<p>

- Странные у вас тут какие-то нравы... - беспомощно пробормотала учительница.</p>

<p>

- Какие уж есть... Как в лучших британских частных школах, между прочим, пока им это дело законодательно не запретили под давлением ЕСПЧ, - нашелся Ладик. - А нашей общине кто может запретить? Мы же только Бога слушаемся, а он вроде как не против.</p>

<p>

- Ладик, я кое-что знаю о нравах американских религиозных фундаменталистов. Замкнутые сообщества, непререкаемый авторитет пасторов, все такое... У вас тут такие же установки? Что ж, тогда могу только посочувствовать...</p>

<p>

- Сочувствуйте, Кира Петровна, только, ради Бога, не вмешивайтесь, а то нам же будет хуже, - промолвил Ладик. - И не говорите, пожалуйста, никому в школе. Мне тут совсем не нужны лишние зрители под окном. А за меня не беспокойтесь, я уже привычный.</p>

<p>

- Не скажу, Ладик, будь спокоен, - вздохнула учительница и, развернувшись, двинулась в обратном направлении. Желание побеседовать с родителями проштрафившегося ученика у нее испарилось напрочь.</p>

<p>

Ладик тоже вздохнул, но с некоторым облегчением, и потащил свою ношу дальше. Надо было еще очистить всю эту кучу прутьев от листьев и почек, чтобы потом не так больно хлестали.</p>

<p>

В субботу его ждал не самый приятный сюрприз. Отец заявил Ладику, что посоветовался с соседом и они совместно решили, что поскольку их сыновья и в драке совместно участвовали, и школу вдвоем прогуляли, то и наказывать их следует вместе. У Ладика от таких вестей сразу подвело живот. Мишку его родители собирались выдрать по максимуму и планов этих ни от кого не скрывали, следовательно, и ему, Ладику, должно достаться не меньше, ведь он в этой компании старший! Мальчик вдруг остро позавидовал Володьке Колгуеву, который тоже в той драке участвовал, но на правах взрослого члена общины не мог уже быть подвергнут воспитательной порке и теперь наверняка отделается какими-нибудь хозработами. Побыстрее бы вырасти! Но что жалеть о том, чему в ближайшем будущем не дано случиться, надо уметь принимать то, что есть. Ладик смиренно помог отцу выволочь лавку на середину гостиной комнаты и даже сам сходил за бадьей с розгами.</p>

<p>

Поскольку порка пацанов - дело мужское, а тут еще и гости нагрянут, Сеньку выпроводили из дому играть с Бельчонком, да и мать ушла по каким-то своим делам. Ждать Севастьяновых долго не пришлось. Высокий и крепкий Никита, телосложением смахивающий на гориллу, и насупленный Мишка показались в дверях. Игорь, отец Ладомира, по-братски обнялся со старшим Севастьяновым, а Ладика в ожидании порки отправил подпирать стенку. Через минуту рядом с Ладиком оказался и Мишка. Оба мальчугана уставились в пол, старательно изображая раскаяние, выслушали от обоих отцов, что те думают об их безобразном поведении, и даже не стали оправдываться, поскольку охранять Яшу им никто не поручал, а в чудесное спасение ими юного итальянца кто ж поверит?</p>

<p>

- Раздевайтесь оба, - вынес, наконец, вердикт Никита. - Михаил, ты первым ложишься на лавку в позе лягушонка. Ладомир, ты за ним наблюдаешь и потом сам все повторишь.</p>

<p>

Оба мальчика привычно разделись догола и заняли предписанные им места. Ладик столько раз слышал, как секут соседа, и вот теперь впервые увидел это воочию. Мишка привычно взгромоздился на лавку и обхватил ее руками и ногами, из-за чего его локти и коленки выпятились в стороны. Ну точно лягушонок, только белый и очень крупный. Никита сам опустился на колени и связал сыну под лавкой запястья и ступни, после чего выпрямился и стал подбирать розгу.</p>

<p>

Мишка, и так по жизни очень терпеливый, тем паче не хотел верещать в присутствии старого друга. Не имея возможности впиться зубами в руку, чтобы хоть так перебить боль в заду, он крепко сжал челюсти и первое время молчаливо корчился под отцовскими розгами. Ладик в каком-то оцепенении наблюдал, как и на так уже многократно иссеченных Мишкиных ягодицах одна за одной вспухают свежие багровые полосы. Затем Никита принялся охаживать розгами сыновние бедра и, наконец, сменил направление ударов с поперечного на продольное, попадая теперь иногда и промеж ягодиц.</p>

<p>

Вот тут Мишка, наконец, не выдержал. Он закричал, сперва тоненько и отрывисто, но с каждым последующим ударом все громче и хрипатее, он яростно извивался на лавке, словно задетый лопатой дождевой червяк, он, наконец, опустился до мольб прекратить порку, но все было бесполезно. Заливающийся слезами, орущий благим матом юный Севастьянов получил все свои пятьдесят розог до последней и, даже будучи отвязан, продолжал отчаянно всхлипывать и был поставлен носом в угол, чтобы успокоился.</p>

<p>

Ладик осознал, что настал его черед ложиться на лавку. Он по привычке попытался вытянуться, но его заставили принять ту же позу, что и Мишка, связали и объявили, что за все его выкрутасы его тоже ждет полсотни розог. Ладомир, давно предчувствовавший, что именно этим дело и закончился, тем не менее, услышав эти жуткие слова, чуть не окочурился от страха. Он ведь всегда старался вести себя по возможности прилично, на порку нарывался достаточно редко и больше двадцати пяти ударов за раз никогда еще не получал. А тут вдруг вдвое больше, да еще в такой уязвимой позе!</p>

<p>

Страхи Ладика стали быстро сбываться. Продержаться без криков он смог недолго, уж точно меньше, чем Мишка, и это ему еще промеж булок не попадали, а когда и до этого дело дошло, бедный Ладик совсем перестал сдерживаться, ревел во все горло, старался вырваться из пут и, кажется, о чем-то истерично умолял отца. Он получил уже сорок ударов, когда в дверь внезапно позвонили...</p>

<p>

Антонио Бугатти узнал о происшествии со своим сыном только из звонка супруги, сообщившей, что Марио ходил без спросу плавать с аквалангом, где-то потянул и поранил ногу, но два каких-то мальчика благородно помогли ему добраться домой. Пришлось отвлекаться от проектных работ, мчаться в свой коттедж и срочно везти неудачливого пловца в травмопункт. Марио ни в какую не хотел рассказывать матери обо всех обстоятельствах получения им травмы, но в травмопункте под наводящими вопросами дежурного медика все же признался. Осознав, что единственный отпрыск был буквально на волоске от гибели и непременно утонул бы, если бы не двое случайно проплывавших мимо на плоту мальчишек, Антонио объявил сыну, что в наказание сажает его под домашний арест на все оставшееся время пребывания в Оболони, и что ему надо лично поблагодарить спасителей, а для этого приобрести для них достойные подарки. За последними надо было ехать в областной город, и потому визит вежливости пришлось отложить до субботы. Где именно они проживают, Ладик с Мишкой разболтали Марио, еще когда везли его на плоту.</p>