И Жак поведал следующую историю.

Как всегда, ещё до рассвета, принёс он лоток свежевыпеченных булочек. Шёл Рождественский пост, поэтому булочки испекли постные. Зашёл, как водится, не через главный вход, а сзади, с улицы Кожевенников, через кухню. Возле дверей стояла телега. Повар с поварятами принимали свежие овощи и рыбу, привезённые из одной окрестной деревни. Жак привычно прошёл через кухню и начал выгружать выпечку в корзину на столе в обеденном зале. Тут он услышал какую-то перебранку наверху, где находились комнаты постояльцев. Жак был мальчиком любопытным и любил рассказывать всякие интересные истории. Он решил послушать, о чём и с кем ругается богатый гость. Может, будет, что рассказать вечером товарищам. А если ничего интересного, можно немного и дофантазировать.

Тихо поднявшись по деревянной винтовой лестнице, пекарёнок осторожно выглянул из-за верхней ступеньки. Колпак он предусмотрительно снял, чтобы он не торчал над уровнем пола, выдавая притаившегося шпиона. Всё тело распласталось по ступенькам, стремясь, стать с ними одним целым. В коридоре второго этажа одна из дверей была приоткрыта, и из неё доносился грозный шепот господина Бретца:

– Господин Курцман, Вы самый уважаемый мой клиент, я и помыслить никогда не мог, что такой благородный человек может совратить невинное дитя!

– Скорее она меня совратила, – неуверенно оправдывался другой мужской голос, – Ваша дочь пришла застилать мне постель. И на дитя она не очень…

– Как бургомистр посмотрит на то, что Фолькер Курцман обижает простых горожан?– как будто не слыша собеседника, перебил его первый говоривший, – Разрешит ли глава города и дальше Вам торговать замечательными доспехами из Баварии? И как расценит Его Преосвященство Архиепископ Кёльнский прелюбодействе с юной христианкой? Как отреагирует госпожа Курцман на то, что её муж портит маленьких девочек?

– Может как-то можно…

– А ведь девочке еще жениха себе искать! – начал заламывать рука несчастный отец. – Кто возьмет замуж жертву насилия?!

Жак не был дураком, и понял, что речь идет об Эльзе, так как других дочерей у господина Вильгельма не было. В это время эта самая жертва насилия выглянула в коридор. Жак не успел спрятаться, и Эльза его заметила. Она выскользнула из комнаты, плотно прикрыла дверь и показала рукой Жаку, чтобы он вышел на улицу. Сама пошла следом. Одета девушка была в отцовский распашной упленд11 поверх её нижней рубашки. Из-за разницы в росте с отцом, казалось, что на девушке длинное платье со шлейфом и рукавами, по новой моде, длиннее рук. Только прорезей от локтей не хватало, поэтому рукава пришлось закатать. Копна вьющихся тёмно-русых волос ещё не была убрана в причёску.

На улице в столь ранний час никого не было. Эльза, прикрыла входную дверь, схватила Жака за плечи и прижала к стене. Роста они были почти одинакового, а такой силы, с которой её руки толкнули шпиона, вряд ли можно было ожидать от молодой девушки. Жертва насилия заговорила громким шепотом:

– Ты что видел, Хлебный мякиш?

Хлебным мякишем Жака называли в компании.

– Вообще ничего не видел, – с невинным видом сказал парень. Эльза успокоено ослабила хватку, а Жак уточнил, – к тому времени, когда я пришел, уже всё закончилось. Зато услышал предостаточно!

Девушка снова усилила железный захват:

– Я сейчас отца позову, и он тебя убьет!

Жак вообще не сопротивлялся. Он не боялся одного из лучших своих друзей – Эльзу, Жаку было весело:

– Пока ты побежишь за отцом, я убегу и всем всё расскажу. А будешь орать, разбудишь людей, и я опять же всё расскажу, – рассудительно предложил варианты развития ситуации юный шантажист, – а вы с отцом всех постояльцев так грабите, или только очень богатых? И со сколькими ты кувыркалась? Детей ещё не завела?

