– Давай, поворачивай на Щаденко и гони, мать твою! – заорал на него Сергей Павлович.

 Водитель прибавил газу и с визгом резины на большой скорости повернул налево, едва вписавшись в поворот.

– Э я ещё на летней резине, а уже немного прихватило морозом и скользко, – сказал он.

– Так снег же передавали на завтра, мать твою! Надо было уже переобуться. Ладно, давай дави в железку!

 Они неслись по тёмной улице, практически не освещённой фонарями. Навстречу им попалась одинокая машина, которая быстро исчезла оставшись позади. Олеся, не переставая смотрела в заднее окно, и тут она заметила, как вдалеке позади них, появился, качнулся, пропав на мгновение и снова появился свет фар. Какой-то автомобиль, стремительно ехал позади них по улице.

– Так, сейчас повернёшь направо на Бабушкино, первый двор пропускаешь, заезжаешь во второй двор и на ходу вырубаешь фары!

– Ладно, – кивнул перепуганный водитель и вдруг он резко дёрнул руль в сторону.

 Прямо перед ними из темноты вырос ехавший прямо по неосвещённой части улицы велосипедист. Водитель едва успел среагировать, и они пронеслись всего в нескольких сантиметрах от него.

– Вот же придурок, – выругался Мясницкий.

 Автомобиль быстро подъехала к повороту и, практически не сбавляя скорости, повернул направо. Улица здесь тоже была плохо освещена, так что быстро сообразить, где именно второй двор было непросто. Но похоже Сергей Павлович очень хорошо знал этот район.

– Налево, живо! – крикнул он растерявшемуся было водителю.

 Тот немного промедлил, но всё же успел сбавить скорость и едва вписался в небольшой поворот. Сергей Павлович на ходу сам дёрнул рычажок на руле, выключающий фары. Машина остановилась, водитель повернул ключ зажигания и выключил габаритные огни.

– Тихо всем, – процедил Сергей Павлович.

 И тут они отчётливо услышали визг резины. Какой-то автомобиль на огромной скорости повернул поблизости, едва вписавшись в поворот и, стремительно пронёсшись мимом, полетел дальше по улице.

– Ага, чудесно. Заводи машину и заедь поглубже в сам двор, вон туда и припаркуйся.

 Водитель послушно сделал, что ему было сказано.

 Тем временем Мясницкий достал мобильный телефон и куда-то позвонил. В полной тишине слышались гудки, но никто долго не брал трубку.

 Так, Григорич, ты что спишь там что ли?

 Да у нас тут продолжается утреннее приключение связанное с Темириндой. В общем хлопцы эти ещё в городе, как не странно, чуть не грохнули меня.

 Да, серьёзно. И машину мне гады попортили. В общем так, я сейчас недалеко от перекрёстка Бабушкина и Щаденко, забери меня отсюда. Если что, со мной две девчонки.

 Да, молоденькие, студентки.

 Ну давай, жду.

 Они сели в старенький красный форд, за рулём которого находился практически лысый, слегка полноватый мужчина лет сорока. Звали его Вадим Григорьевич Стоцкий. Он был коллегой и старым другом Сергея Павловича. Ждать его пришлось довольно долго, около полу часа, и водитель реквизированного ими автомобиля уже уехал по своим делам. Посоле непродолжительного разговора с Сергеем Павловичем, он вроде бы вошёл в их положение и никаких претензий к ним не имел.

– И чего так долго копался? Девчонки тут уже продрогли совсем.

– Да вот, пока оделся, пока прогрелся, да и на дороге скользко уже, а я ещё на летней резине.

– Ещё одни растяпа.

– Да я хотел сегодня поехать поменять, если бы не эта долбаная Темиринда. Мне из-за неё, между прочем, пришлось в Ростов сегодня ездить. Думал хоть отдохну, высплюсь, а тут на тебе. Кстати, куда вас везти?

– Давай на Урицкого 14, а то там девчонки дверь оставили открытой, переживают чтобы ничего не пропало.

– Давай заедем. Так что всё-таки стряслось, кто там тебя чуть не грохнул?

– А вот мы сейчас с тобой на месте и посмотрим, но вот только хлопцы эти явно с Темириндой связаны.

– Да? Ты же мне заливал сегодня свою теорию про гастролёров, что они мол уже давно свалили. Значит не гастролёры и не свалили, так что ли? Я уже вообще-то в Ростове начальствую твои слова пересказал!

– Да гастролёры они, города совсем не знают… Может и не свалили ещё, хотя глупо это.

