Я споткнулась о кочку, чуть не уронила камень, обернулась и заорала. На меня из лесу смотрело жуткое существо с обвисшими веками, оно открыло рот и что-то мне сказало. Но я не услышала ни слова. На вопль никто не вышел, я будто не орала во все легкие, срывая горло. Замолчать получилось только когда я упала, поскользнувшись и больно ударилась о землю. Существо исчезло. Горло саднило, а в ушах звенело.

В доме все шло как обычно: Юра воевал с печью, Фома обнимался с топором и Знат читал старую газету.

– Вы ничего не слышали? – сипло спросила я.

– А что мы должны были услышать? – подал голос Юра.

– Ну, крики, – неуверенно сказала я.

– Слышали, – хохотнул Юра, я нахмурилась, – под крышей всю ночь чайки кричали.

– Ага, чайки, – отозвался Фома. – Одна чайка, которая никак не могла заткнуться до рассвета.

Юра пропустил это замечание мимо ушей.

Получается, меня никто не слышал. Это было странно, жутко и очень неприятно. Остался только Знат, но он ничем не выдавал себя, сидел и читал газету.

– Ты тоже ничего не слышал? – я села рядом и заглянула в газету.

Знат внимательно посмотрел на меня.

– Кого ты видела?

– Я тебе сейчас лицо откушу! – прорычала я, сама не от себя не ожидая. Можно долго испытывать чужое терпение, и в один прекрасный момент оно закончится. Можно долго водить человека загадка далеко да около, и в один прекрасный момент ему это надоест.

Знат засмеялась, громко, привлекая к себе внимания, аж до икоты. А потом успокоился так же резко, как завёлся.

– Так кого ты видела?

– Понятия не имею, – злобно ответила я. – Но я испугалась, а ко мне никто не вышел. А если бы на меня напали?

– На территорию никто из темных всяких зайти не может, а с речной галькой никто увидеть тебя не может. Я же тебе сказал, что это защита.

– Значит ты меня слышал?

– Только глухой такие вопли пропустил бы. Так мы выяснили, что Фома и Юра – глухие. Могут не бояться того, кто шел за нами.

Мне стало очень холодно под телогрейкой, я прижалась спиной к нагревающейся печке и еще раз посмотрела на камень. Он действительно менялся, принимал очертания бегущего человечка или веточки.

Чтобы успокоиться, я стала наблюдать за Юрой и Фомой. Глухие, почему они глухие? Они ведь все слышат, отвечают.

Фома рассказывал, что он одержим местью, и его цель только найти этого палача, повторял это несколько раз за день. Правда, я очень сомневалась, что он вообще способен хоть кого-нибудь убить. Топор был для устрашения, но мужчина даже самую мелкую дрянь не мог выгнать из дома. В поленнице жила крыса, которая забежала в дом и спряталась за печкой. В итоге Фома сказал, что не будет ее трогать, потому что может раздавить.

А Юра очень бурно переживал за какого-то своего друга. Последнее, что он слышал в рации, были крики с одной из точек. Гвардейцы накрыли акцию раньше, чем та состоялась. Еще он постоянно корил себя за то, что выкинул свою рацию. Сначала, мол, испугался, что по ней его могут засечь, теперь страдал, что потерял единственную связь со своими.

Знат продолжал читать свою дурацкую газету. Я пыталась разобрать слова, но краска выцвела и в перевернутом состоянии прочитать было невозможно.

– Самая жесть была, когда все только началось, – Фома вдруг ударился в воспоминания, отстав наконец от топора. – Стали собирать данные со всех семей: у кого как давно идёт род, сколько родных, были ли разводы, кто умеет общаться со всякими, кому передавали умение. Первыми под удар попали старики, естественно.

– Да, у меня соседка была, – вставил Юра. – Классная бабка, у неё белье всегда сохло, даже под дождем, а кошка весь дом от мышей спасала. За ней пришли, когда последний снег шёл, а как увели, снег прекратился.

– После первой ночи вообще нормальная погода прекратилась, – Знат включился в разговор, сел рядом с печкой, прислонившись спиной к тёплой стенке. – Как и нормальная жизнь.

Все опять замолчали.

