Ох, зря он так близко к пленникам подошел. Несмотря на наручники, бойцовские навыки Гу Синь отнюдь не утратил. Он сделал один молниеносный бросок, боднув надзирателя головой, и тот заорал от боли, пытаясь остановить кровь, фонтаном хлынувшую из свернутого набок носа. Прокопий, Цветан и Пэгги уже почти прорвались к решетке.

Но не просто так охотники надели на пленников магнитные ошейники. Бедный Гу Синь получил такой мощный разряд током, что его аж отбросило назад. Эркюль и Шака едва его подхватили. Остальные отделались легким приступом удушья.

— Вам это даром не пройдет, — пригрозил заключенным начальник охраны, пока его товарищи выводили Синеглаза из камеры.

— Кто тут смеет болтать, дескать, мы правила не знаем? — обиделся обладатель клекочущего голоса, и вправду похожий на усталого летающего ящера. — Все дети, прибывшие на планету, находятся под защитой городского совета! Если мальчишка здоров, определим его, как и положено, в интернат или подберем семью, если есть дефекты, на нижних уровнях тоже хватает пар, которые стоят в очереди на усыновление. Парень, конечно, уже почти взрослый, но не всем охота возиться с мелюзгой, кому-то элементарно нужен в доме помощник.

— Что происходит? Я никуда не пойду! Не надо меня усыновлять! Ну, сделайте же хоть кто-нибудь что-нибудь!

Все эти восклицания застряли у Синеглаза в горле, запутавшись в комке горячих слез, когда он понял, что, хотя сомнительное заведение Хайнца ему вроде бы не грозит, но зато в недалекой перспективе маячат если не жутковатые любители ставить опыты над людьми, то какие-то неведомые усыновители, которым нужен мальчик на побегушках, если не что-то похуже. А суровое настоящее — это разлука с Гу Синем, Эркюлем и остальными. За что Великий Се на него так разгневался? За какие прегрешения? Ну, конечно, он дерзил Шварценбергу и слегка обиделся на Прокопия и Цветана, но сейчас стерпел бы любое равнодушие и пренебрежение, лишь бы его не уводили от друзей.

Но решетка снова защелкнулась, и вскоре вопли негодования и возгласы поддержки, которые никакие ошейники не могли заглушить, стихли вдали. Надсмотрщики проводили их до лифта, и вскоре кабина закрылась, увозя Синеглаза навстречу новой судьбе. С другой стороны, какая разница, где погибать от удушья. С верхних уровней хотя, говорят, и открывается вид на пустошь, но шансов выбраться никаких. Да и куда выбираться, если Город на этой планете — единственное место, где можно хоть как-то жить.

Впрочем, пока ничего особо страшного не происходило. Поднявшись на лифте и миновав несколько обшарпанных коридоров, они оказались перед массивной переборкой, явно позаимствованной с какого-то допотопного корабля. Потом снова долго шли и поднимались на лифте. Причем с каждым новым уровнем коридоры все больше напоминали не ржавые отсеки «Нагльфара», а аккуратные переходы «Гризли» или воздушные конструкции Града Вестников. Со стен сначала исчезли известковые прожилки и копоть, потом дешевый пластик обшивки сменился чем-то мягким, приятным на ощупь и слегка люминесцирующим. При этом усиливалось ощущение какой-то неправдоподобности и безжизненной стерильности.

Его привели в какое-то явно казенное помещение, заставили раздеться, а потом сразу отправили в душ.

— Может, лучше его постричь? — предложил сопровождающий, похожий на летающего ящера. — Чего зря на этого дикаря воду и шампунь тратить. Там такие колтунищи — у моего кота на брюхе после мартовского загула и то были меньше.

Синеглаз глянул на него зверем и принял стойку, готовый до последнего отстаивать внешний облик, достойный наследника Великого Асура. В Сольсуране даже крестьяне из травяных лесов помнили о том, что волосы — это антенны, связывающие миры предков, ныне живущих и тех, кому предстоит родиться. В Альянсе этой древней магической связи вроде бы не придавали такого значения, но преступников и просто пленных, приговоренных к энергетическому донорству, брили наголо, забирая у них всю жизненную силу.

