Потом отогнал машину, положил руки на руль и уткнулся в них лицом. Как надоела эта жизнь на побегушках! Захотелось подальше от людей. Он стал представлять реку, куда сейчас полетят: серебристую водную гладь, бьющуюся на леске форель.

И незаметно задремал, слишком рано пришлось вставать…

Перед ним по-прежнему лениво текла река, только вода была темнее, чем представлял – совсем черная. На другом берегу стояла женщина. Лес позади нее затягивала дымка, и платье выделялось яркой белизной. Но еще ярче сияли пламенно-рыжие волосы женщины.

Мама!..

Она вгляделась и с улыбкой помахала рукой. Жест был нетороплив и спокоен, словно говорил: «До свидания!».

Варламов проснулся, сердце сильно билось.

Он давно не видел во сне мать. Первое время она часто приходила по ночам, когда сквозь сон и шорох дождя чудились крадущиеся шаги тварей из Темной зоны. Она клала прохладную руку на лоб, и они отправлялись гулять по тропинкам странного, но очень красивого сада. Наверное, ей не хотелось оставлять сына одного в чужой для себя стране… А потом перестала приходить, словно однажды зашла в заколдованный сад слишком далеко и не смогла вернуться. И вот появилась снова…

От домика уже возвращалась веселая компания: на гостях из столицы Автономии повисли две девицы в камуфляже, с ярко накрашенными губами. Отец подошел к машине.

– Прости, Евгений, – виновато сказал он, и Варламов вздрогнул от удивления: отец не любил извиняться. – Места в вертолете для тебя не осталось. Этих баб, – он добавил нецензурное слово, – генерал берет, чтобы гостей ублажать. Одной водки и рыбалки для них мало. Останься пока тут, дежурный о тебе позаботится.

Отец неловко ткнулся щетинистым подбородком в щеку Варламова и зашагал к вертолету. Варламов остался сидеть с открытым ртом, таких нежностей у них в семье давно не водилось. Но вскоре опомнился, поспешил к вертолету и забрал свой рюкзак.

Раскрутились винты, вертолет оторвался от земли и со звенящим гулом ушел в небо. Уменьшаясь, он направился на северо-восток; там сохранились леса и чистые реки, остались и заброшенные поселки, так что рыбалка предполагалась с комфортом.

Варламову ничего не оставалось, как подогнать уазик к дому. Взяв рюкзак, поднялся на крыльцо. Когда отворил дверь, то закашлялся от сигаретного дыма.

– Будь здоров, не кашляй! – приветствовал его сидящий за столом человек. Он был в расстегнутой камуфляжной куртке, лысый, щеки блестели от пота. – Ничего, что накурено, зато комаров меньше будет. Выпей, – он кивнул на канистру, – это твой отец оставил. Заодно давай познакомимся. Михаил Сирин, механик.

Он протянул жестковатую ладонь.

– Евгений, – буркнул Варламов.

Он выбрал стакан без следов губной помады и налил половину, настолько выбил из колеи странный сон и непривычное поведение отца. Водка была неважной, местного производства, и в голову сразу ударило.

– Давно здесь служите? – спросил он.

– С самой войны, – охотно отозвался Сирин. Он налил себе и кивнул на тарелку с розовой семгой: – Закусывай. Мне она уж обрыдла. Живем тут на рыбе да на консервах, неизвестно зачем живем.

– Уехали бы в какую-нибудь южную Автономию, – промямлил Варламов, вгрызаясь в сочную мякоть. – У вас выслуги лет хватит, наверное.

Сирин махом проглотил водку и со стуком поставил стакан, глаза подозрительно заблестели.

– Куда уехать? – зло спросил он. – На тот свет, что ли? Там меня жена и дочка дожидаются. – По щекам и вправду потекли слезы.

Варламов оторопело откусил еще семги. Но Сирин взял себя в руки, хлебнул еще водки, а потом стал вытирать глаза скомканным платком.

– Ладно, – вздохнул он. – Что было, того не вернуть. А ехать мне некуда, парень. В Москву сейчас только сумасшедший сунется. Тут хотя бы на казенных харчах. Ладно, пойдем. Устрою я тебя.

Он завинтил канистру и повел Варламова по лесенке вниз. Спускаться пришлось долго, наконец оказались в тускло освещенном коридоре. Было душно, по сторонам через равные интервалы располагались двери.

