Но миновала трудная зима. Весной 1933 года мы призвали новобранцев-станичников на четырехмесячные сборы. Что это были за люди! Почти все больны дистрофией, и мы сразу же посадили их на "диету", в первый месяц занимаясь по ограниченной программе.

Но где-то с июля вошли в нормальную колею. К этому времени резко изменилась в лучшую сторону и обстановка в станицах. Помог удавшийся на славу урожай и неустанная работа местных партийных и советских органов.

За трудами и заботами незаметно наступил 1934 год. И вот в феврале поступил неожиданный приказ: меня переводят в Белорусский военный округ на должность начальника артиллерии Полоцкого укрепрайона.

Жалко было покидать уже крепко сплоченный полк. К тому же и комкор Ковалев, и командующий войсками округа были за то, чтобы я остался на прежней должности. Но приказ НКО подлежал выполнению. Пришлось собираться в дальний путь.

* * *

По прибытии в Полоцк я представился коменданту УРа Варесу и комиссару Смирнову. Оба приняли меня почему-то не особенно приветливо. Как впоследствии выяснилось, они прочили на эту должность начальника штаба артиллерии УРа. А получили совсем незнакомого человека, как говорится, кота в мешке.

Но это - вначале. Позднее, присмотревшись друг к другу, мы даже подружились.

Штаб УРа возглавлял А. Н. Крутиков, который впоследствии командовал 7-й армией, возглавлял штаб Карельского и 1-го Дальневосточного фронтов. Остальной же состав штаба, крайне урезанный по штатам, с трудом справлялся со стоявшими перед ним задачами.

Два пулеметных батальона УРа, которыми командовали Шапкин и Фролов, довольно четко несли трудную службу, поддерживая в порядке и свое многочисленное военное хозяйство. Система пулеметного огня у них была отработана отлично. Словом, я сразу же понял, что пульбаты способны в случае необходимости достойно выполнить основную свою задачу - вести бой любой продолжительности из своих долговременных сооружений, которые, кстати, тоже поддерживались в хорошем состоянии.

Артиллерия УРа была представлена всего лишь одним полком. Начал знакомиться с ним. И вот тут-то меня ждало прямо-таки разочарование. Оказалось, что полк укомплектован орудиями еще времен первой мировой войны! Это были 76-мм пушки образца 1902 года, 122-мм гаубицы образца 1909 года и даже - что совершенно непонятно - 107-мм пушки образца 1897 года! То есть еще времен японской войны! Да этим "старушкам" место разве что в музее!

При первой же встрече с начартом округа Д. Д. Муевым я высказал свое недоумение относительно вооружения полка, на что последовал ответ, что это дело не мое, и даже не округа. Комплектацией артиллерии УРа непосредственно занималась, дескать, Москва, нам же категорически запрещено проявлять какую-нибудь инициативу.

В заключение Муев сказал, что в случае войны на УР "сядет" по крайней мере корпус, вот тогда-то все и станет на свое место. Этими перспективами, мол, нам и надлежит пока удовлетвориться. Сейчас же наше дело - иметь отрекогносцированные ОП и НП, привязанные и нанесенные на карты; артдокументацию - плановые таблицы, планшеты, карточки с ориентирами и полями видимости и так далее. А поскольку все это составляется безотносительно к конкретному боевому составу артиллерии, то наиболее действенной документацией пусть явится та, что будет привязана к реально существующему полку.

Что ж, теперь все ясно.

В интересах сохранения особой секретности УРов, а точнее, системы долговременных железобетонных сооружений, проводить учения стрелковых дивизий в них воздерживались. И я не помню, чтобы в период с 1934 по 1940 год подобные учения с полевыми войсками проводились.

А зря. Ведь как показали первые месяцы Великой Отечественной войны, далеко не каждый красноармеец из полевых войск, неожиданно посаженный в дот, мог умело и спокойно действовать в его тесных стенах. К доту надо еще привыкнуть, как говорится, обжиться в нем. Я не раз потом расспрашивал красноармейцев и младших командиров о том, какие чувства они испытывали, впервые оказавшись в доте. И все они в один голос отвечали - не совсем приятные. Толщина бетонных стен, говорили опрашиваемые, как бы давит на тебя, а вид поля боя через узкую амбразуру угнетает своей ограниченностью.

