– Котя, встреть их радушно и ничего не рассказывай, прощай, – шепнула она. Кот ответно муркнул и вытянулся, оскалив блестящие когти.

Девочка исчезла в один момент и более в этом доме не появлялась никогда.

Только туда, только вперёд! На край света, к ужасному герою всех страхов, которого она желает из любопытства исследовать и вовсе не боится. Никто более не остановит её гибкую прыть, её чудовищный размах мысли.

Лола бежала изо всех сил и уже перестала осознавать, насколько далеко успела зайти, где именно находится и что, собственно, происходит. Со страху бежала всё дальше во тьму. Огоньки, волки, танец зелёных глаз, скачущие огни!

И тут Лола врезалась во что-то, такое твёрдое и большое, как медведь или дерево, но мягкое и тёплое, как одеяло. Она потеряла силы, и в сплошной тьме её воображение обуяли фосфенные пятна. Оно схватило её ловко и затягивало вглубь…шубы. Ах да – это была шуба! Такая пушистая, будто играючи щекочущая нос.

Она подняла свои широкие глаза, и любопытствуя, взглянула высоко-высоко.

Оо, это он – без гнева разгневанный, хищник с мягкостью овцы, улыбающийся без улыбки, холод севера, дающий лишь жар! К нему на загадочный приём наведывалась она, ха!

Антип слегка ухмыльнулся. Вот чудо – девочка в ночи, в лесу, одна – необычно, правда?

– Как же так зовут ли тебя? – криво спросил он, забывший уже от одиночества человеческую речь. Хотя, пожалуй, даже самого невозмутимого такая находка могла обескуражить.

– Лола, – прошептала она, а он изумился её ответу, безумно-летящему из немерцающих глаз. Что-то странное ощущалось в этой случайности. Что-то противоестественное.

Нечего было делать, и как не удивительно, наш нелюдимый Антип оказался вполне добродушен и повёл девочку отогреваться в избу. Идя степенно с ним рядом, бережно хранимая от холода, прижавшись вглубь его шубы, Лола ни капли не боялась, но редкое для неё молчание решила прервать.

– Сколько мне ещё идти? – напористо вопросила Лола.

Медведь немного опешил: Не только лишь тебе. Нам осталось совсем чуть-чуть до цели.

Цель! Интерес иль целенаправленное движение, любопытство или несгибаемая прямота, предопределённая желанием, предписанная бессознательным. Какая уже разница?

А вот и обитель. Вся занесённая снегом, большая и крепкая изба, надо признать.

– Проходи, Лола, – робко, и как будто боясь забыть её имя или же разбить хрупкую вазу, проговорил он.

“Как тут приятно, вполне неплохо, айда! Вот я молодчина – попала туда, куда все боятся! Вот вернусь и расскажу всем – смеху то будет, как снегу ныне!” – хихикая мечтала она, но как бы не так!

– Иди, комната там, – показал хозяин девочке.

Не успела Лола задуматься, как он подлетел к ней, вернее мягко, крадучись аки кошка или скользящая тень, проник, в уже ставшей совсем её собственной, маленькую уютную комнатку. Кто же ты? Ухмыляющийся туман, змеящаяся позёмка?

Без дурного умысла, не подумайте иного. Он принёс ей гору шкур и мехов, заботливо предоставив всё что имеет. Более галантного мужчины и заботливого отца не найти во всём мире.

– А теперь, Лола, идём кушать, – уже более уверенно и точно звучали его слова.

И вот царский ужин! Лола, хитровато искоса глядящая, на суетившегося хозяина, укутанная в заячий тулупчик, задумчиво дула на дымящуюся кружку горячего шоколада. Откуда он раздобыл такое чудо? Так или иначе, это останется загадкой.

Весь стол был обставлен невиданным ею доселе: бутербродики канапе, лососёвая строганина, перепелиные яйца, тыквенный пирог и так далее, и так далее.

– Не правда ли странно ты смогла так появиться ночью в том лесу? – всё ещё нескладно выражал свои мысли Антип.

