…не дозволяющее темнеть глазах, даже когда ты резко встал (!). В иных случаях ты по-прежнему раб…

Осудивший вновь остаётся с ничем; подумавший иначе, но разделивший правду на неправду, – помни, ты далеко не ушёл. И был не близок, не далёк, а где-то там, с чего только всё начинается. Распутье сомнительно, удручающе особенно если ты выбрал верный путь. Но знай! Цена грядущей победы, несопоставимо-несоизмерима ни к чему. Ибо то не купить, не отнять, не утратить и более не обрести.

Ибо то царство нерушимое, в ком ты его дитя. Так стань же им, отринув ум, дозволив чувству искреннему жить…

Жизнь роковая воистину злом

Испита кругом лишь целью одной, –

Задавить…

Она что кнутом, желает кажись одного,

Отрад лёгкий взмах, порыва в сердцах, –

Удавить…

Изменой, чувством угнетения

Она стремит порывы бдения

Сомнения гнетом укротить:

Даруя скорби угнетения,

Томления, прелестей парения, –

В миг, в одночасье лишить…

Но прежде пыткой задушить…

Жизнь роковая воистину злом

Испита кругом лишь целью одной, –

Возродить:

Угасшее чувство свободы картины

Забытой давно поневоле, –

Воскресить.

Чью чарой сомнения,

И долей неверия идущий забыл

Восхвалить…

Театр – жизни. Роль – твоя. Вследствие первичности жизни над всем остальным, сформированным благодаря её закону, созидающему реальность обывателя. Театр принадлежит жизни. Ибо жизнь – не что-то конкретное, имеющее четкое определение и форму, а субстанциональное, невесомое, непостижимое, являющееся апогеем или верхушкой мироздания. Абсолют или материя, зарождающая удар сердца, предопределяющая судьбоносное течение в том числе обстоятельства нахождения каждого, пребывающего в её миге или сцене-кадре неспроста.

И лишь идущему под стать примерив роль, в итоге осознать, бессмысленность мнимых ценностей её обывателей. И лишь идущий мог, сорвав оковы рабства стать тем, кем захотел, созидая свою волю в соответствии желания жизни. Ибо он и есть жизнь. А жизнь есть он. Для всех остальных театральный спектакль осязаем как бесконечное явление, с промежуточным "на упокой" антрактом, выступающим в лице перерождения.

О белый фронт, чувств горизонт

О бесконечная пора,

О купол правды тверди зонт,

Хранящий ласкою дитя,

О безмятежный, мигом Вечный

О безустанных прений фронт,

Дитя, познавший бесконечность,[18]

Этюд святил тебе в экспромт…

И лепетая, предвкушая

Мгновения томного негой

Чьё ворожило, окрыляя,

Даруя чувству упокой

Струн лирой вечной, затяжной:

Не искушённой на забвение

И провидение извне,

Чувств растворяющей гнетение

Своей безмолвной тишине,

Вздымая грацией в крыле,

Что были мощи воскричу

Всем благоденствием от рая

Над чувством прежним восседая

О бесконечном, чьим дышу, –

Благодарю…[19]

Расскажу, позволь былую

Я историю, «вслепую»

Чью видал во тьме, не дня,

Не бывало где тебя…

Дабы понял ты однажды,

Что в погоне власти, жаждой,

Изводя себя на нет,

Осознаешь лишь неважный

Монотонных чувств куплет…

И ежели ты считаешь, что Вселенная слепа вследствие того, что она безответна, то знай, что в преддверии торжества ты стерпишь крах несопоставимый текущей готовности силой удручающего воздействия. И ежели ты считаешь, что был прав, то знай, что каждое бедствие, обрушенное на твою голову, несёт куда всеобъемлющий смысл, чем ты мог себе вообразить. И ежели ты добровольно не идёшь к тому, с чего всё началось, отрёкшись от думы благосостояния, продолжая, вместо искоренения, питать несбыточное чувство “эгоцентризма” или эмоции мнимого благоденствия, то уверяю, рано или поздно, твоё внутреннее буйство будет укрощено неконтролируемым волнением, страхом, или сомнением, возникнувшим беспричинно из ниоткуда. Но лишь одной целью прозрения.

Или думал ты господин реальности, о идущий в никуда? Ищущий правды, где поди не стоило, но не в самом себе?..

Необъятному простору,

Громовому век-собору,

Созидавшему пути:

Распростёрто слогом к Богу,

Зажигаю в свет огни

Чувством жжения груди…

Восстаньте, бравые о воины,

Предстаньте честью под венец,

Руины бремени привольно

Смелей разрушив наконец!

Отринув вон сомнений, страха,

Ступайте, чувств выси трубя!

Порывом грации и взмаха

Не всуе кличьте, миг любя!

Великий пыл могучей славы

Не оскудеет сквозь года:

Его безустанной отрады

Державы «виты» города…

Так “восклицайте” пуще грудью,

Покуда миг Вас сторожил,

Отринув вон испуга-дуги,

Возвысив чувство до светил…

В отдалённом свет-пространстве

В позолоченном убранстве:

Царстве светлом, удалой

Жизни вечной не былой,

В мир сияла, небе сводном

Одинокая звезда,

Освещая блеском годным

Опустевшие сердца.

Век мечтала убедить,

Наделив особой мыслью,

Что безликое любить

Не являлось прежде былью…

Жар пуская неизвестный

Телу радости несла,

Выступая точь невестой

Ночи брачной торжества.

Там корсетом в небе сводном

Мириады звёзд желали

Быть кому-то всё же годным,

Утолением тьмы-печали.

Стать кузницей загляденья,

Упоеньем чувств души:

Жаждой взора упоения,

Устремления вершин…[20]

Там горела в небе сводном

Одинокая звезда,

И ждала пока угодным

Будет свет её краса…

А быть далее, к горизонту

Простирался звёзд вдогонку

Томных таинств треволнения

Не сомнения, вдохновения

«Вечный лес» красы незримой…

Позабыть чей не силком,

Зыбкой пыткой преунылой,

Хладной смертью иль кнутом, –

Уж не выйдет веской силой.

…

Извечный лес, красой неотвратимой

Неумолимо звал к себе, –

Как отказать раз молчаливый

Твердил неустанно судьбе?..

Это всё метафоры. Дабы мозг, визуализируя понимал, что конкретика, когда речь касается творчества, призванного изменить взгляд на жизнь – ни к чему. Поэт вкладывает в своё творение текущее переживание. И правда-истина всегда за Творцом. Ибо лишь одному ему известно о том «благодатном» послевкусии особого следствия, не предающегося слову. Ибо лишь ему одному ведомо то переживание, чьё побуждающим образом призывает вновь и вновь высвобождать внутреннее неутомимое явление, именуемое вдохновением. Ибо лишь ему, сквозь слог дано выражать то, что не каждому оратору «от Бога». Ибо поэт – искусство. Ибо поэт – есть Бог. Все остальные, сопричастные – его дети. Ибо творят, что велит их суть, отличием от повелевающего сутью поэта.