Возможно, в том-то все и дело. Что было тихо-спокойно. Вероятно, поэтому персонал расслабился. Настолько, что никто не заметил, как один из малышей исчез. Всполошились, только когда за ним пришла приемная мама. К тому времени солнце уже село, и никто знать не знал, что случилось.
Я обвел взглядом двор. Его окружала стальная ограда высотой не меньше семидесяти сантиметров. Вдобавок перед нею тянулась живая изгородь, правда не сплошная. Взрослый, который хотел перешагнуть через ограду, легко мог это сделать, не вламываясь в кусты. Но четырехлетний ребенок? Вряд ли.
Я искал слабые места – дырку в ограде, участок, где ограда вообще отсутствует. Ничего такого не видно. В тот последний раз, когда покинул детский сад, Мио наверняка вышел через калитку. Или кто-то взрослый перенес его через ограду.
Белла шла нога за ногу. Сандалии шаркали по асфальту, ведь ноги она толком не поднимала. Еще несколько минут – и она задаст мне жару. Это у нее уж точно не от мамы. Сестра не умела перечить, не умела настоять на своем. Невмоготу мне было видеть, как она покорно склоняется перед окружающими людьми. Перед начальником, перед мужем, перед коллегами. Передо мной.
– Я хочу домой, – сказала Белла.
– Сейчас поедем, – сказал я.
Один из мальчишек на площадке заметил меня. Наморщив лоб, подозрительно уставился на нас с Беллой во все глаза.
Мне действовало на нервы, что за мной наблюдают, пусть даже наблюдатель – маленький ребенок. Я покрепче взял Беллу за руку и сказал:
– Все, едем домой, приготовим спагетти с мясным соусом.
Мы повернули обратно, к машине. Я помог Белле пристегнуть ремень и сел за руль. Круто развернул “порше” и в последний раз миновал детский сад. Белла смотрела на ребятишек, игравших возле качелей, но не говорила ни слова. Она вообще болтает не так уж много. Знает, что от этого толку мало, что таким манером она своего не добьется.
“Тролльгорден” расположен во Флемингсберге[1]. Я выехал на Худдингевеген и взял курс на север, к центру.
– Кушать хочу, – сказала Белла, когда мы нырнули в Южный туннель.
Я бросил взгляд на часы. Нет, она не проголодалась. Просто заскучала.
– Скоро приедем, – ответил я.
Лето, воскресный день. Автомобилей на улицах почти нет. Пульс королевской столицы изрядно замедлился.
Но, как говорится, ягодки были еще впереди. Случилось это у перехода перед “Галереей”, торговым центром на Хамнгатан. По встречной полосе ехал грузовик. У перехода ждала старая дама. Я нажал на педаль тормоза.
Безрезультатно.
Еще раз нажал на тормоз, скорее с удивлением, чем с испугом. Педаль заклинило. Дама уже шагнула на зебру.
– Ах ты черт.
Отчаянно сигналя, я давил на окаянную педаль. И думал:
Вот здесь я второй раз убью человека?
3
Обошлось. Старая дама в испуге отпрянула назад, и я промчался мимо. И страшно неприятная мысль, которую только что в отчаянии сформулировал мой мозг, исчезла. Будто сама поняла, как ей не рады.
Я инстинктивно изо всех сил топнул по тормозу. Чуть ли не встал. И тут под педалью словно что-то лопнуло, и машина затормозила так резко, что сработали подушки безопасности.
Белла закричала. Я слышал, как позади взвизгнули по асфальту покрышки нескольких автомобилей. У меня перехватило дыхание (так часто бывает, когда срабатывает подушка безопасности) – вот сейчас кто-нибудь в нас врежется. Но нет.
В полном смятении я открыл дверцу и кое-как выбрался наружу. Обежал вокруг машины, вытащил Беллу.
– Все хорошо, – сказал я, утирая ей слезы. – Все… в порядке.
Вокруг собралась толпа, глазела на замершие машины. Старая дама сидела на тротуаре, в шоке, но невредимая.
– Пошли, – сказал я и взял Беллу за руку.
Вернулся к “порше”, к водительской дверце. Сел на корточки, осмотрел пол. Чем это пахнет? Я нагнулся ниже. И поначалу ничего не понял. Но запах – очень знакомый. Белла крепко вцепилась в меня, когда я сунул голову в машину. И вот тут я сообразил, в чем было дело.
