– Вы правы, фрау ван Асперен, – после паузы произнес Иоанн, и, что-то внутри взвесив, добавил, – Вы, конечно, заметили, что при безграничном всеговении к учителю, я – сознаюсь – инольды пщеваю14 о несколько иной философии. В отличие от него, я… – он отвел взгляд в сторону и, преодолев некий барьер, признал, – я чаю не токмо о донесении чрез картины Слова Божьего.

Он немного отодвинулся назад и задумался, возможно, пытаясь четче сформулировать свою мысль.

– Когда я скромными усилиями помогал с росписью Часослова, то уяснил, что всею душою благоволю явить на рисунке мир аки зреет его око человеческое. Славные деяния дней минувших, но и кийжду частицу нынешнего, – он кашлянул, – Запечатлеть на бумаге яко отражение во зерцале. Со всяческими мельчайшими подробностями и деталями. Раз этот свет онако хитроумно небокован и Господь Бог труждался, не покладая рук, дабы его подобным выткать, – аще ли я не возмощу приложить усилий, дабы расписати его, во славу сих трудов, хотя бы в некую долю приближенным к подобию?

Ван Эйк стрельнул глазами в сторону собеседников – проверить реакцию на свои слова. Гарс задумчиво разглядывал разложенные по столу рисунки, чему-то кивая. Он вдруг ощутимо погрустнел, но Хелин не могла понять причины.

– Мой сердечный друг, – промолвил консул, – Вы сетьно15 преуспели в своем рьвении. Работы великолепны.

– Как я могу, – хитрая улыбка промелькнула на лице Иоанна. Но было видно, что художник доволен.

– Так, по-вашему, есть в моих помышлениях что-то худое? – спросил он снова, поворачиваясь к путешественнице, – При виде даров Господа, я волю врадостетися тому богатству, кацим Он нас осыпает. …А при виде красоты – я волю передать ее исконное обаяние.

Это могло бы звучать двусмысленно, и даже скабрезно – тем более, что ван Эйк, не смущаясь, продолжал гипнотизировать Хелин своими серо-голубыми глазами, – если бы не было сказано таким простым тоном, мягко констатирующим не ставящийся под сомнение факт, ничего более.

– Я думаю, Господь указывает вам правильный путь, – осторожно произнесла девушка, чтобы все-таки обойти стороной тему про обаяние и красоту, – Ваша задумка нова. И у людей найдет отклик такое искусство – увидеть в точности запечатленными себя и своих ближних, как в зерцале.

– Аще Господь дал бы терпения начертавати реальность на холсте яко во зерцале… – задумчиво проговорил Иоанн, – Сие то, чего я всею душою возжелал бы досягнути своею работой.

– Возможно, когда-нибудь, – попробовала утешить его ученая, перед внутренним взором которой возникли ряды фотоаппаратов и телефонов ее родного времени, – Когда-нибудь все это станет возможным и для простых смертных благодаря удивительным машинам и механизмам. А для вас-то…

– Сие напоминает мне глаголание некоего Роджера Бекона из позапрошлого столетия, – поспешно пресек Гарс, одергивая коллегу взглядом, – Забавная штука, стоит ваших проречений, кузина. Ккххм… Если попустите, – и он зачитал по памяти, – «Можно построить корабли, что будут двигаться без весел и гребцов, так, что дюжие суда без всякого труда сможет вести по морю или реке один человек, да быстрее, чем любое весельное. Можно построить колесницы, которые будут двигаться без всякого тяглового животного с недоразумеваемым спехом… И летающие машины, внутри которых посредине сидит человек и управляет механизмом, отчего сия машина машет искусственными крылами, как птица»… Вот знаете, кузина, меня всегда интересовало, отнюдуже16 сие чудимые идеи пришли к нему в голову. Как он подобное предвообразил, а?

– Позапрошлый век? – поразилась Хелин.

– Да, Doctor Mirabilis, Чудесный Доктор, – раздался справа от нее голос Иоанна, внимательнейшим образом вникавшего в их обмен фразами, – Я немного учил про него, его труды и споры со схоластами. Умнейший человек.

