Все события, описанные в книге, являются творческим вымыслом автора. Автор не призывает к аморальному поведению и действиям, нарушающим законодательство Российской Федерации. Персонажи и их действия не имеют ничего общего с объективной действительностью.

Глава 1

Около полудня по местному времени, по разбитой дороге провинциального города С., размазывая озерца грязных луж, мчался дорогой автомобиль черного цвета. Кузов автомобиля был тщательно вымыт и отполирован, и смотрелся в этом забытом богом городе, мягко говоря, пришельцем из другого мира, о котором пишут в журналах с картинками и показывают в заграничных музыкальных клипах. В лакированном покрытии дверей и крыльев автомашины отражались серые пятиэтажные сооружения, мелькали тополя и табачные палатки, лица и фигуры плывущих мимо людей. Стекла автомобиля были глухо тонированы, но это совершенно не мешало местному электорату знать и понимать, кто сейчас едет на заднем сидении. Машина плавно текла по мокрой улице, объезжая ямы и выбоины. Осень, в этом и без того сером городе, вызывала безбрежную тоску у жителей, но только не у того, кто сидел в этот момент на заднем сидении дорого автомобиля, который смотрелся среди всего этого, мягко говоря, чужим.

– Миша, блядь, выключи ты это говно, – донеслось до водителя с заднего сидения.

Водитель, молодой человек, двадцати пяти лет, прошедший службу в  батальоне разведки, видавший кровь, смерть и другие дериваты военных действий, работавший водителем без малого шесть лет, покорно убрал громкость динамиков клавишей на руле, и немного подумав, вообще выключил звук.

– Слушаете всякий шлак, в своём гараже, блядь. С вами на людях показаться стыдно. Зона, мама, вертухаи, зэки, воры, блядь. Миша, – мужчина приподнялся на заднем сидении и положил руку на водительское кресло. – Миша, вот скажи мне, что вынуждает тебя, это слушать, а? Ты же даже по административке не привлекался ни разу, ты блядь, святой вообще, ни куришь, не пьёшь, какая в жопу тюрьма?

– Это у нас все слушают, Юрий Василич, – робко протараторил водитель, не поворачивая головы и не отводя глаз от дороги, ловко уворачиваясь от пробоин в дорожном полотне.

– Это где, блядь, все? Это в гараже что ли, долбоебы, слушают? А, я понял, это у вас корпоративный стиль такой, да?

В кармане пиджака, Юрия Васильевича, раздался звонок мобильного телефона и оборвал диалог. Мужчина откинулся на заднее сидение, что-то фыркнул себе под нос, посмотрел в окно, после чего достал телефон и поднёс к уху.

– Слушаю тебя. Да… И… Быстрее, – мужчина замолчал и принялся внимать информацию из динамика. – Маша, короче, не еби мне мозги, на Баруева подготовь письмо, сука, гневное, за моей подписью, и пусть Шеев подпишет. Блядь, подпишет! Скажешь, моя команда! А заседание комиссии и проверку перенеси на завтра, я сегодня не успею. Блядь, не знаю я, придумай что-нибудь, ты секретарь или кто, я тебе деньги плачу, не нравиться – уебывай, нравится – придумывай и ври. Поняла? Молодец!

 Юрий Васильевич, опустил руку и засунул телефон в карман пиджака.

За стеклом машины одна серая улица, плавно перетекала в другую, за домами показались сопки, покрытие редкими деревьями. Если кто-то и изобретал, как остановить время, то первые опыты, причём успешные, он проводил в этом городе, где-то в конце 80-х годов прошлого столетия. С этого момента, жизнь в городе замерла. Конечно, жизнь текла своим чередом, люди рождались и умирали, влюблялись и расставались, все протекало по законам человеческой природы, но сам город замер. Он был похож на танк, который истратил весь боезапас, сжёг все горючее и просто остановился. Его бросили за ненадобностью. Войска ушли далеко вперёд, а надобность в старой машине пропала. В танке поселились змеи и насекомые, белки облюбовали дуло пушки, птицы свили гнезда в складках брони. Жизнь кипела в танке, но он стоял неподвижно и время уничтожало его, беспощадно покрывая коррозией и ржавчиной, не оставляя ни малейшего шанса на самый короткий и пусть даже учебный бой.

Мужчина расслабил галстук, взял из подлокотника бутылку минеральной воды, сделал пару глотков, и наклонился к водителю.

– Ещё раз это дерьмо в машине услышу, – Юрий Васильевич сделал глоток из бутылки, – я тебе ноги переломаю, сука, и пойдёшь на улицу, а лучше в шоу «Танцы», будешь там, на сломанных копытах индастриал выплясывать!

Парень за рулём автомобиля напрягся. За долгие годы работы с этим человеком, он твёрдо понял одно: слов на ветер он не бросает, и кроме того, отличается определенной кровожадностью.

– Вы мои гиппокампы, блядь, моя гвардия. Я ж вам айфоны купил, научил с Сири разговаривать. Когда же вы уже вырастите из всего этого, говна? – Юрий Васильевич ударил стеклянной бутылкой по правому виску водителя. – Я внятно изъясняюсь?

Водитель негромко агакнул и кивнул головой.

– Ну, то-то.

Мужчина откинулся на сидение, установил бутылку в подлокотник, встряхнул левой рукой, посмотрел на часы и театрально вздохнул.

Автомашина продолжала рассекать застоявшийся воздух забытого, маленького провинциального города. Осень пришла в город сразу после лета, закономерно и уверенно. Так же как ночь наступает после дня, и день снова расцветает после ночного мрака.

Юрий Васильевич достал из подлокотника небольшой пульт управления. На потолке автомобиля из пластикового продолговатого брикета выдвинулся экран и опустился под углом, позволяющим сидящему человеку, откинув голову назад, видеть происходящее на мониторе. На экране появился логотип марки автомобиля на зияющем черным фоне, который безжалостно поглотил связанные между собой фигуры и унёс их в черноту, но не смог сопротивляться зарождающемуся информационному потоку, готовящемуся к нападению на зрение и слух Юрия Васильевича.

Картинка на экране появилась быстро. Монитор вещал новости. На экране появилась студия, усыпанная сверху и снизу бегущими строками о курсе валют, акций, описаниями событий, которые по своей важности не удостоились озвучки диктором, но не смогли пройти мимо внимания редакторов. Вела передачу приятного вида женщина средних лет, в жакете, надетом поверх белой майки, или футболки (тут зрителю оставалось только гадать, если конечно кого-то это интересовало). Женщина читала текст о резонансной проверке готовности объектов теплоснабжения города Г. к отопительному сезону, проведённой руководством страны, и выявленных при этом чудовищных огрехах. Далее последовал видеоряд репортажа, на котором люди в костюмах, белых рубашках и бордовых галстуках клином, шагают возле труб, вентилей, огромных баков, в цехах и открытых пространствах. Все это сопровождалось бездушными закадровыми комментариями корреспондента с противным голосом.

Водитель остановился на перекрёстке на красный сигнал светофора. В зеркале заднего вида, во мгле затемнённой тонированными стёклами части салона он рассмотрел лицо начальника, ярко освещённое экраном, потом перевёл взгляд на дорогу и, наметив путь в объезд лужи и двух внушительных выбоин, нажав педаль газа, продолжил движение.

Монитор вкупе с устройством для его фиксации к потолку, и механизмами для появления и исчезновения, в перевёрнутом виде мог бы показаться впечатлительному человеку, творческой и креативной натуре, да и просто не лишенному воображения,  могилой с надгробным камнем. Но Юрию Васильевичу он ничем, ни казался. Юрий Васильевич был человеком конкретным. В этом смысле экран на потолке и Юрий Васильевич были похожи. Монитор был бездушной электронно-механическим устройством, которое просто воспроизводило на своём теле то, что дадут, и совершенно не задумывался о природе появления видеозаписи. Так и Савельева никогда не интересовали вопросы, вроде того, как, например, звали корову, из кожи которой сделали обивку сидения, на котором он сейчас сидел, кто это сделал, в каком возрасте и физическом состоянии был этот человек, или это была машина, а если так, то кто её придумал, собрал и обслуживал, почему выбрали именно такой цвет и расстояние между точками в перфорации. Савельеву было, как он сам любил изъясняться, «похуй». Он знал, что сиденье предназначено для того, чтобы он на нем сидел, кожа предназначена для того чтобы приятно охлаждать ладони, когда он кладёт на сиденье руки, люди предназначены для того чтобы ими управлять, эмоции предназначены для того чтобы их получать, а человеческие потребности предназначены для того чтобы их реализовывать.