Пролог

Я ненавижу их. Всех. Каждого. Жалкие, невежественные, ничтожные. Лишь снаружи у них плоть, внутри – гниль и смрад. Мне стыдно, что я принадлежу к этому народу.

Дверь отворилась, и в помещение вошёл стражник. Он гордо поднял голову и торжественно произнёс:

– Ты умрёшь, когда прилетит кетцаль и шесть раз заведёт свою песнь. В тот же час жизнь твоя оборвётся, но это не должно печалить тебя. Твоя жертва убережёт этот мир от конца света. Ты должна гордиться этим.

"Ты умрёшь, ты умрёшь, ты умрёшь", – слова многократрым эхом пронеслись в её голове.

– Почему я? – надтреснутым от несправедливости и отчаяния голосом спросила она.

– Жрецу было видение, – спокойно пояснил индеец, – грядёт конец света, и лишь смерть могущественной ведьмы способна умилостивить богов. В видении была ты. Боги жаждут именно твоей крови.

Боги! Жаждут крови! Как же! Они жаждут мозгов. Хоть капельку мозгов! Но здесь они их не найдут. Ненавижу. Глупцы! Жалкие глупцы!

Девушка яростно вскинула голову и вскочила с земли.

– Будьте вы все прокляты! – выкрикнула она. – Пусть демоны растерзают ваши тела и сожрут ваши души!

Но проклятье это, казалось, никак не подействовало на стражника. Он только покачал головой и сказал строго:

– Смотри, никаких выкрутасов. Тебя ждёт отличная смерть через повешение. Да, сперва будет небольшое кровопускание, но это пустяки. Однако, если ты будешь нам угрожать – казнь будет иной. Если разгневаешь нас – мы вырвем из груди твоё сердце.

Девушка тряхнула головой, пытаясь убрать со лба слипшиеся от пота и крови волосы, и с вызовом посмотрела на индейца. Затем последовала недолгая пауза, после которой она внезапно плюнула прямо ему в лицо.

– Ничтожество.

Глаза мужчины удивлённо расширились, но он сохранил самообладание. Он медленно вытер лицо рукой, после чего взглянул на пленницу чуть ли не с жалостью.

– Ты слишком держишься за свою жизнь. Это неправильно. Так твоя смерть будет мучительней. Советую смириться со своей судьбой. Может у тебя есть последнее желание?

– Желание? – девушка неистово задёргала руками, пытаясь освободить их от верёвок. – Да, у меня есть желание! Я хочу, чтобы вы все сдохли! Убирайся, гнусный койот! Ты гнусный и народ твой тоже гнусный! Вы утонули в своём невежестве, и я этого так не оставлю! Я умру, пускай! Но вас не забуду, будь уверен! Вас я прихвачу с собой!

– Я предупредил тебя насчёт угроз, – стражник сурово сдвинул брови, – ещё одно такое предупреждение и о лёгкой смерти можешь забыть. Ты прекрасно знаешь, что твои штучки не сработают – без рук ты ничего не сможешь нам сделать. Так что не трать попусту свои силы. Лучше помолись о том, чтобы твоя жертва была не напрасной. Мой народ думает не о себе. Мы думаем о будущих поколениях. Подумай и ты о них.

Дверь снова закрылась. Девушка устало опустилась на пыльный пол.

Кетцаль. Глупая кетцаль. Не прилетай. Я не хочу умирать.

Но кетцаль прилетела. Блеснула на солнце ярким оперением и завела свою песнь. Закончив, она ненадолго смолкла, заставив девушку поверить в то, что это не та самая птица из пророчества, а какая-то другая. Это значило бы, что у неё, быть может, ещё есть немного времени, чтобы освободиться и бежать. Но затем птица запела снова. Она пела и пела, пока не спела все свои шесть песен. После этого она взмахнула крыльями и яркой зелёной вспышкой унеслась прочь, прихватив вместе с собой всякую надежду пленницы на спасение.

"Алое брюшко, зелёные крылья – точно алая кровь, что бьёт ключом посреди этих джунглей, – думала девушка, – этому нужно положить конец. Кровожадный народ должен умереть".

Тут дверь отворилась, и в помещение снова зашёл стражник.

– Пришёл твой час, – спокойно сказал он, – надеюсь, тебе хватило времени обо всём подумать и принять свою участь.

