Промчав под Древом Мировым
Зарю оставила истрийскую
Квадрига... Рухнул ветхий барк
И воды раскраснелись тряскою.
Но Бляйштейн - тут он, да не так
На четвереньках, обезьяной,
Аж из Чикаго он приполз
Еврей-купец венецианный.
Бесцеремонно-тусклый глаз
Проклюнулся в первичной слизи:
Как перспектива хороша
У Каналетто! Но обгрызли
Свечу веков. Вот вид с моста
Риальто: крысы под опорой.
Еврей - под человечеством.
Но при деньгах на гондольера.
А Дева Роскошь приглядев
Сверхлукративную шаланду
И в перстни заковав персты
Сдается сэру Фердинанду
Шапиро. Кто с крылатым львом
Войдет в блохастые детали?
Бурбанк обдумывает мир
В развалинах и семь скрижалей.
Перевод В. Топорова
СУИНИ ЭРЕКТУС
И пусть деревья вкруг меня
Иссохнут, облетят, пусть буря
Терзает скалы, а за мною
Пустыня будет. Тките так, девицы! {*}
{* С такими словами покинутая возлюбленным героиня пьесы Бомонта и Флетчера "Трагедия девицы" Аспатия обращается к своим служанкам, которые ткут ковер с изображением Ариадны. Она предлагает позировать за Ариадну (по сходству судеб), с тем чтобы девушки выткали соответствующий ее отчаянию живописный фон.}
Изобрази Кикладский берег,
Извилист, крут, необитаем,
Живописуй прибой, на скалы
Несущийся со злобным лаем,
Изобрази Эола в тучах,
Стихий ему подвластных ярость,
Всклокоченную Ариадну
И напряженный лживый парус.
Рассвет колышет ноги, руки
(О Полифем и Навсикая!),
Орангутаньим жестом затхлость
Вокруг постели распуская.
Вот расщепляются глазами
Ресничек грядочки сухие,
Вот О с зубами обнажилось
И ноги, как ножи складные,
В коленках дернулись и стали
Прямыми от бедра до пятки,
Вцепились в наволочку руки,
И затряслась кровать в припадке.
К бритью прямоходящий Суини
Восстал, широкозад и розов,
Он знает женские капризы
И лишних не задаст вопросов.
(История, по Эмерсону,
Продленье тени человека.
Не знал философ, что от Суини
Не тень упала, а калека.)
Он ждет, пока утихнут крики,
И бритву пробует о ляжку.
Эпилептичка на кровати
Колотится и дышит тяжко.
Толпятся в коридоре дамы,
Они чувствительно задеты
И неуместной истерией
И нарушеньем этикета;
Еще бы, все поймут превратно.
У миссис Тернер убежденье,
Что всякий шум и беспорядок
Порочит имя заведенья.
Но Дорис, только что из ванной,
Пройдя по вспугнутой передней,
Приносит нюхательной соли
И неразбавленного бренди.
Перевод А. Сергеева
ПОКА НЕ ПОДАЛИ ЯЙЦА
Пипи воссела у стола
Благовоспитанной девицей,
Фотографический альбом,
Заложенный вязальной спицей.
Двоюродные бабки, дед
Дагерротипы и так далее;
Игриво-танцевальный лад:
Пора мадмуазель за талию.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Не надо славы мне в раю
Не то придет сэр Филип Сидни,
И салютнет Кориолан,
И прочие обступят злыдни.
Не надо денег мне в раю
Иначе в поисках поживы
Подлягут Ротшильды ко мне,
Сгодятся и аккредитивы.
Не надо сплетен мне в раю
Лукреция из рода Борджиа
Расскажет про свою семью
Такое, где Пипи не хаживала.
Пипи мне не нужна в раю
Пройду я курс мадам Блаватской
По превращениям души
И курс второй по части плотской.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Но где грошовый мир, который
Я прикупил перекусить
Вдвоем с Пипи в кафе за шторой?
Туристы - шасть, туристы - хвать,
Но где орлы? Орлы и трубы?
Лежат под снежной толщей Альп.
Крошатся крошки, горькнут губы,
И с легионов ледорубы,
Орудуя, снимают скальп.
Перевод В. Топорова
ГИППОПОТАМ
"Когда это послание будет прочитано у
вас, то распорядитесь, чтобы оно было
прочитано и в Лаодикийской церкви"
Толстозадому гиппопотаму
Болотисто бултыхается;
Мним: он бессмертен, а ему
На плоть и кровь икается.
Плоть и кровь это слабь и хрупь,
Страхи на нервы нижутся,
А Церковь Божья тверда, как труп,
Ибо на камне зиждется.
Грузному гиппо ходить-бродить
В поисках пропитания,
А Церкви и дел-то - переварить
Припасы из подаяния.
Гиппопотаму - хоть лопни - не съесть
С дерева плод манго,
А в Церковь - везут, у нее все есть,
Оттуда где пляшут танго.
Гиппо в брачный сезон матер
Ревет как искусан аспидом,
В Церкви же - ежевоскресный хор
Совокупленья с Господом.
Дрыхнет гиппопотам на дню,
Охотится ночью тихою,
Неисповедимо Божье меню:
Церковь - та жрет и дрыхая.
Но взвидел я: гиппопотам крылат
Всей тушей взмыл над саванною
И ангелы осенили полет
Тысячегласной осанною.
Во крови Агнца отмоется он,
Руками рая подхваченный,
К святым окажется сопричтен
И к арфе допущен золоченой.
И станет в итоге что твой алавастр,
Возляжет с ним дева-мученица,
У Церкви же - низкоземельный кадастр,
Смердит она, старая пученица.
Перевод В. Топорова
ГИППОПОТАМ
Когда это послание прочитано будет у вас,
то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в
Лаодикийской церкви.
(Послание ап. Павла к колоссянам, IV, 16)
Гиппопотам широкозадый
На брюхе возлежит в болоте
Тяжелой каменной громадой,
Хотя он состоит из плоти.
Живая плоть слаба и бренна,
И нервы портят много крови;
А Церковь Божия - нетленна:
Скала лежит в ее основе.
Чтобы хоть чем-то поживиться,
Часами грузный гиппо бродит;
А Церковь и не шевелится,
Доходы сами к ней приходят.
Не упадет 'потамьей туше
С высокой пальмы гроздь бананов,
А Церкви персики и груши
Привозят из-за океанов.
Во время случки рев с сопеньем
Нелепый гиппо испускает;
А Церковь - та по воскресеньям
Слиянье с Богом воспевает.
Днем гиппо спит, а за добычей
Выходит в ночь обыкновенно;
У Церкви же иной обычай:
И спать, и есть одновременно.
Я видел, как 'потам вознесся,
Покинув душную саванну,
И ангелы многоголосо
Запели Господу осанну.
Раскроются ворота рая,
И кровью Агнца окропленный.
