– Так это я лишнее подчистил у тебя, теперь работать быстро будет, – на лице парня появилась самодовольная улыбка.

– Ты что сделал, умник? Ты мои данные удалил! – сорвалась я на крик.

– Да нет же, смотри, – он открыл какие-то файлы, будто я могла в этом разобраться, – ты же у нас Карелина, так? Так. А я в архив перекинул Куртепова.

– Мне этот компьютер достался по наследству! Понимаешь, по наследству?! – от досады я даже потеряла способность связано выражаться. – У меня ж отчёт… Ты что наделал, вредитель?

Так и стукнула бы чем-нибудь!

– Крис, не переживай, щас всё будет, – заверил меня Слава. Его пальцы забегали по клавиатуре, а на экране побежали столбики цифр.

– Отчёт сможешь сейчас распечатать?

– Для тебя – всё что угодно, – попытался изобразить невинный взгляд котёнка практикант.

Не знаю, сработал ли взгляд или то, что Слава распечатал отчёт через пять минут, но моё настроение определённо улучшилось.

– Спасибо, – я практически выхватила бумаги из принтера и, кинув Славе «пока», поторопилась к директору.

– Геннадий Алексеевич? – постучав в дверь, заглянула в кабинет.

– Да, Кристина, вы что-то хотели? – оторвался он от компьютера и посмотрел на меня.

– Да-а-а, отчёт принесла, – немного растерялась я.

– Хорошо, я ознакомлюсь позже.

Выйдя из кабинета, отправилась к себе. Одного понять не могу: зачем меня стращать нужно было? Не так срочно этот отчёт ему нужен был. Я почесала руку. Да когда ж этот зуд пройдёт!

Предупредив секретаря, что выйду ненадолго, поспешила в аптеку. Купила лекарство от аллергии и обезболивающее, дорогущее, правда, но идти куда-то ещё не хотелось. Посижу лучше в сквере немного.

Всё-таки хорошо сегодня на улице, облачно, а ветерок, обдувая, успокаивал раздражённую кожу. Вот так, сидя в тени деревьев на лавочке, я и смотрела на листву и наслаждалась прохладой. Нарушив мой отдых, горячие ладони закрыли мне глаза, а хриплый голос шёпотом спросил:

– Угадаешь, кто я, дарлинг?

– Леон, не смешно.

– А по-моему, очень даже романтично, девушки любят, – пожал плечами он.

Я у него не одна, получается? А Леон тем временем сел на скамью и пересадил меня к себе на колени. Я на это лишь криво улыбнулась.

– Красиво тут. Птички поют, слышишь? – Леон указал на крону деревьев.

Как только я посмотрела наверх, Леон положил руку на мою шею, провёл пальцем по ожерелью, потом вниз к ключицам и запустил в вырез блузки.

– Леон! – вскрикнула я. – Здесь же люди!

– Дарлинг, здесь никого нет, а вот если ты продолжишь кричать, то будут, – даже не проверив правильность своих слов, он продолжил гладить мою грудь. – Расслабься, дарлинг. Как же я этого хочу!

А я не могу расслабиться! Мы днём не где-нибудь в беседке – в сквере на просматриваемой лавочке… А если кто-нибудь придёт, а если нас заснимут на телефон с окна…

– Ох, – вздохнула я, просто Леон неожиданно сжал сосок. Как он под лифчик забрался?

– Леон, давай не здесь.

– Тебе же нравится, дарлинг, – он поцеловал ямку у основания шеи, спустился ниже, расстегнул блузку и застыл.

Я даже обрадовалась, подумала он взял себя в руки.

– Дарлинг, что это за пятна? – он отдёрнул руки от блузки и ссадил меня с колен.

Я посмотрела на свою грудь, она была в красных пятнах.

– Это аллергия на лекарство. Мне вчера уколы делали, – я попыталась застегнуть блузку, но дрожащими руками не сразу удалось справиться с пуговицами.

Леон достал телефон, посмотрел время.

– Дарлинг, мне пора к шефу.

И ушёл. Вот так взял и ушёл. Рука заныла сильнее. Нужно отпроситься домой. Попыталась встать со скамейки, но не смогла, тысячи иголок побежали по ноге. Я скривилась от боли.

– Девушка, у вас всё в порядке? Помочь? – подошёл ко мне худощавый парень.

– Спасибо, нет, – я попыталась улыбнуться, стянув края блузки на груди.

– Это сейчас пройдёт.

– Вы уверены? Вид у вас нездоровый, – прищурился парень.

