Тихон домой не пошел. В эту ночь в развалюхе на отшибе домовихи собирались на девичник. Ежели вовремя рядом оказаться, глядишь, и пригласят.

В развалюхе еще никого не было. Тихон встал на крыльце, оправил синий кафтан, потуже затянул алый кушак. Смахнул с рыжих кудрей мокрость, приосанился. И вдруг услышал, как на дальнем конце улицы залаяли собаки. Перекидываясь со двора на двор, заполошный лай докатился до окраины. На человека собаки иначе брешут. Заяц, что ли, забежал или лисица? Ветер принес отчетливый запах гари. У Тихона мурашки побежали по спине. А вдруг это бес? Или кто похуже? Мало ли кого аглицкий колдун в помощниках держал?

Тихон нерешительно потоптался, не зная, то ли домой бежать, то ли подождать и высмотреть беглеца. Любопытство пересилило осторожность. Тихон притаился под крыльцом, насторожив чуткие уши. Легкий топоток пронесся по дощатой отмостке, колыхнулся прошлогодний бурьян, и прямо на Тихона выскочил кто-то маленький, с копной спутанных, пропахших дымом белых волос.

Они одновременно вскрикнули и уставились друг на друга. Глаза у беловолосого существа оказались круглые, перламутровые, и на худеньком треугольном личике казались огромными. И очень испуганными.

«Кикимора, что ли? – подумал Тихон. – Нет, не похожа. И не лесовушка, у тех во́лос зеленью отливает…»

Простая холщовая рубаха незнакомки, вся в прожженных дырах, была испачкана сажей. Сама она дышала натужно, со свистом и хрипами.

– Помоги… – растрескавшиеся губы едва шевельнулись. – Помо…

Перламутровые глаза закатились, и она свалилась прямо на руки Тихону. Он растерянно прижал к себе невесомое тело. Куда ее? Домой? А если огненный бес за ней гонится? Или хозяинколдун? А, где наша не пропадала!

И Тихон побежал, держась поодаль от постоянных троп домовых. Ввалившись в родной подвал, первым делом уложил нежданную гостью на лавку, а сам обежал дом – сначала изнутри, потом снаружи, обводя и жилище, и все подворье охранным кругом. Сильного колдуна не задержит, но беса со следа собьет.

Хотя бы на время.

Когда Тихон вернулся, незнакомка уже сидела на лавке, обхватив себя за плечи, и тряслась так, что зубы стучали. Домовой кинулся к сундучку, достал расписную чашку с отбитой ручкой, которую хозяйка в сердцах выбросила, а он подобрал. Плеснул из бочонка.

– Глотни, полегчает.

Она глотнула. Замерла, задохнувшись. Потом задышала, допила остаток.

– Что… это?!

– Мухоморовка. – Он осторожно присел на другой конец лавки. – Тролли ее из грибов варят… Ну, в основном из грибов.

– Тролли… – повторила она. Голос у нее был странный – словно играла треснувшая дудочка. – А ты домовой?

– Верно. – Тихон осознал, что во все глаза таращится на проглядывающие в прорехи рубашки голые коленки гостьи, и смутился. – Тихон я. А тебя как называть?

– Гругаш.

Слово прошелестело камешками с осыпи. Тихон попробовал повторить. Нет, не подходило это имя девице с паутинчатошелковыми волосами и лунными глазищами.

– Ты с пожара? Из дома аглицкого колдуна?

Она насторожилась. Круглые глаза сузились.

– Слышал уже? Ты не бойся, я только отдышусь и уйду.

Тихон жарко покраснел.

– Ничего я не боюсь! Оставайся, сколько хочешь, я тебя никому не выдам.

Она улыбнулась.

– Ты добрый. У нас говорят, что встретить рыжего – к удаче. Повезло мне.

У Тихона потеплело внутри. Душа ворохнулась и запела варакушкой. Дождался! Вот оно – его счастье! Само в руки прибежало!

– Не обидишься, если я тебя Груней звать буду? – Хоть горшком назови, только в печь не ставь.

– Ишь ты! – восхитился домовой. – По-нашему говоришь, как здесь родилась. Когда только успела научиться?

– Я уже семь лет в вашей стране. – Она вздохнула. – Говорить легко, понимать трудно.

Она снова начала дрожать.

– Мне бы сажу смыть…

Тихон вскочил, засуетился.

– Сейчас воду принесу. У меня и мыльный корень припасен, и ромашка вот сушеная, голову мыть…

Он вынимал из сундука мешочек за мешочком. Положил на лавку чистую рубаху – прадедовскую, длинную, с вышивкой по подолу.

