– Детка, спой своим ангельским голоском что-нибудь, от чего кровь в жилах начнёт кипеть, – просипел Ольсен, поглаживая плечи сидящей на коленях певички, больно надавливая на кожу грубыми пальцами. Девушка хихикала и извивалась, словно змейка, отлично подыгрывая небольшой постановке.
И спустя ещё парочку уговоров, птичка, запертая в золотой клетке, запела.
– You don't own me,
I'm not just one of your many toys.
You don't own me,
Don't say I can't go with other boys2.
Йоханесс откинулся на спинку стула, наслаждаясь сильным голосом джазовой певицы, исполняющей поп песню. Из-за алкоголя картинка становилась ещё слаще, да и сама красавица в блестящем платье превращалась в настоящую принцессу. Но хватило лишь одной мысли, чтобы выпрямиться и начать мечтать о собственной смерти: голос пташки совсем не был уникальным, Ольсен слышал много похожих тембров, а вот всего несколько фраз, произнесённых Эриком, до сих пор терзали уши и опьянённый мозг.
– Всё, спасибо за представление, лапуля, но лимит исчерпан, – прошипел внезапно подошедший к Йенсу кузен, который быстрыми движениями спихнул его со стула и направил в сторону выхода. Да-да, Ольсен не дурак, он прекрасно понимал, с чем это связано: Томсон – сопливый простофиля, который не хочет ссориться с влиятельными людьми, потому что легче встать на колени, чем попытаться отстоять свою точку зрения. – Йенс, иди проветрись, – выплюнул Гловер, выставляя кузена на улицу, который своим отвратительным поведением ему порядком надоел. – Нечего было так нажираться, свинья, – бросил напоследок предприниматель.
Ольсен от досады ударил ботинком по камню, думая о том, как несправедлива жизнь, потому что люди, ради которых ты идёшь на уступки и лишения, никогда не ценят твою заботу. Но думать о проблемах насущных Йенсу долго не пришлось, потому что он услышал до боли знакомый голос, который залетел с воздухом в кровь, стал его частью и каким-то живительным эликсиром, опьяняя ещё больше, чем алкоголь. Мужчина, недолго думая, направился к его источнику.
Возле кирпичной стены бара стоял Эрик с папиросой в руках, словно спрятавшись от людей, находящихся в заведении. Почему-то в этот момент мысль о том, что Ричардсона тоже тошнит от обстановки в баре, что он мыслит обо всём этом точно так же, как и сам Йенс, показалась очень реальной и правильной, поразила до глубины души и стала чуть ли не спасательным кругом в океане сомнений и страхов.
– Добрейший вечерок Вам, мистер Ричардсон, – пьяно протянул Ольсен, приближаясь к Эрику.
– Вы и есть тот самый чудак с разными глазами? – ухмыльнулся Ричардсон, вновь поражая Йенса своим глубоким чувственным голосом.
– Ваша замечательная куколка совершенно не умеет вовремя закрывать свой рот, – усмехнулся Йоханесс. – Ой, простите.
Ольсен поднял глаза на Ричардсона, надеясь найти в них хоть капельку сочувствия к напившемуся с горя человеку, который застрял вместе с братомидиотом в месте, не без того было переполненном кусками грязи. Но столкнулся лишь с ледяными айсбергами, которые тотчас остудили непонятно откуда взявшийся пожар в сердце, и горькой усмешкой, которая, ей богу, не предвещала ничего хорошего.
– Настоятельно рекомендую Вам не открывать свой рот в моём присутствии, а лучше вообще никогда, если Вы хотите сказать что-нибудь мерзкое и гадкое про мою жену, – и пускай Эрик старался придерживаться вежливого тона и не срываться на гостя, всё равно можно было заметить нотки дикого раздражения, которые тщательно, но почти безрезультатно, прятались за завесой внешнего спокойствия.
И тогда Йоханессу стало до жути обидно, потому что, по сути, он не сказал ничего такого страшного и особенного, чтобы мистер Ричардсон объявил Ольсена своим недругом. Почему вообще он так упорно и ревностно защищал свою глупую подружку? Что в ней такого особенного? Или неужели это всё чары той самой любви, о которой складывают жуткие легенды и сопливые песни, которая может целиком и полностью завладеть сознанием человека? Только вот Йенс не похож на глупую девчонку, которая будет верить в эти бредни.
