Я пошла назад пешком. Зашла в офис сотового оператора и приобрела московскую сим-карту. Идти к Матвею не хотелось, я не знала, как он меня встретит, и попросту не знала, как мне себя с ним вести. Но и на улице я оставаться, конечно, не могла, поэтому сделав все дела, я зашла в магазин, купила что-то из продуктов, села в трамвай и поехала «домой».
Матвей был дома, когда я пришла. Особой радости мое появление у него не вызвало. Мы перекинулись парой реплик, и я пошла на кухню, готовить еду. Я приготовила паэлью и позвала ребят к столу. Они отказались. Я поела и села здесь же на кухне (чтобы никому не мешать) в свой малюсенький нетбук – искать заказы и зарабатывать деньги. Двух тысяч, которые были у меня на руках, надолго не хватит – это очевидно. Я чувствовала себя бедной родственницей, которую приютили из жалости, и вела себя соответственно – тихонько сидела и занималась своими делами, ни к кому не лезла с разговорами и не навязывала свое общество.
Вечером, тем не менее, я легла с ним в постель, отвернулась к стенке и думала, что мы так и уснем. Но нет. Через несколько минут он потянулся ко мне, и мое тело с готовностью откликнулось на его прикосновение. Боже! Я не управляла своим телом, когда он до меня дотрагивался! Это было очень странно. Как можно не быть хозяйкой собственному телу? Неужели все то, что произошло со мной чуть меньше года назад, ничему меня не научило? Почему я с готовностью принимаю его ласки? Я не могла ответить себе на эти вопросы. Только не сейчас. Сейчас я трепетала под его руками и губами, открывая ему свое тело и свою душу, и впуская его в себя снова и снова, тая в его руках и забывая обо всем на свете. Лишь позже, уже засыпая, я поняла, что он даже не целовал меня в губы…
Утром Матвей вел себя так, как будто ночью между нами ничего не было. Я придерживалась такой же тактики поведения. Выпив кофе, я снова села за компьютер – искать вакансии и заказы, обрабатывать те заказы, которые уже были.
Матвей пил. Пил он каждый день и довольно много. Я старалась не обращать на это внимания. Андрей тайком строил мне глазки. Я делала вид, что не замечаю. Положение мое, мягко говоря, было весьма странным – я вообще не понимала, как мне себя вести с Матвеем и что будет дальше. Все это меня ужасно тяготило, но в глубине души все-таки теплилась какая-то надежда, что вот сейчас, когда я рядом, может быть у него наконец-то «откроются» глаза. Но какое там, эти глаза усердно заливали спиртным с утра до вечера. Картина, надо сказать, не самая приятная.
Через три дня я позвонила Наталье – как мы и условились. Она сказала, что решение они еще не приняли, и попросила меня позвонить еще через пару дней. Я, конечно, не теряла времени даром, в том числе и в части поиска подходящего мужчины, который мог бы стать опорой для меня – по крайней мере, на первое время. Матвея я в этом смысле не рассматривала, и причин тому было несколько. Во-первых, и это, наверное, было самое главное, он смотрел на меня, как на пустое место. Во-вторых, моих душевных сил в тот момент не хватило бы, чтобы пытаться переломить ситуацию и попытаться построить с ним отношения. Да, что там – даже поговорить по душам я с ним не могла и не сказала ему, что приехала в Москву не на две недели по делам, а с расчетом остаться тут навсегда. Я вообще не знала, получится у меня тут остаться или нет, а потому не спешила никого посвящать в свои планы. Можно было бы, конечно, ему все рассказать и может даже попросить его о помощи. Но, откровенно говоря, просить его о помощи мне не хотелось. Не знаю почему. Мне хотелось перед ним выглядеть сильной, умной женщиной, которая может все – этакий супергерой в юбке, одним словом. Ну и, конечно, была еще и третья причина – он пил, пил каждый день, пил много. Не работал. Поэтому я не очень понимала, чем он может мне помочь, если у него самого положение весьма шаткое.
На исходе первой недели моего пребывания в Москве в один из вечеров я все-таки не выдержала, и чуть было не проговорилась ему. Мне было очень тоскливо. Мы с Матвеем занимались любовью почти каждый вечер – когда он был в состоянии ей заниматься. Но все это уже не доставляло мне такой радости, как прежде. Ощущение было такое, будто таким образом я «плачу» за то, что мне дали на время приют. Я не чувствовала от него никаких любовных флюидов, все было как-то… механически. Тяжелое напряжение, которое было раньше между нами, ушло, но на смену ему пришло не менее тяжелое безразличие. Я понимала, что ожидать чего-то другого от пьющего мужчины просто глупо.
