинулась в мою сторону. Нет, в отличие от меня, она не выглядела обеспокоенной. Скорее – приятно заинтригованной. Запах ей явно нравился.

«Да что ж тебе надо? Жри свое мясо и убирайся, тварь!» но мысленные команды людоедка слушать не собиралась.