АННА (улыбаясь). Ну, видный. С усами такой. Всё время кудри тут на боку начёсывал. Рисовал хорошо.
ЮРКА. Рисовал хорошо. (Пауза.) Сознайся, баб Ань, грешна?
АННА. Ой, господи! Я вот, смотри, могу под иконами побожиться. Как на духу скажу. Это Лидка на меня наговаривает. Он в погребе ко мне приставал, вот честно сознаюсь – мы там за огурцами пошли. Но я ему сказала – ни-ни! При живом-то муже. Разврат один.
ЮРКА. Прямо под Лениным клянёшься?
АННА. Под Лениным клянусь, не было ничегошеньки. Вот, перекрещусь даже. (Крестится.)
ЮРКА. Не, а чё ты крестишься.
АННА. А как же?
ЮРКА. Ты вот так вот руку поставь, и скажи: «Клянусь от имени всей Советской власти!» (Отдаёт правой рукой пионерский салют.)
АННА. Ну, клянусь, клянусь… (Смеётся.) Шалопай ты, Юрка.
Юрка идёт в залу и укрывает таз с глиной. Бабка Анна неотступно следует за ним.
А за сколько ж будешь свои подсвечники продавать?.. (Не получает ответа.) Секрет коммерческий?
ЮРКА. Ты мне про себя ничего не рассказываешь, я тебе тоже ничего не расскажу.
АННА. Так я же сказала, сирота осталась, за Петра вышла. Чего ещё?
ЮРКА. Что – и больше рассказать нечего?
АННА (вспомнив). А, ну, Ангелину родила, потом Лиду. Сыночек помер, крохотушка совсем был. Жалела очень его.
ЮРКА. И всё?
АННА. Ну… Петра похоронила, так Светочка ещё махонька была.
ЮРКА. Чё-то, баб Ань, жизнь у тебя неинтересная – родился-женился-помер.
АННА. Я же не артистка. Это вы со Светкой.
ЮРКА. Она не артистка, она художник по свету.
АННА. Ай! (Машет рукой.) В театре, значит, артистка.
ЮРКА. Так – руки! (Смотрит на свои грязные руки и идёт на кухню их мыть. Анна неотступно следует за ним.)
АННА. Так и будете в нашем театре работать?
ЮРКА. Нет, подсвечников налеплю, кучу рублей заработаю – и в Москву. В Большом театре на работу устроюсь.
АННА. Кем же?
ЮРКА (с долей сарказма). Ихние подсвечники буду протирать. А ежели доверят – буду им лампочки вкручивать.
АННА (недоверчиво). Да ну тебя, скажешь тоже.
Слышно, как во входной двери поворачивается ключ, щёлкает замок и входит Лидия Петровна.
ЛИДИЯ (прямо с порога набрасываясь на Анну). Чего бродишь тут! Иди в свою клетушку – и чтоб я не видела тебя даже! Опять настроение мне на весь день испортила. Гадина старая.
Анна семенит в свою комнату. Лидия Петровна идёт на кухню. Исследует раковину, где только что помыл руки её зять. Юрка вытирает руки полотенцем.
Что это, земля какая-то… Юрка, ты что, водопровод мне засорить хочешь?
ЮРКА. Это пыль на руках была.
ЛИДИЯ. Что ты из меня дурочку-то делаешь – пыль! Забьётся водопровод, за свои деньги будешь сантехника вызывать.
ЮРКА. Хорошо, вызову.
ЛИДИЯ. Вызову. Ты же нищий.
ЮРКА. Это временно.
ЛИДИЯ. Временно – беременно. (Открывает холодильник и достаёт оттуда связку сарделек.) Хочешь сардельку?
ЮРКА. Нет.
ЛИДИЯ. Импортная. Из натуральной свинины. (Чистит сардельку, а затем начинает её смачно поглощать.) Юрка, вы правда, что ли, в Москву собрались?
ЮРКА. Собрались.
ЛИДИЯ. А чего тут не живётся?
ЮРКА. Ну… (Вопрос явно застал врасплох.) Наверное, тут слишком хорошо – трудностей захотелось.
Из залы раздаётся плач ребёнка. Лидия Петровна срывается с места и летит к детской кроватке. Лихорадочно трясёт кроватку, и ребёнок кричит ещё сильнее.
ЮРКА. Лидия Петровна, не надо так ребёнка трясти. Она сама успокоится.
ЛИДИЯ. Успокоится. Голодная, поди?
ЮРКА. Света по часам кормит.
ЛИДИЯ. Давай принеси бутылочку. На подоконнике там.
ЮРКА. Тут две.
ЛИДИЯ. Погуще которая. Господи, что ж безмозглый такой…
Юрка пожимает плечами, взвешивает две бутылочки на руках, выбирает одну из них и несёт в залу Лидии Петровне.
Юрка, что ты какой-то прямо!..
ЮРКА (с вызовом). Какой? Дебильный?
ЛИДИЯ. «Дебильный». Я с тобой по-человечески хочу, а ты, вишь, в кошки-дубошки сразу. (Кормит ребёнка, держа бутылочку в руках.) Юра, пойми, если со мной по-хорошему с душой обращаться, я для этого человека всё готова сделать. Я для этого человека последнее отдам.
ЮРКА. Ну?
ЛИДИЯ. Что ну?
ЮРКА. Я говорю, что мне сделать-то?
ЛИДИЯ. Что ж ты не знаешь, что женщине нужно?
ЮРКА (тупо). Не знаю.
ЛИДИЯ. Ну ты!..Внимание. Понимание. Отношение.
ЮРКА. Ей-богу, я не смогу вас мамой называть. Вы молодая симпатичная женщина. (С ухмылкой.) Мама… Может, я вас нарисую, а?
ЛИДИЯ. Голую, что ли?
ЮРКА. Зачем, в одежде.
ЛИДИЯ. А я слышала, художники любят голых рисовать. У Горбоносовой, у сына, знакомый художник, так он всё голых баб рисует. Ещё, говорит, и платит им. Дурной, что ли?..
ЮРКА. Лидия Петровна, я вас в одежде красиво нарисую.
ЛИДИЯ. Ну ладно. А чего одеть-то?
ЮРКА. Что нравится, то и одевайте.
В это время из своей комнатки выходит бабка Анна в старомодном плаще и, стараясь быть неслышной, направляется ко входной двери. Всё-таки она нечаянно задела телефон, который стоял в прихожей на трюмо, и с него соскочила трубка. Лидия Петровна тут же метнулась в прихожую.
ЛИДИЯ. Куда собралась? К Горбоносовой пошла кудахтать?
АННА (беззащитным и слабым голосом). Что ты, Лидочка. За творожком схожу.
ЛИДИЯ. Ты ж говорила, денег нет – «за творожко-ом».
АННА. Нету, нету, Лида. На творожок только нашла. Уж больно голодно мне. Хорошо, хоть пенсия завтра.
ЛИДИЯ. Ладно – сироту из себя тут корчишь. Надо было головой думать, когда дом-то продавала.
АННА. Надо, надо, Лида. Уж прости, старую.
ЛИДИЯ. Бог тебя простит. Иди уже… (Улыбается довольная.) А то доведёшь до греха, бухну по башке вот этим телефоном.
Бабка Анна прекрасно понимает благодушное настроение дочери, но продолжает гнуть свою линию.
АННА. Ой, не надо, Лида, убьёшь совсем… Хотя, может, и лучше, если бы убила. Не мучилась бы…
Бабка Анна протискивается в приоткрытую дверь, словно кошка, и исчезает.
ЛИДИЯ. Вот кому надо в театре-то работать. Ни один артист так не сыграет. Думаешь, у неё денег нету? Ага. Под матрас бумажки свои насуёт и трясётся над ними… (Изображает бабку Анну.) Натуральный хорёк. На книжку-то боится теперь класть.
Юрка, завершив кормёжку, агукает с ребёнком, трясёт погремушками, которые привязаны над кроватью.
Я, между прочим, в молодости в самодеятельность ходила. Всем нравилось, как я роли изображала.
ЮРКА. Да я вижу. У вас тут целая династия.
ЛИДИЯ (подтрунивая). Уж скажешь тоже – династия.
ЮРКА (улыбаясь). Я говорю. Бабке Анне уже народную артистку надо давать.