— Оставь его, Майк, — махнул рукой обладатель резкого голоса. — С колтунами и всем прочим умники из научного отдела разберутся. Наше дело его доставить в инкубатор и провести первичную санитарную обработку и дезинсекцию. К тому же, многим усыновителям почему-то нравятся у мальчиков длинные волосы.

Синеглаз дал себе зарок сделать все возможное, чтобы не попасть к таким усыновителям.

Впрочем, мылся он с поистине кошачьей тщательностью, стараясь компенсировать все дни спартанского быта на борту «Нагльфара». Разве что, разомлев от пара и теплой воды, прямо в душе едва не заснул.

Вот только весь сон и усталость как рукой сняло, когда он увидел в смежном помещении анализаторы и другие приборы, а также кучу пистолетов и шприцов, заполненных непонятной жидкостью. Это и есть научный отдел? Тогда он живым не дастся. Наследнику Великого Асура не бывать подопытным.

— Да я ж говорил вам, что он настоящий дикарь! Намучаемся мы еще с ним, — пояснял коллегам летающий ящер Майк, когда после достаточно продолжительной борьбы им все же удалось скрутить Синеглаза, засунуть его в анализатор и даже воткнуть пару игл, чтобы взять кровь.

— Ну ты пойми, парень, что мы не можем допустить тебя к другим школьникам, пока не убедимся, что ты не носитель какой-нибудь оспы или космической чумы, — достаточно миролюбиво пытался увещевать княжича сотрудник, проводивший осмотр.

— Нужны мне эти ваши школьники! — сквозь зубы огрызнулся Синеглаз.

Залезть в горло и проверить зубы, словно зенебоку на торгу, он не позволил. Впрочем, один из коновалов все равно сумел засунуть какой-то щуп в нос, а потом разжать его губы, взять на пробу слюну и даже отщипнуть кусочек от слизистой.

— Ну и чудики живут в этих окраинных мирах, — получив результаты экспресс-тестов, поделился впечатлениями еще один специалист. — У этого вашего дикаря нет даже бациллы Кальмета-Жерена и других элементарных прививок. Зато в крови обнаружен антиген к синдрому Усольцева!

К этому времени Синеглаз чувствовал себя как мокрый взъерошенный кот и едва не завывал от обиды. Потом его все-таки оставили в покое: выдали одежду, похожую на комбез, в котором он ходил на «Нагльфаре», но только чистую и почти новую, и объяснили, что ему придется побыть несколько дней в карантине, пока придут результаты анализов. Хотя по рассказам вестников карантин был каким-то страшным местом, где людей специально заражали, чтобы потом отправить в биореакторы, то ли Синеглаз чего-то не понял, то ли в треугольнике под карантином подразумевалось нечто другое.

Хотя комнатка, в которой его закрыли, могла бы уместиться в матушкиной гардеробной, она оказалась светлой, теплой и чистой, и в ней имелось все необходимое, в том числе застеленная свежим бельем удобная кровать. На прикроватном столике стоял поднос с непривычной на вид, но аппетитно пахнущей снедью. В первый момент Синеглаз, правда, отпрянул: а вдруг это отрава. Потом решил, что, если бы его хотели убить, это сделали бы еще на руднике. Что же до превращений во что-то непотребное, то от еды такое случается только в сказках, к тому же в плане изменения облика ему самому есть чем местных удивить.

Когда он почти прикончил основные блюда, в стене открылось окошечко, наподобие линии доставки, которую он видел на «Гризли». Оттуда показались стакан сока и тарелка с воздушным пирожным вроде тех, которые он пробовал у вестников. Пожалуй, это все-таки получше, чем дырка от бублика. Вылизывая остатки сливочного крема, Синеглаз вспоминал, как, польстившись на лакомства надзвездных краев, покинул родной дворец. Мог ли он себе тогда представить, что дорога веселых приключений обернется для него суровым путем испытаний?

Эркюль, кое-как исхитрившийся шепнуть пару слов вместо прощального напутствия, посоветовал ему стать троянским котом. Несмотря на общую безалаберность, Обезьяний бог знал массу интересных историй и даже когда-то пел в опере. Запомнить все Синеглаз, конечно, не смог, но рассказ про деревянную лошадь, в чреве которой скрывались воины, счел полезным. С наивными жителями травяных лесов, докучавшими отцу своим вечным неповиновением, такой нехитрый трюк мог бы сработать, только следовало заменить лошадь зенебоком или другим тотемом.