К словам этих бойцов трудно что-нибудь добавить.

В мае 1935 года меня назначили начальником отделения боевой подготовки управления начальника артиллерии Белорусского военного округа. А короче помощником начальника артиллерии округа.

Причиной такого назначения, как говорили, послужило то обстоятельство, что кандидата на эту должность приказали искать в самом округе. Муев же не захотел трогать никого из начальников артиллерии корпусов. Вот тогда-то его выбор и пал на меня, относительно нового человека в округе.

Откровенно говоря, я был рад поработать помощником у Д. Д. Муева. За год службы в Белорусском военном округе успел узнать о нем много хорошего. Слышал, например, что Муев отличается самостоятельностью взглядов, никогда не заискивает перед старшими начальниками. Говорили, что командующий войсками округа И. П. Уборевич высоко ценит своего начарта.

А Д. Д. Муева и нельзя было не ценить. Это был прекрасный артиллерист, всесторонне образованный человек. Полковник царской армии (по специальности артиллерист), он с первых же дней создания РККА добровольно влился в ее ряды. Готовил красных командиров-артиллеристов, воевал на фронтах гражданской войны. И вот сейчас возглавлял артиллерию очень сложного, приграничного округа.

...Уборевич, когда Муев представил меня как своего нового помощника, сдержанно поздоровался. А узнав, что я в свое время служил в 28-й стрелковой дивизии, а потом и припомнив меня по встречам в 1927-1928 годах, оживился, поздравил с повышением, выразив уверенность в том, что я оправдаю оказанное доверие.

В июне 1935 года состоялось командно-штабное учение со штабом конно-механизированной группы (армии). В нем участвовал и я, так как на военное время был приписан в эту группу на должность начальника артиллерии. Вот здесь-то мне и довелось впервые познакомиться с С. К. Тимошенко (он занимал тогда должность заместителя командующего войсками округа). С. К. Тимошенко при поездках в штабы корпусов и дивизий обязательно брал с собой меня, начальника артиллерии группы. Я исполнял при нем как бы две роли начарта и представителя штаба группы (армии) по общевойсковым вопросам. Видимо, моя работа С. К. Тимошенко понравилась, так как он как-то обронил, что запомнит меня. Но осенью 1935 года С. К. Тимошенко был переведен в Киевский Особый военный округ, а вместо него к нам прибыл И. Р. Апанасенко.

Весной 1936 года по инициативе того же И. Р. Апанасенко в округе создали небольшую и совершенно засекреченную штабную организацию, назвав ее инспекцией. Туда вошли Р. Я. Малиновский, П. А. Найденов, П. Д. Уткин и я. В случае войны эта инспекция по замыслу ее создателей должна была развернуться в штаб конно-механизированной армии.

Повторяю, дело считалось особо секретным. Мы даже не имели права писать кому-либо в войска или получать оттуда корреспонденцию.

Кстати сказать, Малиновский и я убедительно просили не назначать нас в инспекцию, а оставить на занимаемых прежде должностях: Малиновского - в оперативном отделе штаба округа, меня - на должности помощника начальника артиллерии округа. Но Уборевич, вызвав нас к себе, довольно строго отчитал за непонимание оказанного нам доверия. И, указав на важность создаваемой организации, в наших просьбах отказал. Так я ушел от Муева. Правда, Малиновский вскоре уехал в Испанию. И нас в инспекции осталось трое: Уткин, Найденов и я.

К чести Д. Д. Муева, он до самого лета 1937 года не брал себе помощника, настаивая на моем возвращении на прежнюю должность. Но И. П. Уборевич и И. Р. Апанасенко оставались непреклонными.

В первых числах марта 1937 года мне, ставшему к тому времени уже полковником, было приказано прибыть в одно из центральных управлений Наркомата обороны. Я безмерно обрадовался этому, наивно полагая, что вызов связан с отправкой в Испанию, куда многие из нас тогда упорно просились.