Звонили долго, нагло. Константин терпеть не мог таких истерических звонков в дверь. Он вернулся домой почти в три ночи. Сначала по горячим следам допрашивал шулера, промышлявшего грабежом, некоего ублюдка по кличке Кашалот, имевшего две судимости и боявшегося третьей, а потому показавшегося ему наиболее поддающимся обработке.

Однако Кашалот, производивший впечатление слабого звена, таким не оказался. Он вел себя дерзко, в открытую хамил Емельянову, отчего пару раз даже схлопотал по зубам. Впрочем, с точки зрения опера, врезать такой мрази было благим делом.

Словом, Кашалот неожиданно оказался твердым орешком. Емельянов отправил его обратно в камеру, а сам пошел в соседний отдел. Там праздновали день рождения знакомого опера.

Для разгона выпили в кабинете, затем, с легкой руки именинника, отправились в шашлычную в самом низу Греческой улицы, почти рядом с парком Шевченко. Там ели шашлыки, пили водку, потом пиво, в общем, только около трех часов ночи служебная машина привезла Емельянова домой.

Бурное празднование дня рождения помогло Константину хоть немного отвлечься от печальных, даже тревожных мыслей, не дававших ему покоя. А мысли действительно были очень тревожными.

Емельянову не нравилось в последнее время поведение Тищенко – он был уж слишком ласков и покладист. Это могло означать, что начальник ищет компромат, чтобы прижать Константина к ногтю, и, возможно, что-то уже нашел.

Емельянов знал, что Тищенко пойдет на что угодно, чтобы его уничтожить. А значит, он находился в постоянной опасности и должен был держать ухо востро.

К тому же опера беспокоило поведение Кашалота. По всем законам, прекрасно работавшим раньше, тот уже должен был сломаться и выдать своих. Но он этого не делал. Значит, откуда-то чувствовал мощную поддержку. А это не просто не нравилось Емельянову, это очень его беспокоило.

Самым плохим был вариант, если бы Кашалот получил эту самую поддержку от кого-то из милиции – к примеру, от людей Тищенко. Тогда шулера могли заманить, и раскрываемость дела у Емельянова пострадала бы очень серьезно. Значит, это необходимо было вычислить, действуя очень аккуратно.

Это отвлечение от тревожных мыслей в виде бурного празднования чужого дня рождения привело к тому, что Емельянов как всегда перепил, и теперь вместо раннего начала рабочего дня его ждала головная боль.

Ругаясь на чем свет стоит, под надсадную трель звонка Константин с трудом спустил ноги с постели, цыкнул на котов. Затем, пошатываясь, поднялся. В голове словно бил чугунный бубен. И Емельянов в который уже раз дал себе зарок больше не пить, прекрасно зная, что это обещание улетучится прямо к завтрашнему вечеру.

Больше всего на свете ему хотелось завалиться обратно в кровать и спать дальше. Но сделать это было невозможно.

А потому он поплелся через узкий коридорчик своей крохотной квартиры и приоткрыл дверь.

– С ума сойти! – Просунув в щель ногу, на пороге возник коллега Константина Влад Каров, оперативник из соседнего отдела, с которым он сдружился в последние два года. – Я подумал уже, что тебя застрелили!

– Ага, насмерть… – Емельянов направился в кухню, к крану с холодной водой.

– Костя, давай бросай пить! – Влад, маячивший за его спиной, произнес это с какой-то странной интонацией. Емельянов не придал этому значения. Напившись ледяной воды, он обернулся:

– Что за пожар?

– Ну, понимаешь… – Каров переминался с ноги на ногу.

– Говори короче, какие у тебя неприятности!

– У меня? – Влад исподлобья взглянул на Емельянова. – Да нет, у тебя.

Похмелье сняло как рукой. Все сразу стало на свои места – и истерическая трель звонка, и странная интонация Карова, и то, как он маячил за спиной.

– Говори! – в сердцах рявкнул Константин.

– Кашалот покончил с собой в кабинете Тищенко. А перед этим накатал на тебя заяву. Короче, Тищенко собрал на тебя хороший материал… Влип ты, Костян.

– Не называй меня так! – вспылил Емельянов. – Еще бы Кастетом назвал! Что за чушь ты сейчас сказал?

– Это не чушь, к сожалению. Это произошло сегодня в девять утра. Я сразу помчался за тобой.