– Просто нога затекла.

Парень кивнул и ушёл. Я посмотрела ему вслед. Он сам выглядел больным: говорит в нос, глаза слезились и вообще какой-то растрёпанный, волосы взлохмачены. Я пошевелила пальцами ног. Ну слава богу, отпустило.

Через сорок минут я была дома. Первым делом выпила таблетки от аллергии и пошла принять прохладный душ, потому что теперь у меня чесалась не только рука, но и всё тело. Я не знаю, сколько простояла под струями воды, но мне так становилось легче. Закрыв кран, укуталась в полотенце. На кухне выпила ещё и обезболивающее. Глаза слипались. Дойдя до кровати, я откинула полотенце и укрылась одеялом, мне было холодно.

Всю ночь снились яркие реалистичные сны про лису. Вот она в лесу убегает от охотников. Я чётко слышу хруст веток под лапами, чувствую, как бешено колотится её сердце. Она бежит, не различая дороги, силы оставляют её. Ясно вижу впереди капкан. «О не-е-е-ет!» – кричу, чтобы предупредить. И она каким-то чудом слышит меня, но не успевает сманеврировать. Зубья ловушки отрывают от задней лапы часть мышцы. Мою ногу словно охватывает огнём, слёзы брызжут из глаз. Бросаю взгляд вниз – у меня вместо ноги лапа с открытой кровоточащей раной. Этого не может быть!

Осознание реальности проникает в мозг. Оглядываюсь по сторонам – лес. А позади по моему следу идут охотники, я ощущаю их шкурой. Снова сорвавшись на бег, лихорадочно думаю, где спрятаться – оторваться от погони уже не получится. Я всё чаще спотыкаюсь, падаю, но встаю и снова бегу. Собака догоняет, ещё чуть-чуть и она схватит меня своими острыми зубами! Тут замечаю нору – моя единственная надежда! Забиваюсь в дальний угол и поджимаю хвост.

Собака находит моё укрытие мгновением позже. Это конец… Её лай, призывающий хозяина, отзывается в моей голове похоронным маршем.

Через отверстие вижу мужские кирзовые сапоги и ружьё. Зажмуриваюсь. Раздаётся звук спускового крючка. Задерживаю дыхание…

Через секунды две пули застревают в боку.

– Какого чёрта ты оставил её без присмотра? – прошипел дикторский голос.

– Кто ж знал, что она лекарств наглотается, – ответил простуженный.

– Чёрт, чёрт! – стукнул, вероятно, по столу один из говоривших. – Нужно было забрать её сразу.

– И провалить всю операцию? Остынь, Андре, другого выхода не было.

Как же надоели эти голоса. Моя голова! Как будто мне через голову продели проволоку и крутят, крутят её. Невыносимо!

Я попыталась закрыть уши руками – не смогла. Попробовала открыть глаза – не получилось. Собралась с силами, чтобы повернуться на бок… Ни-че-го! Лежу как лежала. Уже было запаниковала, но меня отвлёк звук открывшейся двери и входящих шагов. Потом раздался смутно знакомый голос:

– Истерики в палате прекратили! Девочку только-только из интенсивной терапии перевели, а они устроили тут! – потребовала женщина. Парни как-то дружно засопели. – Мишель, подержи малышку за лапу.

И вот я точно знала, что говорит она про меня и что у меня не руки, а лапы. И этот момент меня не смущал, а беспокойство вызывало рычание откуда-то снизу.

– Андрэ, уймись. Мишель, тебя долго ждать? – строго произнесла женщина.

Мою лапку зажали сильные руки. А потом… потом иголка вошла в кожу. А-а-а-а-а! Я дёрнулась, снизу опять зарычали.

– Всё, уже всё, потерпи немного, – успокаивала меня женщина, – только забинтовать осталось и поставить капельницу.

Я заскулила, но сил сопротивляться не было. Ещё мгновение и по моей вене побежал раствор, а место, где иголка входила в вену, холодило. Я обречённо выдохнула.

– Андрэ, ты ложись рядом с Кристиной, ей тепло зверя нужно. Мишель, спасибо за помощь, теперь пошёл вон, – раздала указания женщина.

– Умеете вы быть любезной, Луиза Серафимовна, – прохрипел простуженный. – Лекарство от горла не дадите какое-нибудь?

– Ты же знаешь, это не ко мне. Хотя-я-я, – протянула она, – если тебе руку отрежет или там подстрелят хотя бы, тогда да, заодно и горло твоё подлечим. Всё, на выход, на выход. Девочке отдых нужен.