— Давай, вперёд и с песней кулинарить.

Пока девка возится с едой, достаю из сумки карту и начинаю изучать маршрут.

Нужно решать в каком направлении двигаться дальше. Думаю, что у меня в запасе максимум пару дней, прежде чем менты узнают об этом месте.

— А зачем вам карта? — вопрос задаётся уж через чур высоким голосом, и я вопросительно поднимаю голову на девчонку.

— Вы что, выбираете место, где меня закапать?

Боже, ну что за дура…

— Будешь много трепаться, так и будет.

Леся поджимает губы и, опустив глаза вниз, продолжает нарезать овощи, в какой-то момент я снова слышу её бубнёж:

— Два помидора, один огурец. Помидоры нарезаю кубиками, огурцы полукружочками. Вода почти закипела. Брошу в неё рыбные консервы…

Господи, ну как? Как меня угораздило из всех возможных придорожных мотелей остановиться именно в том, где работает эта пришибленная? Вот нахрена она это всё повторяет постоянно?

В какой-то момент я сам не замечаю, как перестаю смотреть в карту и полностью сосредотачиваюсь на девчонке. Мелкого роста, еле доходит мне до груди.

Симпотичная мордаха, но ничего особенного. Не в моём вкусе, одним словом. Лицо слишком детское, кукольное как будто, да и худая совсем, как подросток ей богу.

Кстати, а ей восемнадцать-то есть вообще? Я конечно и так себе уже сроков заработал лет на тридцать, но, всё же, за малолетку дадут по полной программе.

Хотя она же в мотеле работает, значит должна быть совершеннолетней.

— Леся, сколько тебе лет? — спрашиваю напряжённо.

— А? Что? — растерянно поднимает на меня глаза, рукавом толстовки стирая со лба дождевую каплю. — Двадцать пять, а что?

— Ничего, — облегчённое выдыхаю. — Жрать-то будем сегодня?

— Да, всё готово. Идите.

Сажусь на принесённую из хибары табуретку напротив девчонки и наблюдаю за тем, как она разливает по тарелкам самодельный суп. От голода уже кишки сводит, поэтому я тут же начинаю жадно глотать мутную жидкость, вообще не парясь тем, что она только с огня. Но как только первая ложка оказывается у меня во рту, тут же сплёвываю содержимое на землю.

— Это что за дерьмо?

Твою же мать! Эта придурошная туда всё что было накромсала. Даже кукурузу с горохом закинула. И помидоры, и огурцы. В рыбный, блин, суп! Ещё и соли туда вбухала щедро.

— Ты меня отравить что ли решила?

Леся непонимающе смотрит на меня, подносит ложку ко рту и тут же морщится, отплёвывая суп в сторону.

— Я… кажется, пересолила… случайно…

— Пересолила? — взбешённо повышаю голос. — По-твоему это единственная проблема? Ты готовить вообще умеешь, женщина?

— Нет, — смущённо опускает голову. Огромные карие глазищи тут же наполняются слезами.

Чёрт! Ненавижу женские слёзы.

— В дом иди, — тяжело вздохнув, устало потираю лицо. Девчонка тут же подскакивает с места и пулей уносится в хижину.

Напряжённо смотрю ей в след. Ну ведь полюбому рыдать побежала. Господи, за что мне это наказание? Не знаю, зачем я это делаю. Я не подписывался быть нянькой придурковатым истеричкам. Но какого-то чёрта всё равно встаю и иду в хибару следом за девкой. Распахиваю дверь хижины и застываю на пороге. Моя толстовка лежит на койке, а девчонка стоит рядом и, прижав подбородком к груди задранную футболку, пытается натянуть на себя трусы

Мой взгляд скользит по крутым округлым бедрам, плавно переходящим в тонкую талию. Живот у Леси немного впалый, из-за чего под пупком образуется небольшой прогиб, и талия кажется еще тоньше. Я наверное ладонями смогу ее обхватить.

Пальцы начинает жечь, когда в голове яркими кадрами мелькает картина, как я подхожу к полуобнаженной девушке сзади, скольжу руками по ее молочно-белой коже и прижимаю к себе.

Твою мать, да какого черта? Только подобных мыслей мне сейчас не хватало.

