Весь вечер он вёл себя самым прилежным образом: убрался в своей тумбочке, привёл в порядок постель, аккуратно расставил обувь, включая резиновые сапоги на случай дождливой погоды, и даже зубы честно на ночь почистил, приметив при этом, кто из девочек какой пастой пользуется. После отбоя он одним из первых юркнул под покрывало в своей кровати и старательно изображал самое неподдельное желание отдохнуть и выспаться как следует после перипетий прошедшего дня.

Свет погас, и теперь было самое главное – не уснуть самому ненароком. Он прислушивался, как его товарищи рассказывали некоторое время разные байки про то да про сё, но постепенно разговоры утихли, и через некоторое время по комнате разносилось только мерное сопение, да порой половица скрипнет на веранде под легким шагом Ольги Валерьевны, охранявшей в ту ночь их покой. Через час и она должна была уже идти спать в свою комнату, и вот тогда настанет время действовать.

Фёдор ворочался с боку на бок, щипал себя за локти и тянул за волосы, даже пальцами глаза растопыривал – лишь бы не уснуть и выдержать этот самый тяжёлый период вынужденного ожидания. Поэтому-то вдвоём-втроём всегда веселей и легче – можно было бы ещё тихо поболтать, отвлекая себя от сонных мыслей. Но ничего, он справится. «Будь готов!»

Через час томительного ожидания, когда, казалось, даже совы уже угомонились на деревьях, он осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами матраца, поднялся с постели, достал из тумбочки заранее приготовленные и аккуратно сложенные три тюбика зубной пасты, забытые кем-то в умывальнике и предусмотрительно собранных им прямо перед сном. Свой тюбик использовать нельзя было ни в коем случае – это улика, и прошлым летом он так и попался, когда кто-то из девчонок его отряда сравнила все зубные пасты ребят с той, которой была выпачкана вся их комната, и вычислила Фёдора как основного виновника всего ночного беспорядка. Ну, ничего, теперь он ни за что не наступит на прошлогоднюю швабру! За одного битого двух небитых дают, так что – «Всегда готов!»

Тихонько прошмыгнув из мальчишеской спальни на веранду, Фёдор на цыпочках подкрался к двери напротив, приложил к ней ухо и прислушался. Внутри стояла гробовая тишина. «Спят, родимые!» – удостоверился он. Правила противопожарной безопасности запрещали закрывать комнаты на засовы или задвижки, поэтому мальчик без труда приоткрыл дверь, задержав дыхание и вслушиваясь в темноту. Всё было спокойно, и он вошёл.

Вначале на него сверху упал чей-то туфель, больно стукнув Фёдора по макушке – но он всё же изловчился и ухватил его, не дав грохнуться на пол. Потирая ушибленную голову, Федя смекнул, что девчонки, наверно, каждую ночь «включали» такую сигнализацию, пристраивая её к двери сверху на специальный гвоздь, больно и шумно срабатывающую на любое несанкционированное проникновение.

Затем, сделав пару неуверенных шагов вперёд, он чуть было не налетел на пустое ведро, расположенное прямо по проходу. Хорошо, хоть без воды.

«Целое минное поле устроили! – с досадой пронеслось в его ушибленной голове. – Нужно быть осторожнее». Он двинулся дальше и подошёл к первой жертве, доставая из подмышки нагретый тюбик с пастой. Со знанием дела Фёдор отвинтил крышку, выдавил радужную смесь себе на запястье, пытаясь определить – достигла ли она температуры тела? Удовлетворенный результатом, он нагнулся над кроватью и выдавил тонкую полоску из тюбика на лоб, мочки ушей и подбородок первой девочки, которая даже не шелохнулась.

Закончив у первой кровати, Фёдор двинулся дальше по проходу, останавливаясь перед каждой для выполнения своей миссии. Наученный прошлым опытом и советами «бывалых» друзей, он сознательно избегал мест на лице рядом с глазами и носом, во избежание неприятных ощущений жертвы и запаха пасты во сне, способных их разбудить раньше времени. Также негласные инструкции запрещали наносить пасту на ступни ног. Да, в пионерском уставе это не прописывали, а напрасно…

Вдруг он замер, и внутри у него всё похолодело – из окна на него пялился серый силуэт в капюшоне с поднятой вверх клюкой. Клюка зловеще раскачивалась, словно угрожая ему расплатой, и вот-вот застучит по стеклу!