Последние слова сын пекаря уже прохрипел, так как руки девушки сомкнулись на шее говорившего. Если бы взгляд действительно мог жечь, на голове Жака уже бы появились два не предусмотренных природой отверстия. В душе Эльзы боролись демоны. В этот момент она была способна на многое. Жак по-настоящему испугался, но девушка ослабила хватку и устало опустила руки. Она села на ступеньку входа и спокойно сказала:

– Отец всегда приходит, когда всё ещё не закончилось, – она снизу вверх посмотрела на Жака, – чего ты хочешь?

Парень сначала хотел сказать, что всё нормально, они друзья и ничего не нужно. И уже почти сказал. Однако взрослеющий организм как-то бурно реагировал на всю эту историю. Отец же приучил будущего наследника семейного дела, что в получении собственной выгоды друзей не бывает. Жак, решившись, выпалил:

– Хочу побыть с тобой как с женщиной!

Прыжком рыси вскочила девушка со ступеньки и не останавливая движение, наотмашь ударила обидчика по уху. Жак рухнул, как от удара кистенем12 или боевым пражским цепом13. Девушка испугалась, что убила насмерть, склонилась над пострадавшим, начала трясти, бить по щекам. Парень медленно открыл глаза:

– Не тряси, и так голова раскалывается. Я же пошутил, дура.

– А я согласна. Потом, если трепаться станешь, скажу, что ты это придумал, чтобы не жениться. Наследство у тебя неплохое наклёвывается. На крайний случай и такой жених сгодится.

– Да не надо! Не расскажу я никому, – пошел на попятную кавалер. Такая перспектива его не радовала.

Эльзе же понравилась своя идея. Отступать она уже не собиралась:

– На Рождество, когда тебе дадут мешок с угощениями, принесёшь их мне. Отец меня отпускает погулять, приду к задней двери вашей пекарни, после выступления, каким ты хвастался. Твой отец на площади торговать будет, никто не помешает. Всё, иди.

Жак встал с мостовой и быстро пошел прочь. Вдруг глаза девушки загорелись идеей. Она догнала друга:

– Маркуса с собой возьми. Мы же все друзья, – добавила она довольно странный довод.

Парень снова заспешил по улице, а девушка прижалась спиной к стене и мечтательно прикрыла глаза. Маркус ей нравился.

Такую вот историю и поведал Жак, пока друзья шли вдоль улицы Бычков. Только он конец изменил. Сказал, что это он настаивал и предлагал угощения. И не уточнил, что кроме него Эльза звала только Маркуса. Она же сказала про дружбу, а Генрих тоже был другом. Так за разговором они подошли к задней двери пекарни. Эльза уже нетерпеливо мерила ширину улицы шагами:

– Где вы ходите? Отец только на час отпустил. Открывай, Жак, тут она заметила Генриха, – О! А ты что тут делаешь?

И Генрих и Эльза одновременно посмотрели на Жака. Эльза – возмущенно, Генрих – ища поддержки. Сын пекаря сделал вид, что в башмак ему попал какой-то посторонний предмет, и стал сосредоточенно переобуваться. Маркус же был поглощен разглядыванием Эльзы. Раньше он воспринимал подругу только как приятеля по играм. Сейчас же он видел перед собой вполне сформировавшуюся девушку. Теперь на лице больше бросался в глаза не нос, напоминавших раньше репку, а большие карие миндалевидные глаза, взгляд которых завораживал любое живое сердце. Губы, ранее казавшиеся излишне пухлыми, теперь казались созданными исключительно для поцелуев. Лицо в обрамлении вьющихся волос цвета весенней темной соломы уже не казалось излишне круглым.

Одета Эльза была по-праздничному нарядно. Голову, по последней бургундской моде, венчал омюсс14. Волчий полушубок был накинут на плечи. На девушке было белое нижнее платье, сверху – зеленое сюрко15. Удивительным в наряде было то, что нижнее платье, подобно верхнему тоже имело глубокое декольте, так что можно даже было увидеть большую родинку на левой части груди. Или, на левой груди. Смотря, какой смысл вы вкладываете в это слово.

На эту родинку обратил своё внимание и Генрих. «Она похожа на сердце, над которым и расположена. Это знак любви», – мечтательно подумал он. Потом, не дождавшись поддержки от друзей, проговорил: