Ваш исчезнет вольный след,

Вы уйдёте – но за вами

Не пойдёт уж ваш поэт.

***

Веду я гостя; за курганом

Его в пустыне я нашла

И в табор на ночь зазвала.

Он хочет быть, как мы, цыганом…

Он, прежних лет не помня даже,

К бытью цыганскому привык…

За их ленивыми толпами

В пустынях часто я бродил,

Простую пищу их делил

И засыпал пред их огнями.

В.М. Лобов отметил: «Кровь тянула Пушкина к цыганам, и он в 1821 г. жил в таборе цыган 3 недели в одном шатре с Земфирой. П.К. Мартьянов вспоминал: «О Пушкине тогда говорили много. Однажды кто-то сообщил, что он приезжает иногда в Грузины слушать цыган, и добавил: «цыгане – его среда»».

Зачем я ею очарован?

Зачем расстаться должен с ней?

Когда б я не был избалован

Цыганской жизнию моей.

***

Здесь цель одна для всех сердец –

Живут без власти, без закона.

Меж ними зрится и беглец

С брегов воинственного Дона…

И рыжий финн, и с ленью праздной

Везде кочующий цыган!

Пушкин и сам кочевал как цыган, о чём сообщал в стихах:

Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

Вера Александровна Вяземская, жена друга Пушкина, Петра Андреевича, интересная собеседница, которую Гоголь считал «своим добрым ангелом», рассказывала: «Пушкин любил цыганское пение, особенно пение знаменитой в то время Тани».

А вот воспоминание юной цыганки Татьяны Демьяновой из московского хора: «И стал он с тех пор к нам часто ездить, один даже частенько езжал, и как ему вздумается – вечером, а то утром приедет. И всё мною одной занимается, петь заставит, а то просто так болтать начнёт, и помирает он, хохочет, по-цыгански учится. А мы все читали, как он в стихах цыган кочевых описал. И я много помнила наизусть и раз прочла ему оттуда и говорю: «Как это вы хорошо про нашу сестру, цыганку, написали!» А он опять в смех: «Я, говорит, о тебе новую былину сочиню!»»

Во всём этом, по словам Лобова, первым по-настоящему разобрался Иван Макарович Рыбкин (1904-1994), глава донского хранилища рукописей Пушкина и старинных книг. Он писал: «…Пушкин изучал общественную цивилизацию Индии, и конечно, что-то вошло в собрание великих подвижников Дона… В юности меня определили к пожилой знатной цыганке в Краснодаре для прохождения курса наук древней Индии, сохранившихся у цыган. Эти знания близки к научным работам А.С. Пушкина».

Всё это не просто дополняет биографию Пушкина и уточняет её. Всё это указывает на ещё один источник уникальных знаний, которые демонстрировал Пушкин. Ну и, безусловно, его родословная, известная волхвам, привела к тому, что именно он был избран для передачи уникальных знаний.

Ранние стихи – первые тайны

Сколько загадок в творчестве русского гения! Уже в 1813 году, четырнадцатилетний Пушкин неожиданно начал вставлять в свои стихи, в том числе и в посвящения представительницам прекрасного пола, фразы, которые не скоро были разгаданы и разгаданы лишь теми, кто серьёзно взялся за изучение ведического наследия поэта…

Вот возьмём, к примеру, стихотворение «К Наталье», датированное 1813 годом.

На первый взгляд этакое лёгкое стихотворение о любви, о познании этого великого и светлого чувства, о познании женщины. Вспомним, что Зигмунд Фрейд указывал: «Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь».

Ещё придёт время, когда Пушкин поймёт (если в данном случае применить формулировку Фрейда), что необходимо познать любовь. Но в юности он, будто бы познавал женщин, о чём спешат нам сообщить многочисленные современники – свидетели его увлечений, чрезмерно ими приукрашенных.

Эпиграф к стихотворению «К Наталье» взят непонятный с первого взгляда:

«Почему мне бояться сказать это?

Марго пленила мой вкус (фр.) –

Из "Послания к Марго" Ш. де Лакло.

Это из «Послания к Марго» Шодерло де Лакло – это сатира на королевскую фаворитку Дюбарри (1774), которая «рождена в бедности, лишена остроты ума и понимания, её речи утомительны и кончаются глупым молчанием: где нежные слова, где шутки и истории, которыми любовники разнообразят свой досуг»…

Пьер Амбруаз Франсуа Шодерло де Лакло (1741-1803), французский генерал и изобретатель, создал сатирический роман о нравах французской аристократии. Пушкин внимательно прочитал этот роман в свои юные годы, и использовал строки из него в качестве эпиграфа к одному из своих первых стихотворений, «К Наталье».

В стихотворении юный Пушкин писал:

Так и мне узнать случилось,

Что за птица Купидон;

Сердце страстное пленилось;

Признаюсь – и я влюблён!

Пролетело счастья время,

Как, любви не зная бремя,

Я живал да попевал,

Как в театре и на балах,

На гуляньях иль в воксалах

Лёгким зефиром летал;

Как, смеясь назло амуру,

Я писал карикатуру

На любезный женский пол;

Но напрасно я смеялся,

Наконец и сам попался,

Сам, увы! с ума сошёл. (…)

В тринадцать-четырнадцать лет, конечно, всё только начало-начал. Пушкин увлекался прекрасным полом, мало того, в отличие от обычного определения – первая любовь – он ввёл несколько более широкое понимание зарождающихся чувств, разделив любовь на первую и раннюю.

Но отложим на некоторое время размышления о стихотворении «К Наталье», которое вовсе не так просто, как кажется, с первого прочтения, и окунёмся в начала начал.

Озарённый в ранние детские годы, примерно, по мнению биографов, в шесть – девять лет, ещё совсем в ту пору неясным, но сильным чувством, уже тогда сделал первые поэтические наброски на всепобеждающую вечную тему, назвав увлечение не первой, а именно ранней любовь, ибо первой он, видимо, считал ту, что пришла к нему в лицейский период.

Вот как писал он о ранней любви!..

«…Дубравы, где в тиши свободы

Встречал я счастьем каждый день,

Ступаю вновь под ваши своды,

Под вашу дружескую тень.

И для меня воскресла радость,

И душу взволновали вновь

Моя потерянная младость,

Тоски мучительная сладость

И сердца ранняя любовь.

Любовник муз уединённый,

В сени пленительных дубрав,

Я был свидетель умилённый

Её младенческих забав.

Она цвела передо мною,

И я чудесной красоты

Уже отгадывал мечтою

Ещё неясные черты,

И мысль об ней одушевила

Моей цевницы первый звук

И тайне сердце научила…».

Стихотворение написано в 1818 году, но в нём говорится о детских переживаниях, о детской влюблённости, которая окрыляла и вдохновляла поэта уже в том раннем возрасте.

И хотя о ранней любви, по словам писателя Петра Константиновича Губера (1886–1940), «не сохранилось почти никаких биографических данных…, в стихотворном «Послании к Юдину» Пушкин припомнил этот полузабытый эпизод»:

Подруга возраста златова,

Подруга красных детских лет,

Тебя ли вижу, – взоров свет,

Друг сердца, милая… (в некоторых изданиях стихотворения значится Сушкова, а в других – просто отточие)

То на конце аллеи тёмной

Вечерней тихою порой,

Одну, в задумчивости томной

Тебя я вижу пред собой;

Твой шалью стан непокровенный,

Твой взор на груди потупленный.

Одна ты в рощице со мною,

На костыли мои склонясь,