Нелегкая принесла дебелого мужика, облаченного в полицейскую форму. Судя по чисто выбритой внешности и аккуратной стрижке, не по личной надобности он сюда заявился.

– Гражданин, это не ваша машина там припаркована? – вперивается он в Стаса подозрительным оком. Да не одним, – обоими.

– Где – «там»?

– А тут вот, возле этой самой парикмахерской… Ой, а что это у вас на голове?

– Косметический чепчик, – гордо сообщает парикмахер. И подло добавляет: – Таинство превращения заурядного шатена в эксклюзивного блондина не терпит публичности!

– Шатена, – бормочет в задумчивости служивый – в блондина… Вы что, шатен?

– Был им, – признается Стас. – До недавних пор…

– До каких недавних? – настораживается мент окончательно.

Парикмахер словно бы невзначай врубает радио, которое и докладывает – до каких.

– Руки! – полез мент за пистолетом в кобуру и что-то надолго в ней задержался. То ли кобура не по размеру велика для его пистолета, то ли пистолет чрезмерно мал для такой кобуры…

– Ну вот, – вздыхает Стас, подмигивая парикмахеру, – опять: руки вверх, ноги вниз… Спорим, у него патроны ненастоящие?

– А на что? – спросил парикмахер, опасливо косясь на обоих: и на мента, и на клиента.

Стас задумался. С виду. На самом деле тупо застыл, ожидая от меня спасительной подсказки – на что ему пари держать. Я не стал спешить с подсказкой, пусть помучается…

Тем временем мент, наконец, извлек из недр кобуры свое табельное имущество и повторил уставное заклинание:

– Руки!

– Дались вам эти руки! – возмутился Стас. – Чуть что, сразу «руки». Может, для разнообразия сначала документы проверишь?

– Не беспокойся, проверю. Но сначала – руки! – стоит на своем страж порядка.

– Ладно, – соглашается Стас. – Уговорил. Вот тебе руки. Что дальше?

Полицейский нашарил у себя на поясе наручники, отстегнул и кинул их Стасу. Стас недоуменно воззрился на пойманный им предмет.

– Это еще зачем? Я в такие игры ни с ментами, ни с парикмахерами не играю. Только с бабами…

– Ты кого, гад, пидо… гейем назвал?! – завелся вдруг с пол-оборота служивый.

– Нас, – подсказал парикмахер.

– Вас? А-а… А я думал – меня…

– Ну вот и разобрались: ху из ху, – молвил Стас, передавая наручники парикмахеру. – Так что я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать. Приятных вам содомских развлечений. Чепчик вышлю по почте…

– Стой, стрелять буду!

– В меня? – изумляется Стас. – Не попадешь…

Мент стреляет. В лоб парикмахера впивается детская стрелка-присоска. Парикмахер охает и валится навзничь.

– Ну, в бою – не в бою, – бормочет Стас, взирая на распластавшееся на полу тело, – но почти от огнестрела. Как заказывал…

– Да это он от испуга, – окстится служивый. – Сейчас пройдет…

– Не пройдет, – возражает парикмахер, не закрывая закатившихся под надбровные дуги глаз. – Что я, зря говел и исповедался!..

Изрек и утих. С виду – навеки.

– Чего это он? – обеспокоился ментяра. – Прикидывается?

– Ни хрена не прикидывается, не надейся, – развеял сомнения Стас. – А ты о чем думал, когда стрелял? Ты в кого целил? Ты в меня должен был целить…

– Так я в тебя и целил! Должно быть, бес попутал…

– Никого я не путал! – влез я в разговор со своими возражениями. –

Не фиг с больной головы на здоровую валить…

– Оху..ть! – сказал полицейский и растянулся рядом с парикмахером.

Стас озадаченно поскреб в шапочке, прикрывавшей затылок.

– Что, и этот тоже наш?

– Сейчас взгляну на клиентскую базу, – отвечаю вслух, но голос мой заглушает на этот раз не колокольчик, а посторонние шумы с улицы.