– Ага, ни хрена ты не комиссар Катани, теоретик ты долбаный.

– Да уж, где-то я прокололся.

 Они подъехали к олесеному дому и заехали во двор. Перед подъездом стоял полицейский уазик. Они остановились возле машины Мясницкого и вышли на улицу.

– Ага, – сказал Сергей Павлович, оглядев стоявшие во дворе автомобили. – Вот там, под тем деревом, стоял белый фольксваген пассат. Теперь он исчез, все остальные автомобили на месте. Похоже, это их машина. О, Григорич, ты уже и наряд вызвал.

– Вообще-то это должны были сделать вы, ещё в самом начале, а не заниматься тут самодеятельностью.

– Мда…А ну Григорич, посвети фонариком. Вот же блин! Гады, все колёса мне прокололи! Только вчера зимнюю резину поставил!

– Ага, вот тебе и знак, не надо выпендриваться и выделяться. – Умные люди до сих пор на летней ездят, – сказал Стоцкий.

– Хорошо хоть окна не побили.

– Ага, хорошо хоть на сиденье не насрали.

– Ладно, угомонись уже, с нами дети.

 Мясницкий повернулся и пошёл к подъезду, возле которого стоял полицейский.

 Они поздоровались с ним и, пройдя дальше, поднялись по лестнице на второй этаж. Дверь в квартиру Олеси была теперь настежь открыта, внутри горел свет. Возле двери, облокотившись о стену, стоял ещё один полицейский и что-то смотрел в телефоне.

 Они вошли в квартиру. Здесь было очень холодно, на полу славно натоптали грязной обувью. Ещё двое полицейских стояли в зале и смотрели на огромный, лежащий посреди комнаты камень.

– Ну вот, полюбуйся, – сказал Сергей Павлович, указывая Стоцкому на камень.

 Он достал из кармана небольшой цифровой фотоаппарат и сделал несколько снимков. Стоцкий задумчиво посмотрел на валун.

– Не ну ты посмотри, какая глыбина. Ты бы смог вот так вот закинуть такой камень на второй этаж?

– Да уж… Похоже это был какой-то толкатель ядра. – Вы никого не видели? – обратился он к девушкам. Те отрицательно помотали головой.

– Странно, что они не бросили сюда гранату, – продолжил говорить Стоцкий.

– Граната – это громко и ненадёжно, не даёт стопроцентной гарантии. А они хотели грохнуть наверняка и желательно по-тихому. В общем как я вижу ситуацию. Номер первый, вошёл в подъезд, поднялся по лестнице и стал между вторым и третьим этажом.

– Там лежат три свежих окурка, чуть выше по лестнице, – сказал один из полицейских, стоявших в комнате.

– Ага, окурки. Нервничал значит. Это получается, когда ливер на люстру наматывал, спокоен был, а теперь разнервничался, не похоже правда ведь? Ладно, давай дальше. Номер два! Стоял на улице, наблюдал за дверью в подъезд, мало ли кто зайти мог или приехать. План был следующий, заставить гражданку Колесникову выйти в подъезд, где номер один её бы и грохнул, ну и Капустину тоже.

 Он повернулся в сторону девушек, которые теперь стояли бледные как смерть.

– Эй, погоди, не пугай девчонок, – сказала Стоцкий. – Ну прямо так грохнул.

– Да, грохнул. Взрослые уже, и надо называть вещи своими именами. Ты вот лучше дальше слушай. Они разбили окно, холодно ведь в квартире сидеть зимой без стекла. Это не очень громко, а даже если кто и услышал, народ у нас к чужому горю равнодушный, не любопытный. Что оставалась делать Колесниковой? Ехать куда-нибудь к подружке, где тепло.

– Она могла вызвать наряд, – заметил Стоцкий.

– Могла то могла, только она у нас девушка деликатная, сейчас ночь, суббота, люди отдыхают, зачем тревожить? Тем более что там наряд? Они ведь ей стекло обратно не вставят, а хулиганы уже далеко.

 Короче, номер один ждал, нервничал. Тем временем приехал я. Номер два меня заметил, увидел, что я вошёл подъезд, сообщил первом номеру. Тот затаился. Но заметил, что я вошёл к ним в квартиру. Тогда номер два пробил мне ножом колёса, паскуда. Номер один караулил, когда мы выйдем, но немного затупил и мы спустились вниз. Номер два тоже затупил, а я вовремя заметил подвох с колёсами. Мы успели добраться до дороги и сбежать, они погнались за нами и потеряли.