Смачно выругиваюсь себе под нос, отчего Леся, наконец, замечает, что больше не одна в хижине. Ее руки застывают как раз в тот момент, когда она почти натянула еще влажные трусы на бедра. Наши взгляды встречаются. Я вижу, как внутри ее глаз быстро сменяются эмоции от шока до стыда и абсолютного ужаса. На щеках еще виднеются блестящие дорожки от слез. Губы красные, будто она сильно их кусала.

Мля, Молотов, выйди уже отсюда, пока она сознание от страха не потеряла или визжать не начала.

Кое-как нахожу в себе силы оторвать взгляд от полуобнаженного тела девушки, разворачиваюсь на пятках и вылетаю наружу, громко хлопнув дверью. Бок тут же простреливает болью. Дерьмо! Если я буду так резко двигаться, рана никогда не начнет заживать. В который раз с сожалением думаю о том, что не стоило тащить сюда девчонку. Теперь у меня появился еще один повод так считать. Ее бедра все еще стоят перед глазами, хотя я специально выхожу под дождь, чтобы остудить голову. Даже сводящий от голода желудок не помогает избавиться от проклятого образа девчонки, застрявшего в мозгах.

Ладно, Молот, успокойся, ты не пацан сопливый, в конце концов. У тебя сейчас проблемы есть посерьезнее, чтобы о какой-то девке думать.

В хибару возвращаться не стоит, пока мозги на место не встали, да и пожрать надо, поэтому бреду к мангалу, чтобы соорудить хоть что-то съедобное из остатков продуктов. Примерно через полчаса иду к дому с котелком супа в руках. Перед дверью мешкаю. Надеюсь, она там не решила устроить второй раунд с переодеванием? Тяжело вздыхаю, после чего стучу в дверь ногой.

— Леся, я захожу, — предупреждаю громко и сам себе усмехаюсь.

Гребаный джентльмен… Хотя я это, скорее, для себя делаю, чем для девчонки. Не хочу снова мысленно слюни пускать на ее полуголое тело.

Переступив порог и захлопнув ногой дверь, сразу нахожу глазами Лесю. Она сидит на постели, опершись спиной о стену и прижав колени к груди. Мою толстовку натянула аж до ступней, и смотрит настороженно, покусывая губы.

Губы. Да ну мля. Нахрен тебе эти губы, Молот? В твоем распоряжении и получше были.

Раздраженно иду к столу и почти шарахаю на него котелок, из-за чего немного супа разливается, а Леся опять начинает бормотать себе под нос какой-то адрес.

— Есть иди.

— Я не… не голодна.

Бросаю на нее недовольный взгляд и демонстративно отодвигаю стул, указав на него рукой.

— Сядь и ешь. Сейчас же.

Еще с голоду сознание потеряет эта чокнутая. Что я потом с ней делать буду? Наконец девчонка поднимается, просовывает ноги в галоши и медленно топает к столу, шаркая по полу. Садится на стул, все еще не сводя с меня тревожного взгляда, после чего берется за ложку.

Едим мы молча. Слава, мля, богу. А то я уже боялся, что она и прием пищи станет комментировать. Но радость моя длится недолго, потому что через пять минут неугомонная снова начинает галдеть.

— Вкусно, Молот… А вы неплохо готовите, Молот… Вы не думали раньше заняться чем-то вроде кулинарии?… Ну, вместо того, чтобы убивать и похищать людей?… А вы давно убиваете?…

— Слушай, Леся, — не выдержав, кидаю ложку на стол, и, сложив пальцы в замок, упираю в них подбородок. — Давай договоримся: ты не задаешь лишних вопросов, а я тебя через денек отпущу целую и невредимую, хорошо? Не надо тебе ничего обо мне знать. Тебе же лучше будет.

Поджав губы, девчонка кивает и снова приступает к еде. Больше мы не говорим.

Позже я еще раз просматриваю карту местности, перевязываю рану кое-как без помощи Леси. Я бы мог ее попросить, но, мля, чертовы бедра… Не хочу лишний раз подпускать девчонку к себе, да еще чтобы он меня касалась. Так что корячусь сам.

Когда начинает темнеть, мы вместе обходим периметр вокруг хижины. Надо убедиться, что по- прежнему никого нет поблизости. Лесю я беру с собой, чтобы не убежала. Ну и заложница рядом затормозит ментов, если вдруг они уже нашли нас.

Они не станут стрелять, боясь навредить ей.

— Ой, простите, Молот, я случайно… Ой, я вас не задела?… Молот, а можете немного подвинуться?

Да усни ты уже, ну мать же твою…