Ольга присмотрелась к остальным домам, надеясь хоть где‐нибудь обнаружить знакомую табличку, но так и не нашла её. Она отыскала все номера, кроме того, что с нужной литерой. Могла ли она перепутать дворы? Спальные районы все как один похожи друг на друга. Но она точно помнила это граффити на стене универмага – в виде большого цветного мотылька.

У одного из подъездов на скамейке сидела добродушного вида старушка в пёстром платочке: мирно сложив руки на животе, она наблюдала за детьми, играющими на площадке.

– Извините, – обратилась к ней Ольга, – вы не подскажете, где находится дом сто девятнадцать, корпус второй?

– Сто девятнадцатый? – переспросила старушка, осматривая соседние дома. – Так вот он стоит, – указала она на первый корпус.

– Нет, – возразила Ольга, злясь, что её не понимают. – Мне нужен второй корпус.

– Да нет никакого второго корпуса, – миролюбиво заметила та. – Есть только сто девятнадцатый и еще рядом с ним вот этот, недостроенный… Может быть, он и есть второй корпус. Я не знаю, – старушка пожала плечами.

Ольга окинула взглядом двор, и её сердце, всё это время бившееся ровно, начало отбивать барабанную дробь. Мир вокруг сделался далёким, а она словно рухнула в глубокий колодец.

– А какой сейчас год? – поинтересовалась она у старушки, уже не надеясь сойти за нормальную.

Та как-то нехорошо молчала, и было непонятно, то ли она просто не собирается отвечать, то ли вспоминает, какой же в действительности год на дворе.

Ольга побрела к заброшенному зданию, к тому самому подъезду, по ступенькам которого так часто поднималась. Дом казался и знакомым и чужим одновременно. Он выглядел так, словно с тех пор, как они с Димой сидели на каменных ступеньках лестницы у входа в подъезд два дня назад, отсюда успели выселить всех жильцов и прошло уже десять несчастливых лет. Хотя, судя по виду, в этом доме никогда и не было жильцов.

Она поднялась по пыльным, грязным ступенькам на второй этаж. У квартир не было входных дверей, и Ольга прошла в одну из них, в ту самую, в которой, ей казалось, она бывала так часто в последнее время. Пустое помещение, голый бетон, строительный мусор, а больше ничего.

В проёмах окон темнело небо. Ей стало страшно.

Она всё это придумала. Она просто сошла с ума. Ведь все эти их разговоры, прогулки, встречи, фокусы…

Фокусы.

Ольга грустно усмехнулась. Ведь она должна была заметить и понять. Так ловко творить все эти необъяснимые чудеса ни один живой человек не мог. Разве можно было представить, что она, такая нескладная, со своей бледной, невзрачной кожей и невыразительными глазами, в своих старых джинсах и футболке, может кому-то приглянуться! И не просто приглянуться. Чтобы кто-то так искал встреч с ней и постоянно радовал её, заставлял улыбаться, говорил о невероятных и захватывающих вещах и предлагал помечтать вместе.

Такой яркий и живой. Такой ненастоящий. Самого лучшего своего друга она сама себе придумала.

Страх расползся по телу, холодя его лучше ветра, продувающего не прикрытое ничем помещение. Как могло сознание так её обмануть? Все равно что обнаружить, что в доме, в котором ты столькие годы считал себя единственным обитателем, на протяжении всего этого времени жил кто-то ещё. Кто-то чужой и незнакомый в этом пустом, заброшенном доме.

Ольга села на грязный пол и, обхватив руками колени, стала смотреть на темнеющее небо и на первые редкие, еле видимые из-за зарева над городом звёзды. Она не пойдёт домой, она останется сидеть здесь. Прирастёт корнями к этому холодному камню, расстелется зелёным мхом по голым стенам и не будет так отчаянно цепляться за выдуманные истории.

Внезапно стены полыхнули расцветающими на них золотыми лилиями. Комната озарилась ярким светом. Ольга испуганно вскочила, боясь представить, какую ещё злую шутку сыграет с ней этот вечер.

Всё в комнате преобразилось: встали в проёмы окна и двери, покрылись бумажным рисунком стены, мебель расставилась по местам.

Яркий свет угас, и комнату уже освещала настольная лампа рядом с компьютером. В углу стоял вечно незаправленный диван. На стуле висела одежда. Стол, как всегда, был завален дисками и обрывками бумаги. Эксцентричный юноша с большими чёрными глазами и чувственными губами, держа в руках микрофон, смотрел на неё с плаката на стене. Его имени она так и не запомнила.