– Почему Вы так держитесь за чистое имя Вашей благоверной? – фыркнул Ольсен, который никогда не умел, несмотря на все молитвы и старания кузена, держать язык за зубами.
Разумеется, мужчина понимал, что прямолинейность в высших кругах – это не то качество, за которое могут начать уважать человека, но хоть кто-то, в конце концов, должен им открыть глаза на правду.
– Мой чудаковатый друг, – пурпурные губы Эрика растянулись в злой усмешке, – Вы не можете судить о человеке, которого видите первый раз в жизни. Я Вам клянусь, что знаю миссис Ричардсон гораздо лучше, чем Вы, следовательно, сам могу судить о том, «куколка» она или человек.
И пускай, возможно, где-то в глубине души Йоханесс всё так же прекрасно понимал, что богатый мистер прав, но почему-то с каждой секундой желание насолить Ричардсону увеличивалось и становилось неуправляемым.
– Мистер Ричардсон, Вам не кажется, что Вы просто ослепли от Вашей глупой любви?
Гловер будет в восторге. Потому что Йенсу удалось добиться поставленной перед собой цели. Но сейчас, честно говоря, он не был так уверен, что результатом он может гордиться, что окончание этого разговора вдохновляет его на новые удивительные поступки.
Ричардсон схватился за край пиджака и сильно сжал кистью ткань, что уже показалось Ольсену достаточно странным в этой ситуации, но через несколько секунд Эрик оторвал руку и пару раз вдохнул и выдохнул, смотря при этом кудато вдаль, за Йоханесса, но минуты спокойствия продлились недолго. Когда бирюзовые костры, в которых горел самый настоящий огонь, взглядом столкнулись с разноцветными глазами мистера нравоучителя, губы Эрика искривились в беспощадной улыбке.
– Vaffanculo3, мистер Ольсен. И молитесь на то, чтобы Ваш сон после этого дня был спокойным. Чтобы Вас, так сказать, никто не тревожил, – слащавовежливым тоном уведомил хозяин бара.
Рот Йоханесса уже открылся, чтобы выпалить очередной омерзительный бред, за который на утро станет очень стыдно, но Ричардсон решил иначе, сильно, резко и неожиданно ударив своего собеседника кулаком по лицу. И, надо сказать, Ольсен совершенно не мог ожидать, что у маленького осторожного предпринимателя может быть такой крепкий удар. Почему-то только в этот момент Йенс понял, в какую жестокую игру решил сунуть свой нос. Через ещё несколько секунд Йоханесс ударился спиной об стену, крепко прижимая руку к разбитому носу и, открыв рот, впиваясь взглядом в стоящего рядом Ричардсона.
– Впредь будьте осторожны, мистер Ольсен, – совершенно спокойно произнес Эрик, широко улыбаясь и разминая руки. – Вам может попасться кто-то менее понимающий. Только из-за Вашего многоуважаемого брата я не только не убью Вас, но и сохраню всё в строжайшем секрете. Советую не попадаться мне на глаза, мой разноглазый друг, – Ричардсон помахал рукой и скрылся в баре.
Надо упомянуть о том, что Эрик был на полголовы ниже Йоханесса, не казался особо сильным, да и вообще, он просто богатый предприниматель, чёрт подери. Разве нужно им уметь самообороняться, разве есть необходимость у них в умении драться, если с ними рядом всегда великое множество охраны, которую богачи себе нанимают, чтобы сохранить свое паршивое золотишко? Да и Ричардсон – прямой представитель сливок общества, которые общаются до омерзения вежливо и считают драки аморальным, а заказные убийства ради денег – совершенно нормальным явлением. Кажется, Эрик был прав: никто не может судить о человеке, которого видит первый раз в жизни. Симпатичная куколка может оказаться взрослой и мудрой женщиной, а фарфоровый накрашенный мальчик —мужчиной со сложным характером.
Однако этого человека и эту встречу Йенс не забудет никогда.
***
Nirvana – Pennyroyal tea
