– Это интерны наши. И среди них есть очень даже симпатичные медбратики, – Света хитро ухмыляется и заговорщицки мне подмигивает. – Так что мы тут быстро найдём тебе нового мужа.

Я вздыхаю. Нет уж! Я только что оттуда и обратно в жены не очень-то хочу. Хотя где-то глубоко в душе маленькая девочка запрыгала и захлопала в ладоши при мысли о романтическом приключении с каким-нибудь привлекательным интерном. Во всяком случае, я уже два месяца как свободная женщина и могу позволить себе небольшое увлечение.

Наконец рыбаки и их сопровождающие погрузились в белые машинки. Проводив взглядами, как они тихоходной колонной отъезжают от парадного входа, направляемся к Лидии Михайловне.

Она уже проснулась и сидит на кровати, сосредоточенно надевая слуховой аппарат.

– Доброе утро! – жизнерадостный голос Светы наполняет небольшую комнату. – Это правильно. Сразу аппарат одевайте, а то вы не только Егорыча, всех скоро на оперу подсадите.

Я непонимающе смотрю на них. Лидия Михайловна улыбается глянцем вставных протезов:

– А ему даже полезно было просветиться, – она поворачивается ко мне. – Тут как-то Света пошла на планерку во втором часу. А я думаю, посмотрю передачу про Карузо. И так мне этот аппарат надоел. Я его возьми, да и сними, – она смеётся с видом весёлой проказницы, и лучики морщинок разбегаются от её глаз. – А Егорыч из восемьдесят восьмой комнаты, что за стенкой, хотел матч то ли футбольный, то ли хоккейный, черт его знает, посмотреть. Так вот подходит он ко мне за обедом и говорит: "Ну, что? Пойдете со мной в оперу в следующую пятницу. Говорят, недурственные артисты выступают". А я ему: " Чего это ты?" А он, оказывается, всю передачу со мной прослушал. Говорит: сначала палкой в стену постучал – не слышу. Хотел уже идти ко мне, чтобы я, глухомань, потише звук сделала. А потом заслушался. Красиво, говорит, поют. Ой, умора.

– Они теперь каждый месяц на премьеры ходят, – вставляет Света, подавая Лидии Михайловне стакан воды и три таблетки. – Цинниризин, Тромбо асса и половинка Эналаприла, – обращается она ко мне уже более серьезным тоном. – Ну, мы с тобой еще в больницу сходим сегодня, карточку посмотрим, я тебе про лекарства расскажу.

– Таблетки, таблетки… Ох, старость – не радость, – улыбка сходит с лица Лидии Михайловны.

За завтраком мы заняли столик у окна. Просторная столовая пропитана волшебными запахами кофе и свежеиспеченных булочек с корицей. За столиками сидят бабушки и дедушки, склонив головы над тарелками, и медленно пережевывают еду. Среди моря седых голов и рубашек пастельных тонов яркими пятнышками выделяются синие униформы работников. Это молодые люди и девушки, а также женщины среднего возраста. Они смеются, что-то рассказывают друг другу и своим пожилым собеседникам. Замечаю, что негромким фоном из колонок под потолком доносится классическая музыка. Она играет тихо и ненавязчиво, создавая приятную атмосферу, наполняя душу умиротворением и спокойствием.

– Не могу с утра много есть, – Лидия Михайловна отодвигает свою тарелку с овсяной кашей и сухофруктами. – Пока ещё нет сил что-то жевать.

– А их и не будет, если ничего не пожевать, – Света мягко возвращает тарелку на прежнее место.

– Кто тут опять есть отказывается? – за спиной раздаётся громкий бас. – У нас в спорте говорят: кто завтрак не съел – тот сопернику 10 очков форы подарил.

Оборачиваюсь и вижу высокого пожилого мужчину с залихватскими белыми усами. Он опирается на деревянную палку с массивной рукояткой и улыбается. Рядом с ним стоит девушка неопределенного возраста с длинными ресницами и грустным взглядом. В её руках поднос с двумя тарелками.

– Доброе всем утро! Мы к вам присоединимся? – спрашивает старик.

– Доброе утро! Конечно, садитесь. Знакомьтесь: это Вита – моя новая сменщица, – Света указывает на меня широкой ладонью.

– Очень приятно. Василий Егорыч, – поглаживает свои мохнатые усы подошедший. – А это Эля.

– Мне тоже, – я улыбаюсь ему в ответ.