Дима тоже был в комнате. Он сидел на подоконнике у распахнутого окна и смотрел вдаль, словно и не замечая Ольгу. Босой, одетый в закатанные до колен джинсы и серую выгоревшую футболку, с распущенными волосами, чуть развевающимися от легкого ветра.

– Эй! – в отчаянье крикнула она ему, но Дима не обернулся. – Посмотри на меня!

Но он продолжал смотреть в окно, задумавшись о чем-то своем.

– Разве ты меня не слышишь?

– А кто сказал, что ты здесь есть? – заметил он, не глядя в её сторону.

– Но я ведь здесь! – Ольга, обезумев от происходящего, подбежала к нему. – Вот, – она схватила его руку, но он отнял её.

– Нет, – проговорил Дима бесцветным голосом. – Разве ты не знаешь, что это просто сон?

– Я не сплю. Я знаю, что я не сплю!

– А я и не о тебе говорю. Это я сплю, – он, словно сожалея о чём-то, покачал головой. – Видишь ли, я просто тебя придумал.

Давно уже потерявшая чувство реальности Ольга присела на компьютерный стул рядом с ним.

– Мне кажется, я сейчас сойду с ума, – тихо проговорила она.

– И немудрено, – кивнул Дима. Он не смотрел ей в глаза, а разглядывал свою комнату. – Мне очень жаль.

– Что происходит? Ты меня разыгрываешь?

– Нет, – Дима грустно улыбнулся, в его профиле проступило что-то незнакомое, но как только Ольга попыталась разглядеть – исчезло. – Мне будет нелегко с тобой проститься.

В её голове давно царил хаос. Ольга расплакалась.

– Ты не приходи больше, – сказал Дима, наконец-то посмотрев на неё. – В мой сон. Я знаю, что ты просто несчастная душа, которая бродит по этому городу. Так что лучше уйди.

Ольга послушно поднялась. У неё были вопросы. Миллион вопросов. Но ни одного из них она не задала, просто потому что потеряла чувство реальности.

Дима отвернулся и снова смотрел в окно.

– Забери меня к себе, – попросила она, рыдая.

– Не могу. Это ты меня оставляешь. Разве ты ещё не заметила, что ты исчезаешь? Просто я просыпаюсь.

Стены комнаты покрылись рябью, и как мираж развеялся тёплый уют. И свет, и книги, и диван, и тот юноша на плакате, и сам Дима – всё исчезло. Ольга была одна в пустом, продуваемом всеми ветрами помещении и смотрела на то место, где он сидел мгновенье назад, а ныне был лишь пустой оконный проём.

Она выбежала на улицу, но рядом, как назло, не было ни души. Никто не сидел во дворе, не шёл из магазина с пакетом продуктов и не грел машину. И запропастились куда-то проклятые маленькие дети, которых она видела на площадке. Не помня себя от страха, Ольга побежала в сторону оживлённых улиц.

Вылетая из-за угла дома, она наткнулась на пожилого мужчину в очках и с седой бородкой. Но вместо извинений она схватила его за рукав и, почти крича, спросила:

– Вы меня видите?

Опешивший мужчина медлил с ответом и даже не пытался вырваться.

– Вы меня видите? Видите меня?! – не унималась Ольга.

– Да вижу, вижу… – просипел он, выдернув свою руку и назвав её на прощание идиоткой.

Она чуть-чуть постояла, подышала холодным воздухом, а потом побрела по городским улицам, не имея ни цели, ни направления, – и впрямь, просто несчастная душа.

Сама того не заметив, она вышла к центру города. Ярко горели фонари, освещая главные улицы, с их скверами и монументами, с величественными зданиями – архитектурным наследием минувших столетий. В выходной на улицах было оживлённо.

– Который час? – спросила Ольга у незнакомой женщины.

– Половина двенадцатого, – ответила та.

«Бал ещё даже не закончился», – подумала Ольга. Ей стало грустно, когда она вспомнила радостные лица одноклассников, – она-то почти и не повеселилась. И ещё хуже стало от мысли, что вот сейчас ей так плохо, и грустно, и одиноко, и она совершенно не понимает, что происходит вокруг, но это не делает абсолютно никакой погоды, и там всё равно продолжают веселиться. А единственный человек, с которым было весело ей, пропал.