– Командный пункт, – сообщил Сирин. – Сейчас законсервирован. Вот и моя конура, можешь располагаться на второй койке. А хочешь, записи погляди.

Он толкнул другую дверь – открылся обширный зал, уставленный аппаратурой.

– Большая часть этого железа не работает, – хмуро сказал Сирин. – Главный радар отключен за ненадобностью, с севера вряд ли кто явится, а через спутниковую «тарелку» записываем канадские и американские телепрограммы. Ну и что-нибудь из Интернета, если получится. Отправляем на анализ в Генштаб Московской автономии, хотя, по-моему, хренотень одна. Английский хоть немного знаешь?

– Свободно владею, – брякнул Варламов, не подумав.

– Да ну? – присвистнул Сирин. – Откуда? Это в мое время в школах учили.

Варламова передернуло, до того надоело объясняться.

– У меня мать американка, – неохотно сказал он, оглядывая сумрачный зал. – Приехала еще до войны. После этой заварухи, конечно, пришлось остаться. Ее чуть не посадили как шпионку, но отец в жены взял. Она и выучила меня языку. Часто свою Каролину вспоминала, книжки на английском мне читала…

– Ну и ну, – ухмыльнулся Сирин. – Выходит, ты наполовину американец! То-то рожа не русская, больно вытянутая. Но все равно, красавчик. Девки, небось, так и бегают.

Варламов стиснул кулаки. Только утром, бреясь тупой китайской бритвой, он скептически разглядывал себя в зеркале. Грязно-светлые волосы (давно пора стричь), выступающие скулы. Лишь глаза можно было счесть красивыми – мать называла их голубыми, хотя цвет скорее походил на серый…

Вдобавок слова Сирина напомнили детскую дразнилку, ею донимали в школе, пока свежи были воспоминания о войне: «Один американец засунул в жопу палец и вытащил оттуда говна четыре пуда».

– Замолчи, – сказал он, не заметив, как перешел на ты. – А то и врезать могу!

Сирин погрустнел.

– Ладно, извини, – пробормотал он. – Пойду, прилягу. Если захочешь что-то посмотреть, аппаратура вон там.

Он повернулся и вышел из зала.

Варламов шумно выдохнул, достали в детстве кличкой «американец». Из скольких носов пришлось кровь пустить, пока начали остерегаться. В гробу он эту Америку видел. Хотя примерно там она и оказалась…

Чувствуя, как горят щеки, он сел за компьютер и взял первый попавшийся диск. Китайских флешек военные, должно быть, остерегались. На оборотной стороне диска стояла дата – наверное, когда записывали. Варламов толкнул его в дисковод, экран осветился.

Сначала пошла реклама – на английском, но в основном китайских товаров, а потом начался боевик. Действие происходило где-то в Америке: парень и девушка становились свидетелями бандитской разборки, их обвиняли в убийстве, и приходилось бежать от полиции в Лимб, а потом и в саму Темную зону. Выглядела она кошмарнее здешних: парню то и дело приходилось спасать девушку от гигантских пауков или жутких мутантов. Порою для разнообразия девушка спасала его. Под конец они выбирались к цивилизации, эффектно расправлялись с бандитами и заканчивали действо затяжным поцелуем.

Варламов зевнул и стал смотреть запись дальше. Пошла информационная программа: интервью с конгрессменом от некоего Ил-Оу о проблемах здравоохранения, пара криминальных происшествий, опять реклама китайских товаров…

Варламов смотрел вполглаза, в основном слушая голос диктора. Вяло подумал: доведется ли встретиться с американцами и поговорить с ними по-английски? Шансов на это казалось немного. Он протянул руку, чтобы выключить компьютер.

Сзади раздалось лязганье открываемой двери, и вошел Сирин – лицо опухло, одежда помята.

– Сидишь? – спросил он, с отвращением оглядывая зал. – Пойдем, прогуляемся на свежий воздух.

Варламов потянулся и встал. Продолжать ссору с Сирином не хотелось, ругани хватало дома.

– Пойдем. Покажешь, что у вас тут?

– Кой-чего есть, – хмуро сказал Сирин. – Пошли через ангар.

Они вышли в коридор, и перед очередной дверью Варламов впервые увидел в подземелье других людей: два бледных юнца в камуфляже играли в домино за металлическим столом.