В самом конце восьмидесятых годов прошлого столетия Финляндия ласково приоткрыла свои границы для русских соседей.

Закончилась целая эпоха одностороннего воскресного туризма «только для финнов» в Ленинград и обратно. Довольно оригинальный финский «сухой закон», который, естественно, терял для финнов свою силу на территории России, приносил нашему городу неплохой доход.

Переполненные «лесорубами», как их негласно называли в Ленинграде, автобусы стремглав летели от финской границы через Выборг, а частенько и с остановками в нем, для чего и была предназначена гостиница «Дружба», – чтобы максимально приблизить время общения самого «интуриста» с Бахусом. Да, финские мужчины любили и продолжают, думаю, любить огненную воду, а если кто-либо утверждает, что именно его народ не пьет, то он глубоко заблуждается. Просто надо знать меру, а вот это финнам точно, по крайней мере в то, описываемое мной время, дано не было. Финны в Ленинграде отрывались по полной, пытаясь опустошить алкогольные запасы ресторанов, кафе и магазинов (не догадываясь, что это как раз и невозможно), кроме того, они внесли немалую лепту в процветание валютной проституции, так как составляли основную часть клиентуры профессиональных жриц любви (не путать с простыми «ночными бабочками»), и были основным источником дохода довольно многочисленной ленинградской прослойки профессиональных фарцовщиков, которые еще на трассе скупали у финнов валюту и фирменные вещи.

Еще в студенческие годы наши институтские приятели, коренные ленинградцы, а кучковались они в основном по этому принципу и редко допускали в свои ряды общежитских, фарцевали. Все они, как правило, закончили привилегированные английские школы, знали языки и были обаятельными шалопаями. Мою приятельницу они с первого курса приняли в свою компанию и приодели в финские шмотки. Как-то, проходя мимо финского автобуса во время посадки в него туристов, она была атакована радостно приветствующими ее на своем языке молодыми финнами и насильно в него посажена. Оказалось, что она, как и молодые финны, была одета в их униформу: финские голубые джинсы и желтую укороченную курточку, поэтому ее и приняли за свою, ранее ими не замеченную. Когда обнаружилась ошибка, автобус уже был в движении, пассажиры веселились, а приятельнице пришлось долго возвращаться в пункт первоначального назначения.

Излюбленной темой журналистских статей конца восьмидесятых стали жрицы любви (возможно, толчком к этому послужил недавно вышедший на экраны фильм «Интердевочка»), а причиной – их немыслимые по тем временам доходы, бурно обсуждаемые в прессе и обнищавшим народом, некоторые с завистью прикидывали: сколько же они зарабатывают в день, и сколько это будет в месяц? Из чего следовало, что профессия у жриц любви – уважаемая, а среди всеобщей разрухи нашлось немало искательниц красивой жизни, мечтающих о карьере «интердевочки».

Желая не то чтобы прикоснуться к прекрасному, но просто достойно отметить развод, подруга пригласила меня, в благодарность за моральную поддержку, в ресторан «Невский». Столик на двоих, заставленный тарелками с салатом «Оливье», селедкой с луком, колбасной и мясной нарезкой, стоил четверть зарплаты, напитки подавались за отдельную плату и исключительно бутылками.

Только мы расположились за столиком, как подскочил шустрый парнишка.

– Есть финн, любит немолодых женщин, сразу меняю валюту один к четырем.

То, что нас приняли за жриц любви, почему-то не обидело, а вот первая фраза напрочь испортила настроение, ведь нам не было и тридцати.

– Как это – немолодых? – возмутилась я.

– Ну, вам же не четырнадцать. – справедливо заметил парнишка, продолжая уговаривать нас, «испорченных» хорошим воспитанием и лишенных меркантильности, девушек, все еще мечтающих встретить настоящую большую любовь, – Потом, он хорошо датый, вряд ли дойдет до работы.

Настроение было испорчено, заплатить такие деньги, чтоб попасть в обитель торжествующего порока, хотя мы с детства усвоили, что не место красит, или порочит человека, а человек – место.

Когда угроза распространения вглубь Европы красной эпидемии исчезла, финны стали готовы дружить с русскими, так сильно они расслабились. И рванули из Ленинграда автобусы с веселыми туристами, ведь всего-то – четыре часа – и ты можешь лицезреть еще живой, но непременно загнивающий капитализм, въехав в широко распахнутые финские врата. Мои подруги, уже не раз посетившие северных соседей, уговорили и меня наконец проветриться, хотя я любительница путешествий в южные страны, а сырости и холода мне и в Ленинграде хватало. Но с друзьями – хоть в стужу, хоть в пекло! И я засобиралась. Сборы были довольно утомительными, так как необходимо было приобрести: заграничный паспорт, финскую визу, путевку, и джентльменский набор. Путешествие было затратным, но была одна фишка. Стоимость путевки в Финляндию состояла из двух частей: рублевой и валютной. На рублевую я накопила, а вот валютная меня озадачила. Но ведь главное – желание, деньги я одолжила у нашего технического директора. Теперь можно вернуться к джентльменскому набору, который разрешено было ввозить в страну с жестким антиалкогольным законом: две бутылки водки, две бутылки крепленого вина, упаковку пива (четыре банки), блок сигарет.

Видно, наши ответственные работники, обладая завидным чувством юмора, убедили финскую сторону, что русским для комфортного четырехдневного пребывания на отдыхе в Финляндии необходимо именно такое количество сигарет и алкоголя, а финны, имея склонность к алкоголизму, явно преувеличивали наши возможности.

Впрочем, в их и нашем ведомствах наивных нет, все за нас было подсчитано, ведь на финской стороне минимальная стоимость нашего джентльменского набора составляла именно триста финских марок. И горячие финские парни с большим удовольствием скупали все это богатство, любовь к которому объединяет оба народа гораздо больше, чем любовь к искусству.

Конечно же, продажа алкоголя с рук в Финляндии была запрещена законодательно. Но законы писаны для граждан страны, для приезжих же иностранцев были свои меры наказания: штраф, и не малый.

Мои подруги, соблазнившие меня на поездку, побывали уже не только в Финляндии, но и в Швеции и Норвегии. Они и занимались подготовкой документов, виз, и покупкой путевок. Для меня их труд не увенчался успехом: финская виза в моем паспорте оказалась липовой, и мои документы из ОВИРа вернули туристической фирме без регистрации, а меня вычеркнули из списка туристов на ближайшую поездку в обществе подруг.

– Не волнуйся, – успокаивали они меня, – поедешь позже.

Я была в полнейшей печали: без моих подруг, просто рожденных для бизнеса (купли-продай), мне нечего было делать в Финляндии, ведь я даже самые дефицитные товары, за которыми отстояла многочасовую очередь, типа финских зимних сапог, вдруг выброшенных в магазине в открытую продажу (скорее всего перед инспекцией), не могла ни обменять на свой размер (ведь когда подходила очередь, хватали тот размер, что остался), ни продать хотя бы чуть дороже. Как же я без них смогу продать «джентльменский набор», и вернуть пресловутые триста марок шефу?

Вспомнилось детство: мама решила сшить мне зимнее пальто и привела меня, двенадцатилетнюю девочку, к портному. Портной сделал замер рук, задумался, затем повторил замер, и замер (здесь ударение на первый слог), глядя на меня поверх очков.

– Вашей девочке надо будет идти работать в торговлю, – сказал он с мягким литовским акцентом, – у нее такие длинные руки.

– Не дай бог, – ужаснулась мама, – недостачей закончится первый же трудовой день, ведь руки у нее не гребущие, а подающие!