Апельсин. Белла собиралась взять его к бабушке, а в машине уронила. Что он мог закатиться не куда-нибудь, но под педаль тормоза, ни ей, ни мне даже в голову не пришло. Вот и всё. На этот раз.
Люси смеялась до слез (до чего же приятно было снова видеть ее чудесную улыбку!), когда мы вернулись домой и я рассказал, что случилось. Самому мне было не до смеха.
– Кажется, я возненавижу “порше”, когда все кончится, – сказал я.
– “Порше”?
– Я ни секунды не сомневался, Люси, что кто-то поработал с тормозами. Ни секунды.
Люси погладила меня по щеке.
– Я уже начала готовить обед.
– Пахнет хорошо.
Про себя я подумал: чем мы занимаемся, черт побери? Не станем же играть в семью?
С тех пор как Беллу вернули, Люси ночевала у меня. И я не ставил это под вопрос, повода не было. Я и Белла – мы оба нуждались в ней, вот и все. Однако прошло уже несколько дней. Вполне достаточно, чтобы я начал паниковать. Белла – единственная, кто жил вместе со мной, взрослым, в одной квартире. Думаю, для меня так лучше всего. Я не создан существовать, постоянно сталкиваясь нос к носу с другими. Ведь даже в разгар нашего романа мы с Люси не жили вместе. В основном это моя вина или, может, заслуга. Меня страшат будни, как других пугают войны или экологические катастрофы. Мне необходимо иметь возможность отстраниться, перевести дух, перезарядить батарейки. В одиночестве или в обществе другой женщины. Просто чтобы держать будни на расстоянии.
Когда я не стал съезжаться с Люси, большинство окружающих говорили, что у меня не все в порядке с головой. Называли инфантильным. Страсть-то не вечна. Рано или поздно влюбленность переходит в любовь. От рутины и будней не убежишь. С этим надо примириться. И начинать любить.
Я рассеянно помешивал приготовленный Люси мясной соус. Да, я был и есть другого поля ягода. Не люблю будни.
– Ну как? – спросила Люси. – Вы что-нибудь видели?
Воспоминания брызнули, точно пули из автомата. Ребятишки. Асфальт. Дома. Игровая площадка. Мальчик, который не сводил с меня глаз.
Я подробно рассказал обо всем.
– Когда Мио исчез, дети играли на территории детсада. И у меня возникает вопрос, как это могло произойти. Ведь ребенок вроде Мио не может перелезть через такую высокую ограду. И калитку ему тоже не открыть.
– Это мы уже вычислили, – сказала Люси. – Ну, что он не мог сбежать сам. Неизвестно только одно: кто его забрал.
– Верно, – кивнул я. – Но, черт возьми, участок-то полностью открытый. Не какой-нибудь большой зеленый сад с множеством укромных уголков, где можно спрятаться. Мио увели прямо на глазах у воспитательниц. Или с заднего двора. Но в таком случае кто-то должен был остановить мальчика, когда он пошел туда. Там нет игровой площадки.
Я отошел от плиты, стал накрывать на стол. Люси положила спагетти в кипящую воду. Я стал не только сожителем. Но еще и частным детективом. Который шнырял по безлюдным летом детским садам и подсчитывал длину их ограды.
– Когда Мио исчез, было темно, – сказал я. – Стоял ноябрь, а время близилось к четырем.
– Двор и игровая площадка наверняка были освещены, – возразила Люси. – Да и на улице в этот час наверняка горели фонари.
– Само собой, – сказал я. – Но это не означает, что не было тени и темных углов.
Люси полила спагетти маслом.
– Никто из воспитательниц не помнит, чтобы они видели, как он ушел, – сказал я. – Или что его забрал кто-то из приемных родителей. Ведь ребенка не забирают молчком. Люди здороваются с персоналом, спрашивают, как прошел день.
Неужели все это говорю я сам? Я же вообще не собирался заводить детей. А теперь вот стою у себя на кухне и рассказываю Люси, как забирают детей из садика. Будто ей это неизвестно.
Люси крикнула, что еда на столе. Белла прибежала с двумя куклами под мышкой.
– За столом не больше одной куклы, – напомнил я.