– Я…я очень хотела этого, уйти от скуки, от обыденности и моей семьи. Я вас вовсе не боялась. Пожалуй, даже желала попасть сюда, но не подумайте, что я хочу польстить. Если кажешься всем странной, а может даже очень-очень чудаковатой, если ты выбиваешься из общности, то нравы, разумеется, жестоким образом пройдутся по душе. И чувствую, вы не понаслышке знакомы с этим. Не знаю, что сказать, мне хватает того, что я рада свободе и нахожусь здесь, – громко начала Лола и заупокойно, не веря в удачу, закончила, уминая вкуснейшую булочку.

– Вот как, – смутился исполинский айсберг, тая под лучами северного апрельского солнца, незаметно, но без капли сомнения. Он не мог поверить во всё сказанное, в искренность слов более всего поразивших его душу. Его глаза опустились, впервые за долгие годы заиграла лёгкая улыбка.

“Как так? Не боится, стало быть видит насквозь? Ведь я так мягок”, – думал в растерянности лесной отшельник. А её откровенная смелость и воля к свободе. Бесстрашие перед его образом. Однако это снова уводит мысли Антипа в сторону того, что Лола знала его лучше, чем он сам себя.

Ночь скрыла свет. Оплавленная свеча на столе, скользкий взгляд хитрых звёзд. Колонны, втыкающиеся в небо, нашедшие в нём опору, неподгибающиеся, но готовые обрушиться прямо на айсберг. Большой и холодный, он не таит угрозы, он несёт совершенство. Туман, текущий из триумфальной арки древнегреческих строений, он тает, тёплый как молоко. Он знает своё дело, а я знающий всегда помнит.

Айсберг в тропиках! Он уже изошёл туманом. Исполненные белизны колоссальные колонны, не желающие более рушиться, белёсая истина мглы, кою породила бездушная глыба кристальной воды. Мир покрыли симметричные точки, летящие внутрь фигур. Целеполагание иль стрелы предопределения!

Всё это пронеслось в один миг…Где? – Лола очнулась из сладкой неги сна. Светало. Было заметно, что он нежно её заранее укрыл: от всех невзгод, от тьмы, что похищает надежду, от злопакостных страхов, но и от игривых лучиков солнца, теперь не им ласкать её.

Стрела времени пронзила недели. Лола конечно не собиралась домой, но как всё-таки тягостна неизвестность. Ищут ли её? Или же злобно радуются такой удачной пропаже. Отчасти она оказалась права в догадках – три дня её искали, но быстро успокоились: “Поделом ей, волки съели дурочку”.

Не всё было так чудесно, скука не оставляла её душу. Как можно сидеть даже в хоромах, но без света и новизны? Она была испугана этим фактом, но спасена и окутана заботой, не оставляющей ни капли сквозняка. Однако, это всё-таки не помогло.

Когда Лола ужасно заболела, её мягко-мягко закрутили в бинты пауки, со всех сторон обогревали дикие лесные коты, а он готовил горячее молоко. То самое! С упоением пила она единственное лекарство, что имели в глуши, роняя капли на красную кожу. Её душил жар и больное горло, потому что Лола любила громко петь. В течении ночи свет лучинки в палатах не исчезал, а ночные бабочки колыхались и шуршали в стареньких тюлях. И он вновь нёс ей молоко!

Пауки стягивали её ещё туже, чтобы ни один ветерок не поддул больной под покрывало. Она крепилась и терпела с волей.

– Это делает мне приятно, это так насладительно, – и она уже левитировала, в подвешенном состоянии, до изумления странно и приторно улыбаясь.

Часы капали растянувшись, как паутина, в которую она была оплетена. А в небе блестела Aurora Borealis, завидующая её безумному бреду.

Лола заснула и вновь горячее молоко!

Пауки то снимали очки, то вновь одевали, перекидываясь взглядами и прогнозами о её состоянии друг с другом. Они не знали, что ещё можно предпринять. Закрутив комнату до самого потолка в белую паутину, они сделали всё что могли. Удушающее пространство нагрелось, и воздух начал раскалять сам себя.

Она очнулась здоровая и сказала: Мне уже лучше.

Лицо её просветлело. Хозяин подал стакан с горячим молоком и щепоткой корицы, чтоб не надоело, но она уже не помнила, что было раньше, и пила его с удовольствием как в первый раз.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».