Так вот он какой, новоиспечённый любитель оперы.

Вспоминаю утренний разговор и смотрю на Лидию Михайловну. С ней произошла разительная перемена. Она чинно ест кашу, медленно поднося ложку ко рту, и закусывает сдобной булочкой.

– Ешь, ешь, а то как ты со мной в бильярд играть будешь? Мы тут с мужиками просто подсели на него.

– Какой ещё бильярд? – хмурится Лидия Михайловна, проглатывая очередную ложку каши. – Давай лучше на "Травиату" в следующую пятницу сходим. А то, что за радость тяжелой палкой по шарам бить?

– Вот вам, девчонки, лишь бы не напрячься лишний раз. Когда я… это… физкультуру преподавал, вечно девчонки отлынивали: в высоту прыгаем – сделайте им планку пониже, подтянуться нужно – так у них руки слабые. Эх! Да бильярд просто создан для нас, пожилых, так сказать: сделал удар – ходишь, отдыхаешь, а можешь и присесть. Если уж старики справляются, так ты, молодуха, нас вообще всех сделаешь и даже не устанешь.

Лидия Михайловна кокетливо улыбается. От её капризного настроения не осталось и следа. В её глазах загораются озорные искорки, и она живо отвечает:

– Да ну тебя, Егорыч. Скажешь тоже. Но на "Травиату" тоже пойдём, – делает нарочито строгое лицо Лидия Михайловна.

Они продолжают шутливо препираться. Делаю ещё один глоток ароматного кофе и невольно закрываю глаза от удовольствия.

Ммм, вкусно!

Как странно. Старческие голоса так похожи друг на друга. В молодости у нас у каждого свой индивидуальный голос: писклявый или низкий, с мягкими тягучими обертонами, с особыми звонкими нотками или, напротив, глухой, сиплый. А с возрастом все эти сопрано, меццо и контральто превращаются в скрипучие, как несмазанные петли, голоса. Интересно, когда это происходит? Вчера только щебетала девичьим голоском, а завтра уже скрежещешь, как ржавая труба? Или грустная метаморфоза происходит постепенно, незаметно в кутерьме повседневной жизни?

Мои размышления прерывает резкий взрыв хохота за столом. Егорыч рассказал какой-то анекдот, который я прослушала. Криво улыбаюсь, стараясь сделать вид, что я тоже в теме.

Пока шумный гогот не затихает, Света шепчет в мою сторону:

– В 11.00 у неё массаж, отведем, заодно захвачу её медицинскую карту, посмотришь. Не хочу при ней обсуждать болезни, а то опять начнётся… – И она картинно прикладывает руку ко лбу и устремляет взгляд в потолок.

Лидия Михайловна увлечена своим кавалером и не замечает наших шушуканий.

Её тарелка чиста, а на лице довольная улыбка. Да, порой весёлая беседа и добрый друг действуют поэффективнее любой таблетки и микстуры.

-Ну, как-то так. Обычные стариковские болячки. Ничего особенного, – Света захлопывает пухлую медкнижку.

–Для такого возраста вполне неплохо.

Мы сидим у кабинета массажа в больнице. Светлый пол сверкает полировкой, чистые белые стены отражают дневной свет, и коридор кажется ещё шире, чем есть на самом деле. Повсюду стоят горшки с высокими зелеными растениями. Их будто кожаные плотные листья словно натёрты воском. Всё вокруг сверкает чистотой и стерильностью.

Наш разговор прерывает чувственная испанская мелодия. Света достаёт свой мобильный телефон, и со словами: "Мне так нравятся эти латиноамериканцы", нажимает кнопку ответа вызова:

–Что? Разорвал? Полностью?!

В трубке тихо слышны отголоски детского лепета.

– Я же тебя за старшего оставила!

Озабоченная мать отходит в сторону и делает мне жест, из которого понятно, что разговор будет долгим. Я подхожу к стеклянным входным дверям. Сквозь прозрачные окошки вижу группу постояльцев в разноцветных панамах. Рядом с ними медсёстры и медбратья: кто-то с тяпкой, кто-то с ведром. Они расположились вдоль выложенной узорчатым камнем дорожки. Один крепкий парень везёт тележку с рассадой, и желтые головки цветов раскачиваются в такт движению колес. Беззвучно шевеля губами: "Я выйду?",– указываю на дверь. Света одобрительно кивает головой и углубляется в чтение нотаций сыну.