— Опять Камилла нюни распустила! — показывал на нее пальцем сын охотника, вызывая у своей свиты подобострастный смех.

— Да ей что поплакать, что отлить, разницы не видит! — сбивался он на явную грубость под одобрительное улюлюканье восторженно спущенной со шлейки своры.

Не то чтобы Синеглаз не выносил женских слез. С наложницами из отцовского гарема он и сам позволял достаточно жестокие шутки, поскольку те своими дрязгами и интригами просто изводили его мать. Однако Камиллу он с самого начала взял под свою опеку. Пару раз даже сцепился с Хорхе и получил от его дружков хороших тумаков и нагоняй от воспитателей. Уж очень эта Камилла напоминала ему маленькую царевну, да и попала в треугольник Эхо с той самой загадочной планеты Земля, откуда пришли вестники.

— Ты чего плачешь? — осторожно спросил княжич, проскользнув в комнату и закрывая за собой дверь. — Болит что-то?

— В том-то и дело, что нет, — всхлипнула Камилла.

— А что ты тогда тут делаешь? — удивился Синеглаз.

— Врач сказал, что у меня больные почки и мне нужна операция, но я же знаю, что совершенно здорова. Мы перед полетом как раз сдали все анализы, а здесь я тоже ни на что не жаловалась. Даже простудой не болела. Да и кто б меня просто так взял на верхние уровни, не будь я совершенно здорова. Мутантов и калек здесь не держат.

— Тогда в чем же дело? — помотал всклокоченной со сна головой сбитый с толку Синеглаз.

— Соседка по палате рассказала, что мои почки понадобились кому-то из городского совета, — понизив голос, пролепетала Камилла. — Так здесь нередко делают, если параметры совпадают. Для этого на нижних уровнях ищут здоровых детей, отбирают их у родителей или используют сирот, за которых некому вступиться. А еще над воспитанниками приюта ставят опыты, пытаются вывести из них каких-то сверхлюдей.

Синеглаз на всякий случай опустился на койку. Ноги резко перестали его держать. То ли он еще не окреп, то ли новость так его ошеломила. Если бы он не общался с Савитри, Бренданом и Кристин и не видел, как подействовали ловушки против медуз на охотников, он бы ни за что не поверил. Он и сейчас верить не очень-то хотел, хотя и предполагал, что его кровь, которую из него во время анализов выкачали немало, тоже использовали для создания универсальных солдат или каких-то чудовищ похуже. Но какую ценность могла представлять маленькая Камилла?

— Я не понял, зачем воротилам из совета понадобились твои почки? — осторожно поинтересовался Синеглаз. — В вашем мире ведь умеют выращивать новые органы из тканей самого больного или печатают их на трехмерных принтерах.

Он знал, что говорил, ибо видел пару раз Шварценберга без экзоскелета и слышал рассказы Семена Александровича и воинов травяного леса о том, как в мире вестники лечат после плазменных ранений.

— Эти технологии слишком сложные, и они остались за пределами треугольника, — скорбно вздохнула Камилла, и ее глаза снова наполнились слезами. — Принтеров тут мало, и те, которые находят в исправном состоянии на разбившихся кораблях, зачастую используются для производства жизненно необходимых городу деталей и оборудования. Про технологию выращивания — и говорить нечего. Манипуляции такого уровня и у нас в Содружестве — вещь недешевая и доступная не всем. А здесь вообще приходится выживать и лечиться, как пятьсот лет тому назад.

Насчет пятисот лет Синеглаз только насмешливо фыркнул. Он не далее как позавчера видел, какие сложные операции проводит Кристин. С другой стороны, если бы она могла вырастить полноценные легкие, вряд ли столько лет бы мучилась, страдая от жабр.

— А может быть, эта твоя соседка просто решила тебя напугать? — цепляясь за последнюю надежду, с мольбой глянул он на девочку.

Та лишь опустила голову так, что светлые пряди закрыли ее лицо.

— Ее забрали на такую же операцию уже неделю назад, и она до сих пор не вернулась, — скорбно отозвалась Камилла. — И в реанимации ее нет. Я проверяла.