Шумы исходили от торжественной процессии, называемой крестным ходом. Ход был оснащен всеми полагающимися атрибутами и аксессуарами. Хоругви, иконы, кресты, жрецы в парадном облачении, прихожане со светящимися надеждой взорами, хор мальчиков, толпы зевак, полицейские патрули, бродячие псы – всё на месте, все при деле. При этом все участники (кроме собак и, разумеется, копов) пребывали при зонтиках – у самых нетерпеливых и уверенных – уже раскрытых и вздернутых над головой. Какая сила веры! Как святая убеждённость в том, что Господь обязательно внимает им, и сделает так, как они его слёзно просят.

Подай нам дождь,

Подай нам влагу,

Чтоб хлеб насущный был нам днесь…

Стас пригнулся, взглянул вверх сквозь стекла низкого окна, выпрямился и уставился недоуменно в пространство. Весь его вид говорил одно: зачем просить того, что с утра накрапывает? Его замешательство изобличало его невежество. Ладно если бы на его месте оказался парикмахер или мент, они люди темные, истинным знанием не просвещенные (по крайней мере, с виду казались таковыми). Но за Стаса мне стало стыдно. Уж кто-кто, а он-то обязан знать Писание обрезанных и обделенных. А в Писании этом прямо сказано: «не искушай Бога твоего». Только явные богохульники, непотребники и греховоды осмеливаются просить у Господа в ведро непогоды, а в сезон дождей великую сушь. Истинно богобоязненные души, твердо веруя, что Богу возможно всё, просят у него только возможного…

Не успела торжественная процессия, величественно змеясь, скрыться за поворотом, как небесная канцелярия откликнулась на коллективную челобитную – оперативно и оглушительно.

– А вот и парикмахеров семейный придурок легок на помине, – заметил я по поводу нелепой фигуры, скачущей по пустынной улице под дождем между молниями.

– Шурин?

– Он самый… Знаешь, что кричит?

– Знаю, – сказал Стас. Действительно, догадаться было нетрудно. Придурок кричал: «В меня, Господи, в меня!»

– Он правда надеется, что там внимут? – не смог скрыть своего изумления Стас.

– Еще как! – ухмыляюсь я. – Это же их основное занятие: ждать, надеется и клянчить… Кстати, если бы парикмахер нашим клиентом не оказался, чем бы ты с ним расплатился?

Стас задумчиво лезет в карман за лопатником.

– Так что же ты раньше молчал? – негодует он.

– А ты когда всю наличность протезисту скидывал, чем думал?

– Как всегда – жопой, – веселеет Стас и гордо крутит проросший усик. Жест, к которому мне предстоит привыкнуть, особенно к его психологической составляющей.

– Значит, банк?

– С каких это пор ты моим мнением интересуешься? – удивляюсь.

– С тех пор как блондином сделался, – отвечает Стас с ухмылкой и стягивает с головы косметический чепчик. Парикмахер не обманул: пепельный-препельный…

– Между прочим, банк следовало грабить в прежнем обличье. Или ты решил сегодня из парикмахерских не вылезать?

Гроза прекращается с той же внезапной последовательностью, с какой началась. Улица тонет в тишине и испарине. Проигнорированный небесами придурок посрамлено бредет прочь. Когда-нибудь до него дойдет, что смерть – удовольствие дорогое, и абы как абы к кому по первому зову не является. Впрочем, по сотому тоже не спешит нагрянуть…

– Если не в банк, тогда куда? – любопытствует Стас.

– А ты напряги свою пару извилин – догадайся.

– В казино?! – ликует Стас. – Что же ты раньше молчал?

– Чтобы ты раньше времени туда не сунулся по своей дурной привычке лезть куда попало…

– Так ведь я всегда туда, куда надо попадаю…

– Для того я к тебе и приставлен, чтобы твои неуправляемые импровизации сделать управляемыми, – замечаю наставительно.

– А бесцельный деструктивизм – целесообразной оперативной последовательностью, – откликается Стас заученным наизусть положением из нашего устава.

Из заведения мы выбираемся черным ходом, потому как к чему нам белый, возле которого трутся стражники, обнюхивая угнанный Стасом автомобиль?

Пройдя проулками, оказываемся на оживленном проспекте, заманчиво подмигивающим рекламой игорных заведений. На подходе нас тормозит звонок таксофона. Таксофоны здесь вообще-то не звонят, не принято, следовательно, по нашу душу. Приникаем к трубке.

– Оперативная группа К-7-С-8…

– Ошиблись номером. Это прачечная…