– Велика тебе будет, но можно поясом стянуть. А старую лучше сжечь.

Пока гостья мылась, Тихон прокрался наверх, набрал оставшуюся у людей с ужина еду: кусочки хлеба, полмиски каши, прихватил поломанный печатный пряник и горсть леденцов из приоткрытой жестянки. Прожженную рубаху свернул и засунул в поленья. Утром хозяйка примет ее за скрутку бересты и первым делом в печь отправит.

Вернувшись в подполье, Тихон едва не выронил свою добычу. Гругаш сидела на лавке, поджав одну ногу, и длинными пальцами расчесывала чистые, мерцающие волосы, полупрозрачной волной покрывающие худенькое тело. В подполье пахло летом.

– Рубаху… – хрипло выдавил Тихон. – Рубаху-то надень!

Она капризно сморщила острый носик.

– Я в ней утону! Ох, ну ладно, не смотри так.

Тихон отвернулся, раскладывая еду на крышке сундука. Когда обернулся, Гругаш уже стягивала широкую рубаху витым пояском. Лукаво глянула на него из-под волос.

– Какой ты застенчивый. Или не нравлюсь?

– Нравишься, – буркнул он, не зная, куда девать руки от смущения. – Угощайся вот… Чем богаты…

Сам он сумел сжевать только корочку хлеба. В голове плавал ромашковый туман. Сердце то замирало, то пускалось галопом, стоило Груне придвинуться поближе.

– Благодарю тебя за гостеприимство. – Она смела в ладонь крошки и слизнула узким розовым языком. – А теперь слушай. Не хочу, чтобы ты пострадал за свою доброту. Нет! – Она прижала палец к его губам. – Молчи! Сначала выслушай. За мной беда идет, Тихон. Огненная беда. Арчибальд Мерлиз, мой бывший хозяин, поссорился с одним из местных магов.

– С кем? – не понял Тихон.

– С колдуном, – поправилась она. – Украл у него кое-что… с моей помощью. А тот в отместку наслал огненного демона – беса, по-вашему. Ох, Тихон, какой это был кошмар! Одно хорошо, демон разрушил заклинание, которым Мерлиз меня связал. Теперь я свободна. Но демон меня ищет. Я ему сильно досадила. Так что бежать мне надо.

– Куда бежать?

– В порт. Проберусь на какой-нибудь отплывающий корабль. По воде огненный демон за мной не погонится.

У Тихона земля ушла из-под ног.

– Да как же это? – беспомощно забормотал он. – Не надо тебе в порт. Оставайся, Грунюшка! Я что-нибудь придумаю!

Она ласково погладила его по щеке.

– Славный ты, Тиша. Но демон сильнее нас обоих. Он от твоего дома одни головешки оставит.

– На любую силу управу найти можно, – возразил Тихон. – Ты вот что, ты ложись, отдыхай. А я схожу, переговорю кое с кем.

Водяники есть в каждой воде – и в речке, и в озере, и в пруду. Какова вода, таков и водяной. Хозяин Невы нравом обладал крутым, независимым, частенько спорил с самим царем морским. От их столкновений случались в Петербурге наводнения, потому домовые водяного не любили. Легко ли раз за разом восстанавливать затопленное хозяйство? Зато все худо-бедно, но умели плавать.

Тихон в обнимку с бочонком второй час мерз на гранитных ступенях набережной. С хозяином Невы он водил близкое знакомство, но в апреле водяные только-только пробуждаются от зимней спячки и оттого бывают не в духе. Докричаться до них – каторжная работа. Тихон уже осип, даже обещание мухоморовки «для сугреву» не помогло, хотя обычно одного запаха самогона хватало, чтобы приманить хозяина Невы со всей его свитой. Когда домовой уже решил, что водяники за зиму не иначе как оглохли и нюх потеряли, на ступени плеснула волна, промочив Тихону лапти. Он тихо зашипел сквозь зубы.

– Чего вопишь? – Из темной воды высунулась длинная, узкая морда. Водяной явился в обличье огромной щуки, покрытой густым, как у выдры, мехом. – Я, чай, не глухой. Тихон, что ли? Узнаю, узнаю… Доченька на твой гребень не нарадуется.

Мухоморовку принес? Дело хорошее. Говори, зачем пришел, только коротко. Занят я, дел много.

Тихон рассказал про огненного беса. Водяной подплыл ближе, задумчиво положил вытянутую морду на гранит. Тихон опасливо отодвинулся от острых, как шилья, зубов.