– Почему он не помогал любимой жене сдавать в налоговую инспекцию отчеты?

На ласковые уговоры жены Гога топал ногами и безуспешно доказывал, что настоящий бухгалтер обязан делать свою работу сам. Гога был катастрофически зол и упрям, а Ираида нежна и терпелива. Тем не менее, даже она не смогла уговорить любимого мужа приготовить и сдать за неё хотя бы один отчёт.

На фирму наложили крупный штраф, и Гога потерял голову от обиды. Он оскорбил Ираиду грубыми словами и переехал жить к маме. Офисную технику и мебель арестовали приставы, а Идочке на память осталась семейка маленьких кактусов.

От горя Гога запил безбожно и беспросветно, так же, как много лет назад после развода с первой женой. Со временем он успокоился и вновь начал работать, но пить не бросил, денежные знаки носил теперь маме, но как-то машинально и без всякого удовольствия.

Бедная Идочка оказалась брошенной в прямом смысле этого слова. Работать она не умела, а учиться чему-нибудь оказалось поздно. Некоторое время женщина горько плакала, потом успокоилась и занялась разведением цветов. В маминой квартире запахло фиалками, а в Идочкиной комнате на книжной полке подрастали маленькие кактусы. Тётушка подарила племяннице ещё один, пушистый с задорным хохолком.

Идочка взглянула на него и ахнула. Кактус, как две капли воды, оказался похож на Гогу, такой же гордый, смешной и упрямый. Идочка разговаривала с ним перед сном.

– Дорогой Гогочка, как ты не прав! – обращалась она к кактусу.

– Какая мелочь эти отчеты. Почему они разрушили нашу жизнь? Вернись, Гога! Мне так холодно и одиноко одной!

Кактус молчал, слушал и клонил вниз свой хохолок. Шли дни, и однажды Идочка заметила, что в ответ на жалобные стенания в том месте, где у людей растут руки и ноги, у кактуса появились отростки, четыре пушистых, колючих шарика.

Идочка умела ухаживать за цветами. Она вовремя их подкармливала и вовремя поливала. Скоро подросшее растение стало похоже на человека с опущенной вниз головой и вытянутыми вперёд руками. Кактус рос не по дням, а по часам и однажды вылез из черепушки. Его отростки ноги упёрлись в стол, отростки руки протянулись к Идочке, отросток голова виновато склонилась вниз.

Кактус Гогочка ничем не отличался от подвыпившего человека, который вот-вот потеряет равновесие и встанет на четвереньки.

– Ах! Гогочка, Гогочка, ты даже стоять ровно не можешь. Опять напился? Злоупотреблять спиртным нельзя, у тебя же больное сердце.

Так изо дня в день Идочка разговаривала с растением, Гога пил, а кактус рос, но как-то неаккуратно, криво и неряшливо.

По субботам я приходил к Ираиде в гости. Мы пили кофе и разговаривали, как в старые добрые времена. Скоро я приметил, что подруга с каждым днём хорошеет. Её фигура стала девичьи стройной, прическа рассыпалась по плечам и открыла миру густые каштановые волосы. Однажды Ираида отложила в сторону сигарету и сняла очки. Пронзив меня взглядом бездонных, медовых глаз, она сказала:

– Виктор! Я чувствую ветер перемен и не хочу больше плакать о прошлом. С этого дня никакой мужчина не сможет причинить мне боль, и никакой кактус не посмеет нарушить порядок в моём доме.

После этих слов Ираида взяла нож и перерезала у кривого кактуса ножку чуть пониже того места, где у человека находится попка.

– Ой! – сказал Гогочка на другом конце города и умер от разрыва сердца.

Услышав долгожданные слова, я понял, что в наших с Идочкой отношениях наступил перелом. Нежно поцеловав свою суженую, я отнёс её на диван.

Гогу хоронили на третий день. Мы с женой на поминах не присутствовали. Позже, вспоминая судьбоносный для нас обоих радостный день, я пришёл к выводу, что у Идочки есть невостребованный талант экстрасенса.

Она на расстоянии почувствовала Гогочкину смерть, и в ту же секунду наговорённый кактус превратился для неё в обыкновенное растение.

