Дети были доступны, но игра не клеилась – они были быстрые, а он – слишком медленный. Мадам М, решив довести дело до конца, не уходила с поля боя и коршуном смотрела за ситуацией. Пожалуй, ещё ни разу я не видела, чтобы она столько времени подряд смотрела за тем, что происходит с сыном, а ведь это было печальное зрелище, не для слабонервных. Впервые за годы нашего знакомства мне показалось, что она действительно переживает, а не изображает идеальную мать, коей ни разу не была на практике.

Дети хихикали за спиной Борисика, показывали пальцем и шёпотом дразнили – чьи-то родители были им совсем не страшны, а встревоженно шикающие няни – тем более. В конце концов, мадам М сама задумалась о том, что бы сдаться и уйти домой, продумать стратегию защиты ещё разок, когда Борисик внезапно встал, стряхнул песок с коленей, критически осмотрев свои жалкие постройки на фоне чужих, приличных, и начал хватать за плечи тех, кто был прямо перед ним, говоря: «Ам!» и посмеиваясь, содрогаясь всем телом.

Дети, оценив остроту и комизм игры в зомби-апокалипсис с настоящим, заправским зомби, пускай даже и безопасным из-за защиты, с восторгом перешли на новый вариант салочек, бегая кругами и неожиданно похлопывая Борисика по спине. Оказалось, что в такую игру ребята могут играть сколь угодно долго, не меняя водящего, так что мадам М сдалась и ретировалась, смирившись с тем, что мальчик доволен.

После этого обстановка сразу разрядилась и няни принялись хором рассказывать, какие новости у соседей и есть ли новые заражённые. Никто открыто не признавал наличие у себя зомби, но некоторые так и не вернулись к прогулкам, хотя территория посёлка была обнесена высоким забором и посторонних, залётных зомби ждать не приходилось, а гастарбайтеров увезли уже давно. Кое-кто из нянь и вовсе перестал выходить на связь, ни слуху ни духу, – очень подозрительно.

Первый выход в свет завершился к взаимному удовольствию всех участвующих детей, зато на следующий день мы обнаружили на площадке надпись: «С зомби не приходить. По всем вопросам обращаться в администрацию посёлка».

И мы ещё как обратились – по всем вопросам!

Администрация посёлка – это лишь красивые слова, на практике имелось ввиду содружество буйных активистов из числа местных старожилов, так что мадам М уверенной походкой направилась к чести и совести поселковой общественности – Римме Викторовне, прокурорше. Женщина твердых убеждений, с причёской, неподвластной времени и погодным условиям, она представляла собой достойный пример несокрушимости в борьбе со временем. Возраст брал своё, конечно, но прокурорша не сдавалась, противопоставляя ежесекундную идеальность всех деталей внешности, которую можно купить за большие деньги, зловредной гравитации и прочим неприятностям.

Римме Викторовне с завидной регулярностью подбрасывали на выходные внуков, а летом – и того чаще, так что приходилось зорко стоять на страже их интересов, балансируя между нежеланием быть кому-то бабушкой и невыносимым желанием контролировать всё лично. Подозреваю, даже сам прокурор, уважаемый член общества, ежедневно отчитывался ей обо всём.

Беседа не задалась.

Римма Викторовна, на правах хозяйки, предложила Борисику чувствовать себя, как дома, у них во дворе, оставив на моё няньское попечение, и сказала персоналу принести на веранду чай. Физиономии собственных внуков предательски торчали в ближайших к месту событий окнах, но их обладатели не решались высунуться наружу без команды.

Мадам М, ничуть не стушевавшись от елейной вежливости приёма, сразу взяла быка за рога:

– Это вы написали объявление, что с зомби на детскую площадку нельзя приходить? На кого намекали?

– Разумеется, это написала я, потому что просто не могла, не имела права оставаться в стороне. У меня нормальные человеческие дети, – Римма Викторовна сделала упор на слове «человеческие», и мадам М дёрнулась в тот момент, как от пощёчины, – и я вынуждена думать об их безопасности! Уверена, милочка, что вы меня поймёте, как мать.

– Что значит – нормальные? А мой сын, по-вашему, ненормальный? Или он не человек?

– Давайте не будем лицемерить, он уже не совсем… Такой, каким был раньше.

– И что же с ним не так?