Синеглаз почувствовал, что воздух, как в недавнем сне, не может проникнуть в легкие, будто они схлопнулись, надорвавшись, или сгорели от пучка плазмы. Хотелось выть или рвать кого-то когтями. То-то бедная Эйо на всякий случай держала под рукой биту, чтобы отбиваться от так называемой службы опеки.

— Мы что-нибудь придумаем, ты только не плачь, — как мог успокоил княжич Камиллу. — Когда тебе должны делать эту операцию?

— Через четыре дня, — ответила девочка, и в ее голосе появилась тень надежды. — Пока проводят полное обследование.

— До этого времени я заберу тебя и отведу к маме и сестрам.

Вернувшись к себе, Синеглаз почти сразу связался с Кристин. Она тоже уже не спала, тем более что время приближалась к местному утру.

— Как открыть потайной ход на плантации? — без обиняков спросил он.

— Зачем он тебе? — удивилась девушка. — Разве в лицее ты не в безопасности?

— Какая тут к Трехрогому безопасность, — не сумел сдержаться Синеглаз. — Ты знала, что у вас в городе детей у родных забирают и расчленяют на органы?

— Если бы мы с отцом с этим смирились, — с горечью отозвалась Кристин, — то сидели бы сейчас в комфортабельных апартаментах под куполом, а не рисковали жизнью на пустоши.

Синеглаз вспомнил обожженные руки Маркуса Левенталя и самоотверженность Кристин и не посмел больше ни в чем ее упрекнуть, лишь поблагодарил за код, который утром сообщил на всякий случай Камилле. На душе у него было тревожно. Когда он после разговора ненадолго заснул, увидел отца, который держал в руках священную скрижаль. Это означало, что он намерен вновь надеть чужую личину, нимало не заботясь о том, где и в каких далях обретается его сын.

Вечером, когда лазарет обезлюдел, Синеглаз снова пробрался к Камилле.

— Я тебе тут скажу одну вещь, только ты не удивляйся, — заговорщицки наклонился княжич к девочке, прислушиваясь, не идет ли кто из медперсонала. — Если к тебе сегодня или завтра в палату заглянет дикий зверь, похожий на вашего горного льва или тигра, не пугайся. Это мой друг, и он знает, как пройти вниз, минуя защитные поля.

Синеглаз так и не понял, поверила ли Камилла или нет, но это не имело значения. Посреди ночи он почувствовал, как руки и ноги превращаются в сильные когтистые лапы, уши обретают способность двигаться, плоский шершавый язык с легкостью облизывает нос и мохнатую морду, а бока покрывает серая шерсть.

Смачно потянувшись, он втянул носом воздух и зарычал, прижав уши и яростно нахлестывая себя хвостом по бокам. Профессор Нарайан находился настолько близко, что роу-су ощущал его запах: еле уловимый дух тления, который от чуткого нюха горного кота не смогли бы спрятать никакие благовония. Синеглаз весь подобрался, готовый к смертоносному броску. Между лицеем и кабинетом главы научного отдела всего пара этажей, которые он успеет покрыть еще до того, как его обнаружат охранники. Всего один прыжок, и он сумеет вонзить зубы в горло безумного экспериментатора и убийцы детей.

К счастью, уже в коридоре княжич ощутил более близкий и безыскусный запах Камиллы. Человеческий рассудок постепенно подчинял инстинкты грозного и опасного зверя, напоминая, что роу-су на охоте в горах тоже проявляют осторожность. Что толку, если он даже преодолеет защитное поле. Охранники все равно его заметят и встретят хорошо если с парализаторами. А он обещал отвести Камиллу к родным.

Девочка словно ждала его, сидя поверх постели. Видимо, не совсем осознанный рык ее разбудил. Она не заплакала, не закричала, не стала звать на помощь. Тихонечко встала, надела поверх пижамы теплую кофту и, опасливо озираясь, вышла вслед за ним в коридор.

Они миновали защитное поле, охранявшее лицей, и проникли в освещенные искусственным светом сады. На панорамной площадке под куполом стоял, сгорбившись, Хорхе. Синеглаз хотел было уже спрятаться, но потом понял, что сын охотника их попросту не видит. Он смотрел куда-то за горизонт, и руки его сжимались в кулаки. Во время вечернего обхода врачи обсуждали новость о гибели ударной группировки, принесенную в город одним из выживших.