А, может быть, всё было наоборот?

Но для моего отношения к Ираиде этот факт не имеет существенного значения. Мы живём дружно, и совершенно счастливы. С женой я делюсь своими задумками и прислушиваюсь к её советам, но в нашей семье есть одно табу. Ираиде категорически запрещено приходить ко мне на работу, ведь семейное счастье так легко испортить.

Печальная история о пылкой и несчастной любви

Друзья называют меня начальницей, а чаще Ольгой. Это моя подпись скрепляет договора фирмы, занимающейся поставкой косметических продуктов Мертвого моря.

Будучи женщиной независимой и уверенной в себе, в любовники я выбрала молодого менеджера, звезда которого ярко вспыхнула на небосклоне нашего офиса. Костя выделялся среди коллег напористым и деловым стилем, а главное, он высоко ценил мою привлекательность и сексуальность.

Верная подруга Вера восприняла появление Кости в нашей компании в штыки.

– Поверь мне, Ольга, есть в нём что-то ненатуральное и притворное. Фальшивый пафос слышится в каждом его слове. Порой он напоминает мне фанатика, иногда я его просто боюсь.

– Брось! Мой Костя – коммерческий гений. Тебя смущает его талант, – отстаивала я своего любимца.

Негативное отношение Веры к избраннику моего сердца я списывала на банальную человеческую зависть. Первого мужа у Веры забрала автомобильная авария, второго увела соседка. Что кроме желчи, можно ожидать от одинокой, рано состарившейся женщины?

Но Костя легко устранил препятствие. Он ввёл в наш круг своего земляка, простоватого рыжеволосого парня с широким прыщавым носом. Борис обезоружил Веру провинциальной наивностью, и она с удовольствием взяла над юношей шефство.

В конце лета главный бухгалтер нашей фирмы Татьяна отважилась организовать на даче пикник. Для своего удовольствия она попросила захватить на дачу моего дальнего родственника Павла Ивановича, одинокого майора в отставке.

В свою очередь я уговорила Костю и Веру провести выходной на Таниной даче. Давно хотелось выбраться на природу, искупаться в озере, позагорать под мягкими лучами августовского солнца.

Танюшина затея оказалась с секретом. На шашлыки она пригласила известную гадалку Ираиду Иосифовну Гендельштейн, чтобы та разложила карты Таро и предсказала сложившимся парам судьбу.

В субботу после пятничного сабантуя я с трудом оторвала голову от подушки. Будильник орал, как оглашенный. Рядом противно пищал мобильник.

– Привет, начальству. Прибыл по вашему приказу. Сижу во дворе, ожидаю попутную машину, хочу добраться до ближайшего озера, – по-военному чётко отрапортовал майор.

Проклиная Татьянину затею и свою бесхребетную уступчивость, я обречённо прошлепала к умывальнику. В зеркале мелькнула опухшая после попойки физиономия и тут же пропала в мыльной пене.

– Куда же запропастились очки? – ворчала я, близоруко щурясь.

Очки нашлись под диваном. Прозрев и наскоро нанеся на лицо макияж, я выскочила из дома.

Майор уложил в багажник баулы с купленными на рынке продуктами, и, спешно выбравшись из города, мы оказались на загородном шоссе. Поглядывая на мелькающие за заборами черепичные крыши, я перебирала в памяти вчерашние удовольствия и размышляла о Косте. В последнее время он стал особенно нежен и напорист. Я же мечтала о большем. Надеялась услышать окончательное признание, а далее отпуск, поездка в Калифорнию или медовый месяц в Париже…

Сладкие грёзы прервал привычный до боли знак: «Ограничение скорости!», «Идут дорожные работы!». Увертываясь от гальки, вылетающей из-под колёс проносящихся мимо автомобилей, мы с Павлом Ивановичем вдоволь надышались пылью.

От неминуемого удушья нас спасла развилка с указателем «Озеро», и я свернула на просёлочную дорогу. До Танькиного участка оставалось не более пяти километров. «Тойота» резво катилась под уклон. Скоро показались утонувшие в яблоневых садах островки дачных усадеб, чудом сохранившихся у бесхозного, поросшего камышом водоема.