– Что делал Кашалот в кабинете Тищенко?

– Тот потащил его на допрос. Якобы главная роль в твоем деле, и все такое… Ну, ты понимаешь. На самом деле копать под тебя решил. И с самого начала велел Кашалоту накатать на тебя заяву – мол, ты его бил, заставил себя оговорить… Он и написал.

– Дальше что? – нахмурился Емельянов.

– Дальше бред какой-то. В кабинете Кашалот был без наручников, без охраны. По словам Тищенко, он вдруг начал орать и вскочил на подоконник. Окно было приоткрыто, Кашалот распахнул его ногами и попытался выброситься.

– И Тищенко, конечно, не смог его поймать!..

– Ну, он обалдел. И тут в руке Кашалота появилась бритва.

– Откуда бритва в камере? – оторопел Емельянов.

– А ты не знаешь, да? За деньги кто-то передал. Короче, Кашалот этой бритвой резанул себя по горлу, но выпрыгнуть не успел.

– Что за чушь… – Константин не мог прийти в себя.

– Говорю, как произошло. Умер он мгновенно, перерезал себе горло достаточно глубоко, как раз в сонную артерию попал. Ну, и свалился вниз. Шухер поднялся – ты себе не представляешь! А Тищенко сразу гнуть начал – мол, ты Кашалота до нервного срыва своими издевательствами довел.

– Ага, я, – Емельянов хмыкнул. – Тищенко сам в дерьме! Ведь все это произошло в его кабинете. Почему руки Кашалота были свободны, почему не было охраны? Ага, как же, я! Тищенко самого теперь ждет служебное расследование.

– Это да, – согласился Каров. – Пытаясь тебя прищучить, он сам несколько перемудрил.

– Перемудрил! – хмыкнул Константин. – Это еще мягко сказано! Но тут вопрос в другом…

– В чем?

– Что это за хрень? Кашалот – слабый, трусливый вор! Он и в карты мухлевать научился лишь потому, что боялся воровать. Нервы слабые, мозг неразвитый. И вдруг такое? Обдолбался он наркотой какой-то, что ли? Но зачем? Раньше с наркотиками он замечен не был. И с барыгами не вязался. Да, ему грозил солидный срок. Но чтобы вот так? – Емельянов пожал плечами.

– Тищенко на каждом углу орет, что это твоя вина. Недоработка, так сказать.

– Ну понятно, чья же еще! Это же я ни к селу ни к городу в 9 утра потащил его на допрос! Я вообще не понимаю, зачем Тищенко это сделал. Кашалота я допрашивал вчера. И он был в полной несознанке. У меня был план – помариновать его в камере дней пять, чтобы здорово напугался, а затем снова потащить на допрос. Зачем же Тищенко это сделал?

– Вот у него и спроси! Я для этого за тобой и прибежал. Ты на месте должен быть, чтобы от всего отбиваться. А не валяться после водки, как не знаю что!

– Тоже мне праведник нашелся! – хмыкнул Емельянов.

– Короче, одевайся, и поехали. Я машину подогнал.

Умывшись холодной водой, Емельянов переоделся в чистую одежду, покормил котов и поехал с Владом. Все случившееся напоминало ему страшный сон.

Впрочем, так длилось ровно пять минут. Через эти пять минут Константин быстро взял себя в руки. На самом деле ничего страшного не случилось. Подобное происходило сплошь и рядом. Виновны были исключительно сотрудники режимной службы, которые не обыскали Кашалота перед тем, как отправлять на допрос. Ведь перед допросом обыск должен был быть особенно тщательным.

В практике Емельянова уже был похожий случай. Правда, тогда он допрашивал прямо по горячим следам, а не задержанного, привезенного из СИЗО. Подозреваемый в краже пытался сбежать по крышам, но Константин бегал быстро, и очень скоро задержанный вор сидел у него в кабинете.

Его обыскали. В кармане обнаружили золотые украшения, украденные из квартиры. Эта находка так порадовала Емельянова, что на все остальное он просто не обратил внимания. Именно поэтому вора обыскивали не так тщательно.

Потом опер стал его допрашивать. Но, улучив момент, вор набросился на Емельянова с острой бритвой, которую прятал в ботинке. Константин владел приемами борьбы, однако все произошло слишком уж неожиданно, и вор сильно порезал Емельянову руку. А потом успел полоснуть себя бритвой по горлу.