Может кому-то это покажется странным, но после этих слов у меня уже не было желания ехидничать и спорить. Не могу сказать, что тут же уверовал в существование этого жуткого артефакта, однако спеси значительно поубавилось. За годы, проведенные в Цитадели, я научился воспринимать историю лейров как нечто, меня не сильно касающееся. Другие могли сколько угодно рассуждать о «наших собратьях, погибших благодаря козням никчемных простолюдинов», я же относился к этому философски. Но сейчас неожиданно испытал горечь поражения, навеянную голосом Занди.

Я перевел взгляд на Аверре, но тот, как и подобает истинному мастеру, выглядел абсолютно невозмутимым, хотя и немного раскраснелся от выпитого вина.

– Но вы так и не объяснили, что такое эта Игла? Как, а главное, почему она так действует на лейров? Было ли это действительно нечто божественное, или очень высокотехнологичный артефакт, которым Занди Первый научился владеть в совершенстве?

– Ты, дружок, забегаешь вперед, – хохотнул наставник. – Это-то нам и предстоит узнать.

– Все равно это больше смахивает на сказку или бред.

Весело стрельнув глазами в сторону улыбающегося графа, Аверре сказал:

– Тем лучше, что ты так считаешь – немного здравого скептицизма мне не повредит. К тому же, твоя голова не будет забита излишними иллюзиями, это лучше скажется на работе.

– Какой именно работе?

– Узнаешь со временем. Не спеши.

Тем временем, Занди поинтересовался:

– Это все, что вы хотели от меня узнать?

И раньше, чем Аверре успел что-то ответить, я выпалил:

– Почему на Боиджии так ненавидят лейров? Я знаю, что в других мирах нас недолюбливают, и оно понятно, но о неприкрытой ненависти я никогда прежде не слышал.

Прежде, чем дать ответ, граф некоторое время подумал. Потом он заговорил:

– Это не ненависть. Это страх.

– Страх? Лейров все считают вымершими. Чего же ваши люди боятся?

Занди лукаво улыбнулся:

– Того же, что пугает тебя в махди.

– Но они меня не пугают, – как можно небрежней отозвался я. – С чего вы это взяли?

– Потому что это нормально бояться неизвестности. Ты не знаешь, кто они и что собой представляют и это внушает тебе страх. Как, скажем, внушает нам всем страх смерть и темнота. Это все потому, что мы не знаем, что за этим скрывается. Так и с лейрами. Война лейров наложила свой отпечаток на моего далекого предка и тех, кто последовал за ним, чтобы основать здесь колонию. Предубеждение против существ, наделенных не поддающимися простому объяснению способностями с течением времени переродилось в некий культ ненависти. Но, пожалуй, это единственное объяснение, которое у меня есть.

– Спасибо, – ответил я и встал, так как, по моему мнению, аудиенция была окончена.

Однако Аверре, похоже, уходить не спешил.

– Сет, будь так добр, подожди меня снаружи, – сказал он. – Проветрись немного, можешь пообщаться с Измой. Мне необходимо сказать его светлости пару слов с глазу на глаз.

Вот это было худшее на сегодняшний день, что мастер мог для меня придумать – оказаться выставленным за двери в самый интересный момент. Однако возражать смысла не было.

Взяв со стола платок с минновым семечком, я, аккуратно убрав его обратно в карман, попрощался с его светлостью и направился к потайной двери. Но прежде, чем успел взяться за ручку, меня остановило замечание Занди, сказанное на прощание, как бы между прочим:

– Ты очень похож на свою мать, Сет. Гораздо больше, чем сам об этом подозреваешь. Мне было приятно с тобою познакомиться.

Молча кивнув, как того требовало приличие, я вышел…

…И едва не столкнулся с Измой, успевшим отскочить от двери, встать у стены и сделать вид, что совсем не подслушивал. Что, впрочем, удалось ему слабо – лгать мект не умел абсолютно, – о чем семафорили чешуйки его лица, принявшие бледно-желтый оттенок, вместо нормального серо-зеленоватого.