Теперь дар речи пропал у обоих ученых. Путешественница оторопело откинулась на жесткую спинку своего сиденья.

– Ваши многообразные познания токмо преумножают ваши достоинства, – нашел, наконец, в себе слова консул.

Ян коротко хохотнул.

– Что вы! Брежением моих родителей я получил лише добротное основное образование. Священное писание, елиньскый17 и латинский языки, счет, геометрия, философские трактаты, и тожде химия и ботаника. Всего лагодно18. Но, волею фатума, длань моя потянулась к краскам и полотну.

– А елико времени заимает у вас сделать набросок? – после паузы поинтересовался Гарс, пригубив несколько глотков из бокала.

– Набросок чего? – уточнил художник.

– Ну, скажем, фигуры человека. Или святого. Или – лучше – елико времени у вас ушло, дабы объяти одно из тех лиц, украшающи ваши чудесные свитки?

Ван Эйк зачерпнул пригоршню изюма из тарелки на столе. Хелин, опасаясь опять с чем-нибудь напортачить (и как у нее язык повернулся упомянуть механизмы будущего?), молча сидела и слушала, как беседуют умные люди, не то, что она.

– В нашей мастерской – аки в других – хранятся готовы образцы, по которым можно писати фигуры для разных работ, – признался Иоанн, – Но я писал и с натуры, всяко. Моя сестра, Маргарета, позировала неколико раз, с терпением истинного ангела. Ныне я делаю черновой набросок достаточно быстро. Очерчиваю контуры, а затем, оставшись в уединении, труждаюсь над объемами и полутонами. Инольды, дабы удержати свежесть вдаяния19, я делаю себе знаковины о том, что не хочу упустить послежде. И… работаю, покамест не досягну результата.

Художник повернул голову и посмотрел на Хелин.

– Я мог бы нарисовать вашу семью, – внезапно предложил он с энтузиазмом, – Нашего гостеприимного хозяина, и тожде менеера и фрау ван Асперен.

На лице Гарса промелькнула мимолетная мысль.

– А… возможно ли такое, чтобы вы писали обличие по лиценачертанию20? Если бы я рассказал, как выглядит человек?

Ван Эйк выглядел озадаченным.

– Сия мольба необычна, абаче… – но ученый уже пошел на попятную.

– Приношу извинения, нет, я попустил себе лишнее, – Гарс немного сбился из-за вырвавшихся у него слов, – Да, сие бе лишним… Но, – переключился он, – драгой Иоанн, просить мою кузину попозировать вам мощно21!

Хелин не могла поверить своим ушам.

– Кузен, – девушку раздирали сомнения, – а вы уверены, что…

– Почто бы и нет? – Гарс повернулся к ней, – Мастер Иоанн сделает малый набросок. Не думаю, что вас ежедней рисуют подобные даровитые художники, дорогая Хелин.

– Создание наброска не займет големо времени, – добавил Ян, – И я бех бы рад возможности отточить свои навыки.

Путешественница не знала, как намекнуть.

– Но разве мы вправе… вот так… Вы же понимаете… И супруга моего сейчас с нами нет.

– Мы можем договориться на вечер, – предложил художник.

– Не хотелось бы спужать подобную возможность, – почесал подбородок Гарс, – Давайте попробуем премо сейци. Ежели стварети зарисовку токмо лица кузины, например? Драгая Хелин, у вас пребудет хотение и неколико времени? – видя взволнованный вид девушки, он, смягчившись, наклонился к ее уху и прошептал, – Мы можем сделать такой рисунок. Во все времена черновики и пробы художников исчисляются десятками тысяч, и у ван Эйка их не меньше. И ведь всего пара его рисунков дошли до современности, все – поздние! Тебе не о чем беспокоиться.

«А еще мы в «Ячейке»», – сказала про себя Хелин, – «Ячейка каждый день перезаписывается».

– Кузен, – попробовала еще сопротивляться девушка, – но почему именно я? Пусть мастер Иоанн нарисует вас тоже!