К тому же я очень тосковала по детям и понимала, что, скорее всего, не скоро теперь увижу их (хотя по вакансии я так ответа пока и не получила), а больше чем на пару недель я с ними никогда не расставалась до этого.
Мы лежали в постели, и мне было невыносимо грустно и одиноко. Я с трудом сдерживала слезы. Матвей заметил мое состояние и спросил, почему я такая грустная. Я сказала, что очень скучаю по детям. На что Матвей сказал: «Понимаю, но это ведь ненадолго. Скоро ты их увидишь, так стоит ли грустить». Вот в этот момент я чуть было не сказала ему всю правду. В его тоне мне почудилось, что он как будто догадывается о моих истинных планах, но я промолчала. Он тоже больше ничего не сказал.
* * *
К концу первой недели моей новой жизни в Москве я написала одному знакомому мужчине, который проявлял ко мне интерес. Знакомому по переписке, но однажды мы встречались с ним в Екатеринбурге, когда он был там в командировке – он был лет на 15 старше меня, в разводе, серьезный, импозантный мужчина, который явно был неравнодушен ко мне. После этой встречи мы регулярно переписывались в социальных сетях. И я решила написать ему и «опробовать» и этот вариант. Мы созвонились, и он предложил встретиться в субботу. Сказал, что ему нужно пройтись по магазинам, что-то купить из одежды, и я ему как раз в этом помогу. Я сказала, что я с удовольствием, при условии, что мы и мне что-нибудь купим. Он сказал, что, конечно, вне всякого сомнения, мы и мне что-нибудь прикупим. Я была рада, что мне не придется все выходные сидеть «дома» и созерцать пьяных Матвея и Андрея.
Матвею я сказала, что иду встречаться с подругами – он знал, что в Москве у меня много знакомых. Но того, что я никому не сказала о том, что я в Москве, он, конечно, знать не мог.
Алексей, так звали моего знакомого, жил на противоположном конце Москвы, благо ехать нужно было по прямой ветке метро, но довольно долго – примерно около часа. Утром я встала, выпила кофе, оделась и ушла.
Алексей встретил меня у метро, и мы пошли по магазинам. Сначала купили все, что нужно было ему, а потом зашли в мой любимый магазин женской одежды, и я выбрала себе платье. Платье было вязаное, теплое. На дворе был уже конец октября, а вещей теплых я с собой особо не взяла – уж не знаю почему. Наверное, боялась загадывать. Так вот, я выбрала это платье, и Алексей с удовольствием мне его купил. Первый раз в моей жизни мужчина купил мне платье в магазине. Это было… необычно. Приятно. В принципе мужчины не баловали меня подарками, если не считать моего бывшего мужа и Матвея. Олег (моя первая любовь) тоже что-то дарил – так по мелочи, но мы и были детьми. Муж дарил золото, покупал сапоги и пальто (платье – ни разу), телефон, цветы. Цветы он дарил мне часто. Матвей дарил всего два раза – оба раза золото. Сначала кольцо с бриллиантом, потом правда деньги, но на подвеску с сапфирами. И да, пять тысяч рублей…
После магазинов мы пошли ужинать в кафе, а потом поехали к Леше домой. Секс у нас с ним был и раньше, поэтому для меня было очевидно, для чего мы едем к нему домой. Хотела ли я его? Нет. Совершенно. Он мне нравился. Очень. Мне было с ним спокойно. Но секс… Это было что-то из другой оперы. Но отказать, да так чтобы не обидеть человека (не знаю, почему это было важно всегда – главное, не обидеть), одним словом, деликатно отказать я не умела.
Леша в сексе был напористый. Он даже целовался с глубоким проникновением языка – резко, даже грубовато. С покусываниями. Куни он не делал, а вот минет любил. Для меня это означало – отсутствие оргазма как такового в принципе. А значит – не секс. В данной ситуации это не напрягало, я была ему благодарна за этот день, за обед и ужин, за платье. То есть не за платье как таковое, а за внимание и заботу, которую это платье для меня олицетворяло. Но вот в долгосрочной перспективе это все было для меня не особо интересно. Он не вызывал во мне желания, трепета, влечения. Просто нравился как человек.
