Антон не сдержался, спрятал лицо в ладонях и заржал.

– Что тут смешного? – рявкнул Григорий Викторович. – Прекрати!

– А я что? – просмеялся Антон. – Я ничего. Иди, – он кивнул на дверь, – сам уволил, сам и возвращай.

Григорий Викторович скрипнул зубами и отправился догонять возмущенную истеричку.

Она сидела на своем рабочем месте, раскрасневшаяся, возбужденная и обмахивалась бумагами.

– Что вы делаете? – Григорий заметил капельки пота на ее висках.

– Я? Я сейчас веду милую беседу со своей аритмией. – Она сделала глубокий вздох. – Мне уже давно не двадцать и я не спринтер.

Григорий подошел к кулеру, налил в стаканчик холодной воды, молча протянул Елене. Она благодарно кивнула и выпила все в несколько глотков. Откинулась на спинку стула, издав громкий вздох облегчения.

В ее голосе, действиях не было ничего эротичного, но воображение Григория почему-то нарисовало яркую картинку их первого поцелуя.

Обругав себя последними словами, он заставил мысли течь в нужном направлении.

– Елена Васильевна, – начал он подбирать слова, – но вдруг передумал и просто спросил: – Так вы действительно беспокоились? – Она кивнула. – И примчались по первому зову, хотя вчера мы расстались на повышенных тонах…

– Я тут из-за Антона, беспокоилась за парня. – Елена встала. – Но у вас все хорошо, я пошла.

– Подождите, – Григорий сделал то, что не делал прежде, даже когда уходила его вторая жена – пригородил пути отступления, встав перед дверью. – Давайте поговорим.

– Мы все уже друг другу сказали. Уйдите, господин Волков, хватит с меня.

– Прошу вас, – он произнес это с легким нажимом, заглядывая в ее глаза, но смотреть хотелось, почему-то на губы, – вернитесь в кабинет и мы обсудим все еще раз.

– Хрен с вами, – Елена махнула рукой. – Идемте. Самой интересно, что за фигня тут происходит.

Антон не без удовольствия наблюдал, как Елена и отец заходят в его кабинет, как рассаживаются в креслах для посетителей.

– Скажите мне, семейство, – Елена начала безо всяких предисловий, – зачем я вам сдалась?

– Боже, – рыкнул Григорий, – что у вас за лексикон?

– По обстоятельствам, – ответила она, разглядывая Антона. – Давайте, Антон Григорьевич, колитесь.

– С первых дней вы проявили себя как ответственный и усердный сотрудник, – начал он, но замолчал под ее недоверчивым, презрительным взглядом.

– Вот не надо мне сказки рассказывать, молодой человек! – Елена подалась вперед, Антон понял, что обман не пройдет. – Что вы себе жизнь то усложняете? Найдите себе куколку с осиной талией, четвертым сисечным, тихую, кроткую, послушную и будет вам счастье! Зачем вам вот это, – она показала на себя, – все?

– Как? – простонал Григорий, закрыв глаза, – Как вы разговариваете? Откуда вы эти слова – то берете? Что за четвертый сисечный?!

– Вы меня поняли же? Поняли, к чему претензии? Так что там насчет правды?

– Хорошо, – Антон был доволен и не скрывал этого. – У меня очень ревнивая невеста. Она не переносит красивых женщин рядом со мной. Вы как нельзя кстати пришли на собеседование.

– Обалдеть! – возмущенно выдохнула Елена. Антон понял, что сказал и в отчаянии поджал губы. – Вы меня еще и страхолюдиной назвали!

– Нет…Простите…

Она повернулась к Волкову-старшему за объяснением, тот смотрел в пол.

– Знаете что, – Елена вскочила, – идите на хрен!

Антон бросился ей наперерез, встал у двери.

– Не уходите, прошу вас, простите меня! Я не так сказал, все не так…

– Вы что творите? Что вы ко мне прикопались? Найдите другую уродку, а меня оставьте в покое!

– Простите, Елена Васильевна, – Григорий поднялся с кресла, кивнул Антону, чтобы он вернулся на место, но тот упрямо покачал головой. – Речь шла не о том, что вы не красива, внешне вы очень даже привлекательны. Все дело в вашем возрасте. Из всех претенденток на эту должность вы оказались самой старшей.

