Кроме того, в отличие от Эрика Юнгберг совсем не интересовался музыкой. Вернее, ему нравилось все, что передавали по радио, без разбора. Проще говоря, коллега оказался совершенно безграмотным в музыкальном отношении. Не зная имени ни одного певца, он не отдавал предпочтения какому-либо музыкальному направлению, считая, что музыка должна быть приятной – и все. Музыка, вернее гангстерский хип-хоп, стала важной частью той истории о детстве в гетто и суровой школе жизни, которую сочинил себе Эрик. То, что на самом деле он вырос в идиллическом местечке в Смоланде, среди мопедов, коров и вечеринок с одноклассниками под музыку Iron Maiden и Саманты Фокс, – об этом Эрик не желал рассказывать ни Юнгбергу, ни кому-либо другому.

В комнате загудел городской телефон, и Эрик услышал голос Севиньи, дежурившей в колл-центре. Она заговорила взволнованно:

– Привет, парни, у меня для вас срочный вызов, хорошо бы вы взяли это на себя.

– О’кей, а что там стряслось?

– Подозревают теракт. Перестрелка по адресу: Кунгстредгордгатан, 8. У главного офиса SEB. Всех подняли по тревоге, отряд быстрого реагирования уже на месте. Несколько убитых и раненых. Преступники, похоже, скрылись. Операцией руководит Патрик Энглаум. Они оцепили место, но он хочет, чтобы туда как можно скорее выехали эксперты и следователи. Возьметесь?

– Мы выезжаем. Конец связи.

По напряженному выражению лица Эрика Юнгберг уже догадался, что произошло нечто серьезное.

– Куда мы?

– Теракт в Кунгстредгордене. Несколько убитых. Нас ждет Патрик Энглаум, они уже на месте, оцепляют территорию.

– Виновных взяли?

– Ответ отрицательный. Поведу я.

Эрик не смог устоять перед искушением запустить мотор «Вольво V70» на холостом ходу и почувствовать, как колеса завизжали, скребя по бетонному полу, прежде чем отпустить тормоза и вылететь из гаража. Боковым зрением он отметил, что Юнгберг покачал головой по поводу острого запаха паленой резины, проникшего в салон машины. С некоторыми усилиями Эрику удалось включить сирену на крыше штатской черной машины, и они стали прокладывать себе дорогу среди плотного движения на Флемминггатан, чтобы потом прибавить скорость, выбравшись в выделенную полосу для автобуса.

Трудно было не понять смысл поступившего сигнала. И все же это казалось невероятным. Очередной террористический акт. На этот раз – направленный против финансового центра Стокгольма.

Закончив разговор с Энглаумом, он набрал полученный от него код вызова того подразделения, которое оказалось на месте раньше всех. В рации затрещало, он взял микрофон.

– ПП1214, прием. Инспектор криминальной полиции Эрик Свенссон, прием.

Новый треск, потом последовал ответ.

– Оке Лундблад слушает, мы в парке Кунгстредгорден. Хорошо, что вы едете, нам очень нужна помощь. Тут полный хаос.

– Понимаю. Будем через пять минут. Кого-нибудь взяли?

– Нет. Парни из отряда быстрого реагирования только что оцепили территорию, и Матеуш как раз опросил первых свидетелей. Но из банка все на месте, можете заняться ими, когда приедете.

Эрик услышал, как кто-то засмеялся на заднем плане, и потом раздалось громкое шуршание, когда Оке Лундблад положил микрофон на колени. Через шум рации Эрик услышал, как Оке Лундблад спрашивает кого-то, сидящего с ним в машине, о показаниях свидетелей. Раздалось покашливание, а потом последовал ответ – судя по всему, Матеуша, предназначенный не Эрику, а Оке Лундбладу. Несмотря на треск, Эрик и Юнгберг отчетливо услышали, что было сказано в другой машине, когда Матеуш ответил коллеге:

– Несколько человек видели черного. Какой-то чурка. Можешь передать ему это как словесный портрет.

Эрик заметил, как Юнгберг покосился на него. Коллега сокрушенно покачал головой. Потом в динамике снова раздался голос Оке.

– Да, несколько свидетелей видели черного. В смысле – араба, который находился рядом с банком как раз перед тем, как началась перестрелка.