– Он зомби! – когда человек сталкивается с отрицанием очевидного, он обычно слегка теряется, но не Римма Викторовна, нет, никогда.

– Откуда такая уверенность? Он просто немного медленный, вот и всё. И любит иногда подурачиться, играя в модную сейчас игру! Уверяю вас, он не меньше человек, чем любой, кто с утра вовремя не выпил кофе.

– То есть вы утверждаете, дорогая моя, что Борис вообще не был заражён?

– В любом случае, ваши внуки, – тут была очередь Риммы Викторовны сморщиться, она ведь терпеть не могла, когда так откровенно подчёркивали её статус бабушки, – в полной безопасности, ведь на моём сыне сертифицированная зомби-защита, что вполне заметно невооружённым взглядом. Хотя он совершенно не опасен, ещё раз повторяю.

– У меня прекрасное зрение, и отчётливо вижу, что все симптомы, о которых нас предупреждали, полностью присутствуют у Бориса. Его кусали?

– Какое это имеет значение? Я, как мать, говорю вам, что он не зомби и никогда им не был!

– Тогда, очевидно, объявление к вам никоим образом не относится.

– О, спасибо! – но мадам М рано радовалась, не увидев здесь ловушку.

– Думаю, нам стоит изменить текст объявления. Скажем, написать, что воспрещён вход лиц, имеющих симптомы зомби. Вдруг они придут и нападут на детей? Это же страшно, правда, милочка? Как вы считаете? Не боитесь за ребёнка?

– Вы не посмеете!

– Ещё как посмею!

Мадам М постаралась не расплескать бушующий океан гнева, донеся в целости и сохранности до момента встречи супруга с работы. Ничего не подозревающий Творилин приехал с наивной надеждой на спокойный семейный ужин, но не тут-то было.

– Они запретили нашему сыну приходить на детскую площадку!

Творилин осторожно уточнил:

– А ты уверена, что ему стоит туда ходить?

– Что ты имеешь ввиду? Может, нам теперь держать его в подвале, на цепях, раз он стал зомби?

– А вдруг он покусает других детей?

– Я что-то не поняла, тебя кто волнует, собственный сын или соседские дети? Ты уж определись.

– Не задумывалась, что может случиться, если Борисик заразит не тех детей? Что будет потом? Соседи у нас – люди серьёзные, полезные знакомства через одного, как минимум. Как мы сможем в глаза им смотреть? Просить по-соседски о чём-то?

– А с чего вы все взяли, что он может кого-то там заразить?

– Как ты сама верно подметила, он у нас теперь зомби!

– Он не такой, как остальные! Ему нужна нормальная, полноценная детская жизнь, и все эти глупости про жуткую опасность заражения – обычный бабский трёп, от нечего делать, насмотрелись ужасов по телевизору и выдумывают всякое.

– Серьёзно считаешь, что он как-то по-другому устроен? Не так, как остальные зомби?

– Что ты от меня хочешь? Я же согласилась надевать на Борисика защиту, хотя это просто ужасно выглядит, да и неудобно ему, наверняка, хотя он не жалуется, бедный мальчик.

– Тогда почему бы не признать, что проблема есть?

– А кто у нас в семье занимается сертификацией зомби-защиты? Эта конструкция для детей, между прочим, самый лучший из рекомендованных твоей «Зомби-Экспертизой» образцов! Или ты халтуру выбрасываешь на рынок? Скажи, Товрилин, кто из нас лицемер?

– Не надо делать вид, что это панацея. Кстати, о зомби! Ты подала онлайн-заявку на регистрацию Борисика в базе данных учтённых зомби, как я просил? Сегодня?

– Нет ещё. Успеется.

– А чего ты ждёшь? Думаешь, само рассосётся?

– А почему бы и нет? Может, это просто дурацкий грипп, который скоро пройдёт. Может же такое случиться? А мы сами сбегали, с мытыми ушами, рассказать всем подряд, что он у нас был зомби. Зачем Борисику такое клеймо на биографии?

– Ты вообще понимаешь, что если Римма Викторовна просто-напросто вызовет полицию, то его сразу заберут, как дикого? И будут в своём праве. Да, потом легко сможем поставить на учёт и забрать домой, вот только до выяснения он будет вместе с другими заражёнными сидеть. Включи уже голову и делай, пожалуйста, что я тебе говорю!