– И что с того? – Елена сделала несколько шагов по направлению к Григорию, он понял, что за ее внешней злостью прячутся слезы. Заплачет? – Вы выгнали меня, потом вернули. Я логики не вижу, я же не одна такая тетка бальзаковского возраста!

– Инга, – Григорий смотрел на Елену прямо, не скрывая того, что напряжен и волнуется, нагородили они с сыном не мало, – дочь моего лучшего друга, невеста моего сына. У нее больное сердце, мы все стараемся ее не тревожить и не расстраивать. Если она придет сюда, увидит другого человека, не того, кого она выбрала, ничем хорошим это не закончится. Скоро у нее операция и волновать ее попросту нельзя. Поймите нас, Елена Васильевна, войдите в положение и останьтесь работать.

– Чудное очарование со сложным характером? Вот спасибо ей!

– Как вы догадались о характере? – Антон отошел от двери, когда Елена села обратно в кресло. – Вы же с ней даже не разговаривали.

– Не так уж и сложно читать людей, – Елена почти успокоилась. – Но я все равно не понимаю, даже если сердце слабое, чего вы так с ней носитесь?

– А вот это уже не ваше дело, – отрезал Григорий, присаживаясь рядом. – Вы остаетесь. И больше никогда не будете влезать в наши отношения.

– Буду, – Елена даже подалась вперед, – если вы станете перегибать палку, я буду влезать. Антон – начальник, у него должна быть репутация, а вы рушите все одним своим криком. У меня сын почти его возраста, и я отлично знаю, что воспитанием заниматься уже поздно. Им поддержка нужна, а не истерики!

– А, я понял, – Григорий чуть заметно улыбнулся. – Я понял, что вы за личность!

– Удивите, попробуйте рассказать.

– Все просто. У вас обостренное чувство справедливости на фоне гипертрофированного материнского инстинкта. Поздравляю, Антон, – Григорий повернулся к сыну, – у тебя появился личный цербер! А теперь извините, – он встал, – мне нужно работать. Все, сын, я сделал, что мог, дальше сам.

И ушел.

Не спуская с Елены глаз, Антон вернулся на свое место, сел. За эти несколько минут они умудрились рассердить и обидеть несчастную женщину. Он знал, чем все закончится, но сдаваться не собирался.

– Елена Васильевна, – начал он осторожно, – останьтесь, прошу вас.

– Антон Григорьевич, – Елена посмотрела на него открыто, – ваш отец и дома такой, бешенный? Как его жена терпит?

– Мамы не стало пять лет назад, – он решил говорить обо всем честно.

– Простите, очень жаль…

– Да… Она и мама Инги разбились на машине. Тогда у моей малышки случился первый сердечный приступ… Елена Васильевна…

– Я поняла, – сказала твердо, встала. – Что там с накладными?

Жизнь в офисе перевернулась. Антон с интересом наблюдал, как за три рабочие недели Елена влилась в коллектив, к каждому нашла подход и забрала половину его работы. Она вникала в договора, проверяла вместе со Степаном Михайловичем поставки. Ее обожали дворники и уборщицы – она вела себя с сними как с ценными кадрами и заступалась по любому поводу. Он, например, не знал, что в общем туалете постоянный срач, а из окна лестничной площадки соседнего офиса на асфальт кидают бычки. Завхоз звал ее не иначе, как Леночка, а с легкой руки вышедшего из отпуска главбуха, она стала откликаться на ласковое – Аленушка. Ее общение с клиентами стояло отдельной строкой. Куда-то исчезали заковыристые словечки, речь становилась грамотной, голос наполнялся бархатом. Ей все время приходилось носить с собой телефон – звонки шли постоянно, но лишь немногие доходили до Антона – Елена решала все сама.

Несколько раз приходила Инга и уходила довольная. В Елене она не видела соперницы и даже не подозревала, что его секретарь нравится всему мужскому коллективу.

Он добился того, что отец перестал на него орать. Однажды все же не сдержался, начал выносить мозг, но тут появилась суровая Васильевна с бутылкой минералки. Открыла ее прямо перед отцовским носом, сунула ему со словами:

– Остынь! У меня там люди в приемной!