В дурно пахнущем здании морга мы нашли тощего врача в здоровенных очках и вместе с ним направились в покойницкую.

В огромном зале гулко гудели лампы дневного света, а на столах, укрытые грязными простынями, лежали покойники.

– Это он? – спросил Тофель, после того как патологоанатом остановился у одного такого стола.

– Он, – ответил врач и, взявшись за край простыни, буднично спросил: – Показывать?

– Не надо, – тихо, но достаточно твердо сказал Тофель. – Лучше расскажите от чего он помер.

– Там, – указал патологоанатом пальцем на спрятанного под простыней покойника, – на его шее отчетливо видна странгулярная полоса. Очень типичное повреждение для повешенных.

Сказав это он многозначительно умолк.

– Что вы хотите этим сказать? – не утерпел Тофель.

– Только то, что, по характеру этой самой полосы ясно, что погибший в момент удушения вероятнее всего находился в горизонтальном положении. При повешении след от веревки на шее несколько другой. Я уже начал составлять заключение по этому поводу и… – Патологоанатом умолк, глядя в потолок, потом продолжил: – Я не знаю, как это объяснить, да это в общем-то и не моя работа, но, к примеру, под его ногтями нет совершенно никаких следов, и, надо сказать, вообще я не обнаружил на его теле следов борьбы – царапин, синяков, ссадин. Такое ощущение, будто его душили, а он при этом даже не сопротивлялся.

– Ясненько-понятненько, – задумчиво протянул Тофель. – Может быть, удушению предшествовал какой-нибудь резкий сердечный приступ или еще что-то в этом роде?

– Вскрытие покажет, – сообщил патологоанатом. – На всякий случай проверю также наличие в крови каких-либо лекарств или других препаратов.

– Полагаете, наркотики? – спросил Тофель.

– Поживем – увидим, – сказал патологоанатом.

– Скукотища! – негромко произнес Тофель.

– Может, заедем куда-нибудь в ресторан и перекусим? – возле машины спросил меня Тофель.

– Что-то нет никакого желания, – сказал я, вдыхая свежий, морозный воздух. – Что с ним случилось? – мотнул я головой в сторону здания морга.

Тофель включил двигатель автомобиля, закурил и сказал:

– Погибший этот не кто иной, как депутат Медведев. Сорок два года, большой любитель бегать с собакой по вечерам. Вчера его нашли мертвым в близлежащем парке. Вот в общем-то и все. Хотя нет, не все. В последнее время Медведев засветился в нескольких темных историях по присвоению и перепродаже государственного и муниципального имущества, в результате чего стал весьма состоятельным господином с внушительным счетом в банке.

– Может быть, в его смерти замешаны какие-нибудь наследники? – предположил я.

Тофель стряхнул пепел, большим пальцем задумчиво провел по губам и ответил:

– Та баба, с которой Медведев жил, числилась только в любовницах – законной супругой ему не была и, значит, на наследство претендовать не могла. Других наследников у Медведева нет, вот и выходит, что через шесть месяцев как то и предусмотрено законом, наше родное государство приберет к рукам очень хорошее состояние.

– Значит, смерть этого депутата выгодна была одному только нашему государству? – сделал я вывод.

– Не спеши с умозаключениями, – сказал Тофель, – хотя знаешь, на тупое ограбление это тоже не похоже. Скажи, что можно отобрать у человека, бегающего по парку в спортивном костюме?

– А собака? – вспомнил я.

– Собака особой ценности не представляла, если ты об этом, – усмехнулся Тофель. – Обычный далматинец. Ее, кстати, на месте преступления так и не нашли. Убежала, наверное, куда-нибудь со страху.

– Ну так что? Едем обедать? – спросил Олег Николаевич.

Я отказался и с тупой головой после посещения мрачного заведения направился на остановку общественного транспорта, сославшись на то, что желаю немного прогуляться по свежему воздуху и побыть одному.

На следующий день Тофель появился на работе, сияя как начищенный пятак.

– Новость слыхал? – обратился он ко мне. – Патологоанатом обнаружил в крови Медведева остаточные следы биджипи шестнадцать.