– Мы в район вообще пойдём? – встрепенулся вдруг Фома.

– Так не хочется, – пробормотал Юра.

– Никому не хочется, но и жить тут у нас не получится, – топор с досадой воткнулся в скамейку. – Кто-то ходит вокруг постоянно.

– Фома, – Знат вдруг резко наклонился к нему. – А ты случайно не знающий? Шиликунов подкормил, домового обнаружил, видишь кого-то.

– Да ты что! – испугался тот. – Я же говорю, что плохо у бабки своей учился. Могу по мелочи только, что помню.

– Уничтожали всех, даже тех, кто по мелочи, – заметил Знат.

Фома промолчал.

– Я рацию хочу свою найти.

Юра вдруг резко подорвался и выскочил на улицу, а потом вернулся.

– Только, я бы переоделся, во что-нибудь потеплее.

Фома молча махнул на рюкзак, который вчера бросили и забыли. Пледы нашлись дома, а про одежду никто и не подумал.

– А мы всей толпой пойдём? – спросила я.

– Хочешь, оставайся, – ответил мне Юра.

Я замотала головой. Перспектива сидеть в холодной доме одной, меня не устраивала.

– А цель оправдывает средства?

– Зависит от цели и средств.

– Ну, например, у тебя выбор – уничтожить полмиллиона человек, чтобы остальные шесть миллиардов жили. Ты на это пойдёшь?

– Надеюсь, я не буду стоять перед таким выбором никогда.

За окном мело, зима добралась до города только в феврале и во всю отыгрывалась на облетевших деревьях и не успевших спрятаться прохожих. На окне сидел чёрный кот и пытался поймать снежинки, прилипшие снаружи.

В старой кухне было уютно, на газовой плите шкварчал чайник – скоро закипит. На столе разложили порезанный рулет. Один взял гитару, второй тупил в окно, периодически отвлекаясь на кота, третий сидел в интернете.

– Собираемся раз в полгода, а о чем поговорить не знаем, – Знат положил телефон и посмотрел на друга, тот перебирал простенький аккорд.

– А о чем можно говорить, когда просто хорошо? – второй оторвался от кота. – Я машину перебрал, теперь с проводкой все хорошо.

– Ага, зато дверь не закрывается, – хохотнул Знат.

– А мы проект новый запускаем, будем строить большой объект в калужской области. Поедешь с нами? Твои фольклорные знания нам очень пригодятся, устроим небольшой лекторий для желающих.

Знат кивнул. Он сидел и думал, что должно произойти, чтобы уничтожение такого количества душ оправдало спасение остальных. Что-то либо очень плохое, либо непреложное. И точно не ему решать, поступать так или нет. И точно не ему в этом участвовать.

Нет ничего более зыбкого, чем определенно точное. Когда пришло Лихо, Знат лишился друзей, в душе стало расти чёрное пятно, которое захватывало его целиком. Если бы у него был выбор: отдать огню того бухого кретина, что вылетел на встречку и снес машину с ребятами, или самих ребят, он бы не задумываясь отдал первого. Только первый выжил, отмазался и свалил. Чёрное пятно стало еще больше. Лихо подпиталось чужой болью.

Черный кот сидел рядом со Знатом и кивал: цель оправдывает средства. В данном случае все именно так и должно быть.

То, что за нами кто-то шёл, Фома и Юра увидели на второй день. Та самая лыжня в грязи теперь полностью опоясывала наш дом и уходила обратно к городу. Следы, которые раньше вели в глубь леса, исчезали. Хватило часа, чтобы они стали еле заметными. А к вечеру уже нельзя было понять, куда это что-то ходило.

– Интересно, как оно по ступенькам на лыжах передвигается?

Я мысленно представила, как эта тварь переступает длинными ногами по ступенькам моста. Жуткого моста, который меня пугал, когда я была маленькой и продолжал пугать сейчас.

Этот мост казался мрачным напоминанием того, что будет, если люди уйдут с насиженных мест. Сейчас это стало памятником всему, что тут случилось.

– А может оно не через мост, а через дорогу сигает? Пролезает сквозь забор и чешет по асфальту.

– Ага, осталось только понять, кто этот кто-то, давайте к метро сходим, заодно и этого кого-то поищем?