Девушка подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза – на её лице обозначилась решимость:

– Хватило, можешь не переживать. Надеюсь, и тебе хватит времени, чтобы принять свою.

– Ты говоришь странно, и мне это не нравится, – предостерёг её индеец, – но, будь уверена, я приму свою судьбу с гордо поднятой головой.

Стражник крепко схватил девушку за плечи и легко поставил её на ноги.

– Идём. Пора.

Он вывел пленницу на улицу, и в ту же секунду её оглушила толпа ликующих индейцев, жаждущих увидеть представление.

Лицо девушки исказило мучительное отвращение.

"Одержимые фанатики. Жестокие, одичалые, пустоголовые. Вы заслуживаете смерти, – она с презрением вглядывалась в лица людей, мимо которых проходила, – и вы умрёте. Я никого не оставлю. Уцелеет лишь моя семья. Они не виноваты, что тоже Майя. Они не такие, как вы. В них есть свет".

Девушка стала беззвучно шевелить губами, называя древние, как мир слова, пальцы же её старались распутать тугие верёвки. Чем дольше она шептала заклинания, тем гуще становился воздух. В ней самой тоже происходили изменения – теперь кожа словно сияла изнутри, волосы шевелились на голове тонкими змейками, зрение стало другим. Теперь она видела, как рептилия. Так происходило всякий раз, когда она начинала колдовать. Красные силуэты – тёплые тела. Скоро они перестанут быть красными. Скоро они перестанут быть. Только бы распутать верёвки.

– Ведьма! Ведьма! – индейцы, которые стояли к проходу ближе остальных, в ужасе отшатывались и старались поскорее скрыться в гуще толпы, стоило им встретиться с ней взглядом.

Наконец, унизительное шествие закончилось и стражник подвёл её к висельнице. В ту же секунду толпа почтительно расступилась, и на площадь вышел, судя по одеянию, верховный жрец. Он явно нервничал и, казалось, надеялся поскорее отделаться от своих обязанностей. Без особого почтения он схватил ритуальный нож и дрожащей рукой поднёс его к губам ведьмы.

– Хочешь разрезать мне язык? – прошипела она, не сводя с индейца немигающих глаз. – Думаю, это ни к чему. Ведь он у меня и так двойной, – она сделала резкий выпад вперёд, попытавшись укусить жреца клыками, которые сделались вдруг длинными и острыми, как клинки, а из её рта стрелой метнулся тонкий раздвоенный язык.

Жрец тут же отпрянул и сделался бледен, лоб его покрылся испариной.

– Прекрати свои фокусы! – прикрикнул на неё стражник. – Ты же знаешь, если ты не прекратишь, великий Ах Кин Май вырвет твоё сердце!

– Если только его собственное сердце не выпрыгнет первым, – улыбнулась она и прибавила, – от с-с-страха.

Но великий Ах Кин Май и не думал вырывать ей сердце. Он стоял, неловко сжимая в руке нож, и озирался по сторонам в поисках поддержки – с такими жертвами сталкиваться ему ещё не приходилось.

Поняв, что жрец не справится, стражник жестом попросил у него разрешения, а получив его, быстрым движением схватил нож и полоснул им пленнице по лицу.

– Плешивый пёс! – от неожиданности девушка вскрикнула и резко дёрнулась в сторону.

– Чашу! – крикнул жрец, протянув руку помощнику.

Собрав кровь в ритуальную чашу, он с явным облегчением отошёл на почтительное расстояние от пленницы. А мгновение спустя стражник набросил петлю ей на шею.

– Последнее слово? – спросил он.

– Да! – решительно сказала девушка, и в ту же секунду верёвка упала на землю, и руки её стали свободны. – Maya omnes evanescunt a facie terrae subsidere…

По толпе пронёсся рокот беспокойного бормотания, и тревога эта была не напрасной. Едва девушка начала произносить заклинание, как воздух раскалился и завибрировал – пространство словно застыло в ожидании финальной команды.

Стражник отреагировал мгновенно и резким движением выбил подставку из-под её ног. Девушка начала задыхаться. Она судорожно хватала ртом воздух и извивалалась, отчего её сходство со змеёй становилось ещё сильнее. Из последних сил она просипела:

– Oblivione delebitur spatium sine insidiis!