Эрику не раз доводилось слышать расистские комментарии, так что он не пришел в шок. Зато его удивило, насколько открыто люди их высказывают. Словно эти понятия вдруг стали неотъемлемой частью полицейской работы. По крайней мере, так, похоже, казалось коллегам в подразделении Оке Лундблада. Никто с заднего сиденья в машине Лундблада ничего не возразил. «Молчание – знак согласия», – подумал он. Словно мало всей той открытой ненависти ко всему непохожему, которой круглосуточно брызжут разнообразные интернет-форумы. Похоже, сняты все границы – покуда не приходится самому постоять за свои убеждения, лицом к лицу с живым человеком, а можно спрятаться за компьютером. Или полицейским микрофоном. Он подозревал, что Оке Лундблад не поймет иронии, однако весело ответил в микрофон:

– Ну что ж, тогда профиль злоумышленника составлен.

– Э… что? Да, наверное. Я как-то пока об этом не думал.

На несколько секунд стало тихо. Потом раздался смех, когда до него дошло.

– Проблемка только в том, что он пока не пойман.

Эрик затормозил на Кунгстредсгордсгатан. Здесь работало множество полицейских, разгонявших толпу. Ленты оцепления уже были натянуты. Несколько бледных личностей сидели у стены вдоль фасада банка, глядя перед собой невидящими глазами. На углу стояли полицейские из национального отряда быстрого реагирования в черной униформе и черных шапках с автоматами наготове. За ближайшей к нему лентой оцепления Эрик заметил высокого человека средних лет, сидевшего в полицейском фургоне ногами наружу. Тот держал в руках микрофон. «Видать, это и есть Оке Лундблад», – подумал Эрик. Позади виднелся коротко остриженный полицейский – вероятно, Матеуш – и еще два темных силуэта с двух сторон от него. Эрик вышел из машины в сопровождении Юнгберга и остановился перед рослым мужчиной.

– Я Эрик Свенссон. А ты, должно быть, Оке Лундблад?

Он заметил, как Оке Лундблад побледнел – что удивительно, учитывая, что кожа у того и так была прозрачно-белой, словно он обычно общался с вампирами. Или же проводил все свое время в помещении перед компьютером, изливая в Сеть комментарии типа того, что только что сообщил в микрофон. Бледный полицейский опустил глаза и кивнул.

Оке Лундблад мгновенно сообразил, что он и темнокожий инспектор криминальной полиции Эрик Свенссон вряд ли придерживаются одного мнения по поводу выбора слов в том анализе ситуации, который он только что представил по рации. Лундблад был совершенно сбит с толку. Цветной полицейский был одет как рэпер – в мешковатых джинсах, кедах и с толстой золотой цепью, мерцавшей в вырезе джемпера.

Эрик резким движением достал свой блокнот.

– Так-так, посмотрим. Просто чтобы корректно отразить в отчете: судя по словесному описанию, это был чурка, иными словами черный, иными словами араб, находившийся рядом с местом преступления непосредственно перед началом перестрелки?

Оке по-прежнему смотрел себе под ноги.

– Э-э, нет, то есть мы просто процитировали свидетелей. То есть их слова. Имеется в виду выходец с Ближнего Востока.

– Ах вот оно что, так-так. Но чтобы быть уверенным, что я все правильно понял, я процитирую ваше прежнее высказывание, как вы его изложили. Я пишу: черный, чурка и араб, чтобы избежать недоразумений.

Возникла напряженная пауза: Оке Лундблад заерзал на месте, Эрик записывал.

– Ну вот, все готово. Теперь осталось записать ваши фамилии и табельные номера, и больше мы не будем вам мешать. Важно, чтобы раппорт получился как можно более полным, на случай, если им заинтересуется начальство или затребует материалы пресса.

Он протянул блокнот Оке Лундбладу.

– Ваши фамилии. Для протокола.

Оке Лундблад так и остался сидеть перед Эриком Свенссоном с полуоткрытым ртом, нервно моргая. Казалось, он надеялся, что черный полицейский исчезнет, если только он закроет глаза. Он растерянно взял блокнот из рук Эрика. И тут же вздрогнул, когда Эрик сурово выкрикнул:

– Фамилии! Ведь вы получили их от ваших родителей? Или они подкинули вас под дверь социальной конторы где-нибудь в Шёбу или Грэсторпе, решив вместо этого усыновить других детей, у которых IQ повыше, чем у лоботомированных дынь?