Изма шпионил и в этом вовсе не было ничего удивительного. А в моем случае так и подавно. Мысли, занятые словами Занди обо мне и маме, о том, насколько мы похожи, неожиданно злили. Ведь даже граф знал мою мать лучше, чем я сам.

Я остановился рядом с Измой и опустился на притаившийся возле лифта пуф. Хотя усидеть на месте было тяжело, я заставил себя не метаться по тесной комнатке и попытался успокоиться. Способность управлять собственными эмоциями – тонкое искусство, овладеть которым, как сказал лейр по имени Селайссие, сложнее, чем в условиях вечной мерзлоты взрастить семечко. Сила любого лейра во многом зависит от умения подавлять свои внутренние порывы, к чему элийры всегда были особенно восприимчивы. Чем лучше ты контролируешь себя, тем проще подчинить чужой разум. Все просто.

Но как же, порой, этого равновесия трудно достичь!

Я все ждал, когда внутренние ураганные порывы разорвут меня на части.

А что было тому причиной? Всего лишь одна невинно брошенная графом фраза.

Что он мог знать о Сол? Что мог знать о ней Аверре?

Да что угодно!

Больше не в силах усидеть от переполнявшей меня злости, и на себя в том числе, я резко вскочил с пуфа и принялся мерить комнатку шагами.

Этот внезапный порыв слегка перепугал бедного мекта, от неожиданности подпрыгнувшего почти на полметра. Слишком возбужденный и занятый своими соображениями, носившимся в голове подобно шторму на поверхности газового гиганта Виши, я даже не взглянул в его сторону, взглядом испепеляя дверь графских покоев.

О чем могли говорить эти двое, как не о Сол? Их нежелание моего присутствия, громче всяких слов указывало на это. В который раз я задавался вопросом, почему родному сыну постоянно отказывали в праве знать, что случилось? И в который раз не находил правдоподобного ответа.

Это сводило с ума.

Шел, должно быть, сотый круг по комнатке, когда ко мне пришло осознание, что ждать милости смысла нет и за дело пора браться самому.

Изма помалкивал. Я помнил об обещании, что дал себе вначале, однако слова словами, а решиться на подобный шаг оказалось не так-то легко. Всегда появляется столько «но», которые, по сути, навевает лишь твое воображение. Ждать всегда безопасней, чем действовать, но подачек Аверре хватило с избытком. Выставив меня за дверь, наставник лишний раз продемонстрировал свое отношение: он – главный, а я на подхвате.

Ну, уж нет.

Все, что можно выяснить о маме, я вполне мог узнать и сам. Не могла она прилететь в Мероэ и не оставить после себя ни единого следа. Наверняка в Мероэ есть те, кто был с ней знаком, видел ее и разговаривал, кто мог бы поделиться своими воспоминаниями…

Но кто бы это мог быть?

Я застыл и мой взгляд упал на Изму. Кто, как ни слуги осведомлены о делах, и тайных связях своих хозяев? Привычная всем деталь интерьера. На них редко обращают внимание, а аристократы всегда и во всем полагаются. Занди сам признался, что знал мою мать, а, учитывая его столь близкие отношения с Измой, легко предположить, что и тот встречался с ней тоже.

Под действием пыльцы, мект разболтал всю графскую подноготную, но будет ли он также словоохотлив теперь, когда действие наркотика закончилось?

У обнаружившего мой внезапный интерес Измы вид был не то удивленный, не то испуганный.

Я всегда считал, что достаточно хорошо умею контролировать выражение своего лица, но мект как будто догадался о моих намерениях – выпучил глаза и вжался в стену. В воздухе отчетливо запахло феромонами – бедолага испугался не на шутку.

М-да, с таким собеседником особо не поболтаешь.

Я улыбнулся. Мягко и успокаивающе, как мне казалось. Но вышло, видимо, не очень. Стоило только сделать шаг, Изма очень тихо заскулил. Стало понятно, что влияние Занди на свою прислугу гораздо глубже, чем можно было представить. Ну как такому хлюпику хватило смелости отправиться за своим хозяином в лес?