– Ой! – непроизвольно вскрикнул он и попятился от окна. Кто-то заворочался в постели, а Фёдор, упершись в спинку чьей-то кровати и вглядываясь в сумрак за окном, также неожиданно понял, что это куст сирени раскачивается от дуновения легкого ночного ветерка.

– У-ух,– облегченно выдохнул он и обвёл взглядом поле боя.

Все девочки продолжали мирно спать.

За десять минут Федя израсходовал весь свой арсенал и, старательно водрузив туфель назад на торчащий над дверью гвоздь, благополучно вернулся в свою кровать.

Ещё через минуту он уже спал, а на его лице сияла довольная улыбка. Он представлял во сне, как потешно будут выглядеть девчонки по утру – все со смеху попадают! Сенька обзавидуется его героизму.

Несколько часов пролетели как один миг, и он мог бы ещё долго наслаждаться предутренней негой, если б не странное ощущение тяжести на груди. Фёдор открыл глаза. Рассвет только-только забрезжил, создавая причудливые тени и силуэты на стенах и потолке. Потом его взгляд переместился ниже, и совершено неожиданно чуть повыше своего живота он обнаружил… сапог. Это был настоящий резиновый зелёный сапог, удобно примостившийся поверх простыни. Мальчик недоуменно протёр глаза – с чего это сапогу вздумалось полежать на нём, Фёдоре, с утра пораньше?

– Кыш!– спросонья воскликнул он, смахивая его с себя.

Но упрямый сапог отпружинил и вернулся к нему, стукнув по локтю.

Не понимая, что происходит, Фёдор подскочил на кровати:

– Чтоб тебя..!

На соседней кровати Семён, подняв голову с подушки, проворчал:

– Федька, рано ещё сапоги одевать, дай поспать! Ты бы ещё куртку под простынёй напялил.

Фёдор опять попытался скинуть с себя упрямый сапог, но тот повис на его руке, раскачиваясь, и как он не мотал его из стороны в сторону в проходе между кроватями, тот не хотел отцепляться.

Где-то за окном послышалось хихиканье. Фёдор повернул голову и обомлел – через стекло на него смотрели жуткие размалёванные рожи, делая при этом неимоверные мимические выкрутасы носами, языками и ушами. Рож было три, и все похожи на черепа с торчащими клыками. Фёдор попробовал было запустить в окно зелёным сапогом, но тот снова, как бумеранг, вернулся к нему, не пролетев и метра, больно стукнув по лбу.

– Ой! – воскликнул он.

Рожи в окне исчезли, а в комнате мальчики стали поднимать головы с подушек, и послышались голоса:

– Федя, ты чего шумишь?

– Зачем сапог к руке привязал?

– … он на резинке…

– … чтоб не потерять, что ли?

– … это он вместо рукавичек, наверно!

– Надо было ещё и второй тогда, к другой руке – вот уж точно не потеряешь!

– … мои два тоже можешь взять, привяжи их к коленкам…

Фёдор вконец сбросил с себя сон вместе с простынёй. Ребята, кто проснулся, вовсю уже над ним подшучивали, а он недоуменно уставился на привязанный резинкой, в два слоя, к его запястью сапог.

– Это ж… кошмар просто! – только и мог вымолвить он, озираясь по сторонам.

Он подтянул к себе сапог поближе. Это был его личный сапог. А на подошве чем-то белым выведено: «1-палата». Фёдор принюхался – надпись была сделана зубной пастой. Вот уж он точно сейчас «вычислит», чья это паста, и кто это над ним так подшутил!

– Сенька, где твоя паста? – зловеще прошипел он в сторону товарища, корчившего рядом на своей кровати от смеха.

И, не дожидаясь ответа, выдвинул ящичек прикроватной тумбочки и достал оттуда тюбик, снял крышку и понюхал:

– Вот она! Я так и знал!!! Попался..!

– Федька, это ж твоя паста! – воскликнул Семён. – Моя – в нижнем ящике.

Фёдор посмотрел на тюбик – это действительно была его паста знаменитой фабрики «Рот Фронт». И его зелёный сапог. И даже резинка на руке была его – он ею мух на лету сбивал.

– Что же это получается? – недоуменно пробормотал он. – А рожи?!