– Что это еще такое? – удивился я.

Тофель закурил и, хитро прищурившись, сказал:

– Это же нулевые! Расцвет фармацевтики. Каждый день в мире изобретаются новые препараты. Разного рода спортсмены и бодибилдеры уже просто не могут без химии. Стероиды, анаболики и всякая другая хрень активно производятся в Юго-Восточной Азии, а конкретно этот препарат используют для обездвиживания крупных животных, таких, к примеру, как слоны или тигры. Естественно, для применения на людях он категорически запрещен.

Я неприятно похолодел.

Олег Николаевич тряхнул пепел и продолжил:

– Я же говорил тебе, что преступность в последнее время стала совсем иной. В прежние годы уголовники работали просто – приставляли нож к горлу и требовали кошелек взамен на жизнь, а теперь вон с помощью медицинских препаратов обездвиживают жертву и творят, что хотят.

– Ну так что? – минуты через две спросил Тофель. – Может быть, все-таки расскажешь про тот твой случай в парке? Хотя… не надо. Я и сам уже все знаю, обо всем догадался. Между прочим, кроме тебя, было еще как минимум два точно таких же эпизода.

– В каком смысле?

– Ну, все по одной и той же схеме: шел себе поддатый человек по парку или пустырю, вдруг ни с того ни с чего падал на снег, переставал дышать и немного погодя умирал или замерзал. И при этом у него совершенно бесследно пропадали деньги, часы, документы.

Олег Николаевич пристально и как-то насмешливо посмотрел на меня и добавил:

– Я говорю только про те случаи, на которые наша доблестная милиция соизволила обратить внимание. И кто его знает, от чего замерзли еще человек сто или, может, сто двадцать.

– Это действительно так? – ужаснулся я.

– Нет, конечно. Это я шучу, – усмехнулся Тофель. – Думаешь, их кто–то считал? Это же проще всего – взять и закрыть дело за отсутствием состава преступления. Замерз алкаш, туда ему и дорога.

Тофель еще раз затянулся сигаретой, потер пальцем висок и сказал:

– Но и за те два зафиксированных раза наша доблестная милиция давно уже пытается этого урода поймать, да только все как-то не может. Схема преступления всякий раз одна и та же: безлюдное место, вечернее время, одинокий прилично одетый, немного поддатый гражданин и его беспомощное состояние после укола биджипи шестнадцать, а потом самая банальная кража и новый жмурик. И при этом ни свидетелей, ни улик. Ищите, господа менты, ветра в поле.

Олег Николаевич замолчал, посмотрел в окно, потом повернулся и с какой-то радостной гордостью заявил:

– А я ведь не знал, что это из-за него ты на больничный попал. Я только сделал предположение и, надо сказать, не ошибся. Значит, и к тебе он свою руку приложил, порылся в карманах и все такое.

От спокойно-циничных фраз Тофеля меня кинуло сначала в жар, потом в холод. Вот уж не думал, что та дурацкая история с ограблением в парке всплывет так скоро.

– Знаете, там в парке меня насторожила одна фраза этого человека… – ни с того ни с сего разоткровенничался я.

– Какая?

– Он посмотрел мое адвокатское удостоверение, очень удивился и сказал: «А я думал, ты коммерсант».

– И что?

– Не знаю почему, нот мне эта фраза запомнилась.

– По-твоему, он питает какую-то особенную ненависть к предпринимателям?

Я пожал плечами.

– Выходит, что два раза он ошибся – сначала на тебе, потом на депутате Медведеве.

– Подождите, – от неожиданности я даже вскочил с места. – Вы считаете, что на Медведева напал тот же человек, что и на меня?

– У каждого преступника свой почерк, – сказал Тофель. – Думаю, что трюк с биджипи шестнадцать – это ноу-хау твоего нового знакомого. Хотя, знаешь, что-то в деле депутата Медведева не сходится. До сих пор для меня остается неясным вопрос: «Что можно было украсть у человека, бегающего по парку в спортивном костюме?»

Олег Николаевич загасил в пепельнице окурок и собрался уходить, но возле двери задержался и сказал: